Позже Алина говорила отцу, до которого баба Вера донесла обо всем произошедшем, что почувствовала запах травы, которую курил Алеша со своей шкурой, поэтому решила прекратить этот мерзкий бордель. Седой (только этот неразумный кретин был способен поверить в подобную чушь) даже похвалил маму, а вот бабке, этой несчастной старухе, он вставил нагоняй. Бабушка никак не могла понять за все годы побоев, что лучше молчать, чем выслуживаться перед сумасшедшим сыном за чей-то счет, ведь от этого лишь ей самой бывало плохо. Что касается Алеши, он понял, что от жены соседа ему теперь уже никуда не деться.

Алина перестала контролировать свое поведение, она сбегала к любовнику в любое время, если того желало ее половое влечение. Отец начинал подозревать неладное. Да нет, до него дошло, что жена изменяет ему, но не дошло, с кем. Он стал безбожно колотить Алину в надежде выбить правду, пытался запирать неверную жену, но та находила неординарные выходы. Первый раз, когда тиран ушел к дяде Славе, мама выцыганила ключи у дедушки. После этого Седой избил и ее, и родного отца, а ключи у родителей отнял. Второй раз Алина перелезла с нашего балкона на соседний, вышла через чужую дверь с помощью хозяина квартиры, который был ввергнут в некое недоумение, вернулась в свой подъезд, но уже в квартиру любовника. Когда папе, сидевшему тогда на кухне очередного товарища по стакану, доложили, что его жена, словно мартышка, скачет по балконам, он впал в дикую ярость. Он так избил неверную, что той даже пришлось лечь на пару недель в больницу. Когда Алину выписали, она, так сильно за эти дни заскучавшая по любовнику, явилась сначала именно к нему. Отец не знал, что она дала деру раньше уговоренного времени и поехал за ней, но в назначенном месте ее не оказалось. Папа сразу понял, что мать у любовника, но он и не думал, что она так близко. Пока Седой пил с горя, Алина жила в соседней квартире и не выходила оттуда несколько дней. Своей невероятной привязанностью эта дикая кошка заставила Алешу полюбить себя, и он принял наконец эти отношения, которые сначала считал нелепицей. Он предложил Алине свое заступничество, но та отказалась, хотя ей и было приятно, потому что считала, что это доставит воз лишних проблем. Изменница пока была не готова к разоблачению и последующему разводу. Когда она вернулась домой, папа жестоко избил ее, неистово желая узнать имя того, кто был с ней все эти дни, но та лишь смеялась мужу в лицо, опьяненная своей любовью. Безмозглый Седой так ничего и не понял. В таком цирке мы кружились почти год.

Однажды летом мама снова куда-то сбежала, но уже не к любовнику, что для самого Алеши, считавшего мою мамашу уже почти своей собственностью, стало большим удивлением. Гулящей кошки не было сутки. Седой искал ее по друзьям и подругам, но тщетно. Озадаченный, он сидел на лавке и курил Приму (потому что на другие сигареты денег не хватило). К подъезду вышел Алеша.

–Здорова, Седой! Чего злой такой?

Отец ответил с печальной злостью:

–Представляешь, Алинка опять сбежала. Бросила нас с дочерью и шарахается по койкам. Вернется – прибью.

Я сидела рядом с отцом и болтала ножками в новых сандаликах, подаренных мне любимым дедушкой. Мне было привычно слышать такие разговоры, поэтому я даже не шелохнулась, ни один мускул на моем маленьком конопатом лице не дрогнул от мысли, что моя мать снова будет побита: мне было ее нежалко. Дикость, не правда ли? А вот на Алешином лице мускул дрогнул. И не один.

–Как так? Куда сбежала? – в волнении, которого не заметил мой тупой отец, спросил он.

–Да кто ж ее знает! – рассерженно фыркнул Седой.

Алеша был взбешен тем, что мама сбежала не к нему. Он был не настолько глуп, чтобы думать, что та сидит у подруги. Папа рассказал ему, что он всех подруг обзвонил, что сбежала она ни с того ни с сего, что ссор не было, просто он проснулся вчера, а ее нет. Алеша за эти месяцы хорошо узнал свою любовницу, он не был таким слепцом, как мой несчастный папаша, поэтому он знал, что практически нет других вариантов, кроме того, что Алина вторые сутки зависает на хате с каким-то мужиком, одним в лучшем случае, и пьет, как последняя скотина. Так как парень был ей всего лишь любовником, а не мужем, он не мог предъявить гулящей какие-либо претензии. Алеша молча отправился по своим делам, но выводы сделал.

