- Да? - голос Билла опять звучал незнакомо.

Как будто он приходил в себя после долгой простуды или ещё какой болезни. Звук был почти на октаву ниже, чем обычно.

- Пожалуйста, прекратите стучать, мистер Дюмонт. Вы извините, но к нам поступают жалобы.

- Стучать?

- Да, уж простите за беспокойство.

- Ничего. Всё в порядке.

Билл аккуратно повесил трубку и включил свет в коридоре, думая про себя, что мол, ничего, сейчас мы всё узнаем, вернулся в спальню, зажёг свет, достал диктофон и нажал на кнопку ПЕРЕМОТКА.

И впервые разглядел свои руки, свои предплечья.

Они были покрыты кровью. Не потом. Кровью. Часть уже успела свернуться, часть оставалась свежей - по большей части на костяшках. Он взглянул на изголовье кровати, на которой лежал диктофон, проматывающий плёнку и увидел размазанные следы крови, расколотое дерево, щепки.

Боли он не чувствовал. Его длинные ухоженные ногти были расколоты, глубоко под ними застряли крупные древесные занозы. Но он ничего не ощущал.

Билл вбежал в ванную и включил воду. Правой руке досталось сильнее, поэтому он тёр её левой.

Плоть казалась мягкой, подобной свежему пузырю ожога. Будто под поверхностью его мяса скрывался гной.

Билл взглянул в зеркало. У его отражения были набрякшие мешки под глазами, а сам взгляд болезненный и раздражённый. Он раскрыл рот и увидел два ряда сереющих зубов, его дёсны и нёбо были обсажены молочно-белыми гнойниками.

Основание языка было чёрным.

Вот теперь он и в самом деле начал потеть.

Он сорвал свою пижамную рубаху. Кожное раздражение напоминало футболку с красными блёстками, надетую на его спину и верхнюю часть торса.

Билл испытал желание заорать, ему хотелось вбежать в комнату и крушить всё вокруг в припадке ярости.

Что с ним происходит? ВИЧ? Рак?

Как это с ним произошло?

Всего лишь за одну ночь.

Билл вырвал из головы клок волос. Кожа головы была такой размякшей, что он почти ничего не ощутил.

Ладно, - подумал он про себя. - Нужно вернуть себе контроль. Ты проснулся. Возьми себя в руки.

Билл дошёл до телефона и некоторое время крутил “Ролодекс” в поисках имени своего доктора, после чего набрал номер. Оператору колл-центра он сказал, что дело срочное, нет, спасибо большое, в больницу он не поедет, пожалуйста, пусть он перезвонит ему, как только окажется на месте. И да, он знает, что сейчас четыре часа утра. Я заплачу доктору за вызов в четыре часа утра, - сказал Билл. - Просто передайте ему.

А потом он включил диктофонную запись.

Поначалу был слышен лишь храп. И храп был обильным. Глубокий нутряной звук бесил его, внушал отвращение. А потом раздались всхлипывания - Господи Боже! Он и впрямь стонал во сне. Как будто кто-то сжимал его, мучал, делал его старым, слабым и жалким. Это было почти так же отвратительно, как храп.

После раздался булькающий звук.

Дышу, - подумал Билл. - Наверное. Просто омерзительно.

Наконец-то Билл услышал собственную речь.

- Я слыхал, что ты вроде бы всё поняла, - сказал он.

И тут же добавил что-то слабо и неразборчиво.

А потом произнёс:

- Ты должна была ожидать чего-то подобного.

Плёнка записывалась только в моменты фиксации звуков, поэтому было невозможно определить насколько продолжительны были интервалы между его фразами.

- Ты должно быть слышалa группу “Грейтфул Дед”, - сказал он. - У них была песня “Питер и Волк”, ну ты её знаешь. “Я сказал лишь - заходи…”. Все эти слова были бредом, в них не было никакого смысла.

Внезапно Билл из записи начал выть, вопить, барабанить по изголовью так громко, что ему пришлось убавить звук. До него как шрапнель долетали лишь обрывки фраз и отдельные слова.

- Ааааааа!... ты мне не, ты мне не... дерьмо! Дерьмо! ....фффффуууааа!... ломай его! Прибей!... Дай сдачи!... уничтожь его полностью!...

Биллу снова пришлось выкрутить звук - его речь стала неожиданно тихой - пришлось дважды перемотать, чтобы понять о чём речь.

- Пусть Милли не помирает до расторжения брака. Судя по всему, будет куча грязищи.

«Не помирает» вместо «не покупает». Энни ошиблась.

Он не торговался.

Если честно, этот голос вообще не был похож на голос Билла. Слишком мелодичный. Это проявлялось в отдельных тонах. Билл не мог понять в каких конкретно.

Голос был почти… женским. Тихим и неразборчивым.

Он решил продолжить прослушивание, однако остаток записи представлял собой вопли и избиение стены. Неудивительно что соседи на него пожаловались.

Он перемотал плёнку и вновь послушал тот отрывок.

- Пусть Милли не помирает до расторжения брака. Судя по всему, будет куча грязищи.

Билл слегка отхлебнул скотч из бутылки, стоящей поодаль. А потом ещё разок. И ещё один раз - вдогонку.

Где же этот хренов доктор?!

Дрожа он свернулся калачиком в постели, зажав диктофон в обеих руках, как будто тот был каким-то блестящим металлическим плюшевым медведем. К сожалению, это не умаляло его мучений. Раз за разом проматывая плёнку - уже проваливаясь в сон, он понял, что речь идёт не о какой-то Милли, а о Вилли. Вилли - так его иногда называла Лора.

Лора, которая только что получила развод.

- Пусть Вилли не помирает до расторжения брака. Судя по всему, будет куча грязищи.

И тут, впервые на своём веку, он вспомнил, что ему снилось. Во сне он распадался, превращался в жижу.

Билл лежал в кровати, но чувствовал себя так, будто валялся на открытом огне или постели из раскалённых углей, короче говоря чего-то, что очень отличалось от его ортопедического матраса. Его плоть разлагалась и таяла, жир стекал вниз по телу, окрашивая простыни в жёлтый, потом в коричневый, потом в красный - и, в самом конце, в чёрный цвет его обугленного торса. Раскалённая кожа туловища лопалась и сползала с его груди, с его ляжек, с его брюха, выделения стекали под кровать, образуя мутное перенасыщенное кипящим жиром варево.

Грязь. Кучу грязищи.

Но боли не было. Только ужасающее, гнетущее ощущение, расцветающее внутри его нутра - на это раз песенка Билла и вправду спета, он потерял контроль над собой в худшем из всех возможных смыслов, и вот к чему всё это привело, точнее даже - вот какая каша была из всего этого сварена, ха-ха-ха, жир и плоть распадаются и скользя стекают на персидский ковёр.

- Судя по всему, будет куча грязищи, - услышал он собственный голос и увидел старого доброго соседа Гарри; тот стоял на лекторской трибуне и произносил: - То, что тебе снится - это то, что ты воспринимаешь, рассматривая Других, рассматривающих тебя, а потом откуда-то появилась Лора, взглянула на него и произнесла: - Ты ведь и в самом деле мерзкий слизняк.

В этот раз ему не оставалось ничего, кроме как согласиться. Он в самом деле напоминал слизняка.

И когда Билл проснулся, его левый глаз уже вытек из глазницы на щеку, чтобы присоединиться к правому, таявшему на груди. Он и вправду чертовски напоминал слизняка.

перевод: Горящий Жираф

"Я сделаю для тебя все, что угодно"(черновик) Эдвардa Ли

Эта история послужила основой для совместной работы Кетчама и Ли над сборником "Расстройство Сна".

- Пожалуйста, прошу, не поступай так с нами, Клэр! - молил Родерик, сбегая по каменным ступеням огромного дома.

С нами, - поморщилась Клэр. - Ему тридцать, а он все еще живет со своей мамочкой. Боже!

Несчастный, гнусавый Родерик засвидетельствовал:

- Я сделаю для тебя все, что угодно!

Сколько раз она слышал эту фразу за последние девять месяцев? Постоянно! Ну, почему до тебя никак не дойдет? Мне ничего от тебя не надо! - хотела закричать Клэр. Вместо этого она развернулась и сказала:

- Пойми. Все кончено.

Озадаченный, он растопырил руки.