На следующий день, когда мама явилась домой весьма потрепанная, отец, как и обещал, был с ней беспощаден. Побитая, она сбежала, а он даже не стал ее преследовать, что ей сыграло на руку. Мама тихонько шмыгнула в квартиру Алеши, так как у нее тогда уже были ключи. Дома его не оказалось. Она осталась ждать.

Парень вернулся домой глубокой ночью в дурном своем состоянии. Кайф давно отпустил его, телом и разумом завладел психоз. Когда он увидел на своем скрипучем диване маму, проснувшуюся оттого, что хозяин громко закрыл дверь, лицо его перекосилось в отвращении.

–Что ты здесь делаешь? – брезгливо спросил хозяин.

–Алешенька, как так? Что ты спрашиваешь? Тебя жду, – как ни в чем не бывало лепетала она.

–Пошла вон, – раздраженно сказал он и сам вышел из комнаты, чтобы не видеть ее.

Но Алина метнулась за ним.

–Что это ты так со мной? – щебетала любовница, вцепившись в рукав его футболки, провонявшей потом и жженой травой.

–А ты не знаешь? – Алеша оттолкнул неверную. – Ты просто проститутка! Бесплатная и беспринципная! – он уже кричал на Алину, выпучив свои красные глаза.

–Ты охренел? – возмутилась мать.

–Закрой рот! – парень больше не стал заниматься болтовней. Он схватил ее под руку и выволок в коридор. – Обувайся и выметайся!

–Алеша, – крикнула она, не понимая, откуда в этом робком птенце, покорном ей во всем, столько агрессии и решительности, – я же к тебе пришла.

–Вон! Убирайся! – он кричал так громко, что мы слышала через стену.

–Алеша! – завопила Алина. – Алеша, прости! Не выгоняй меня!

Мы услышали и ее. Знакомый голос поразил отцовский слух, Седой напрягся. Я сжалась от испуга. Мы с отцом побежали в коридор и прислонились к входной двери, чтобы было лучше слышно. Благие маты доносились из соседней квартиры. Дверь распахнулась, и Алеша вытолкнул мою мать в подъезд.

–Вон! И не смей сюда больше приходить!

Отец прилип к дверному глазку.

–Алеша, – молила эта падшая, рыдая, – прости меня, выслушай!

–Нет! – наркоман пытался вытолкнуть ее и закрыть дверь, но она всеми силами упиралась. Он не хотел распускать руки, поэтому вытолкнуть ее совсем так и не смог.

Тут до отца все дошло. Седой спустился по стене и взялся за лысую голову.

–Вот ведь дрянь, – дрожащим голосом произнес он.

В тот момент мне было жалко папу. Он выглядел таким слабым. В его любви к этой женщине было много чего, и он так боялся это потерять. Страшнее всего было ему то, что эта измена отличалась от предыдущих ее похождений: она рыдала и умоляла любовника, потому что любила его. То, что Алина предала Седого не только телом, но и душой ранило его практически смертельно. Он даже не мог выйти к ним и раскидать по углам.

Я обвила шею отца своими слабенькими ручками и принялась его успокаивать, пока эти двое продолжали, ничего не скрывая, скандалить в подъезде. Я тогда уже все понимала. Я не была удивлена, ведь все знала. Мама несколько раз таскала меня на свои встречи с Алешей, Алеша протестовал, но ее воля была сильнее, и он быстро замолкал.

Наконец отец собрался, встал и открыл дверь, отшвырнув при этом меня. Ах, папа, как иронично: я была единственным человеком, который тебя жалел, а ты так грубо со мной обошелся. Он вышел, не обратив на меня, рыдающую от удара в коридоре, никакого внимания. В подъезде начался скандал еще пуще. Алеша, увидевший Седого, переключился на него, будто не он был любовником, а мой отец собственной персоной:

–А, ты, забирай свою жену! – кричал он Седому.

Отец, разгневанный таким наглым поведением еще больше, кинулся на Алешу с криками и выяснениями, началась драка. Кубарем, словно мартовские коты, дерущиеся из-за течной кошки, скатились они вниз на один лестничный пролет. Драка была серьезная. Повезло, что наш товарищ сосед вышел и с немалым трудом разнял этот клубок, иначе бы Седому пришлось отхватить от разъяренного наркомана намного больше. Алеша был сильнее, очевидно. Седому повезло.