Вдруг с улицы послышалось конское ржание, Белинда тут же сбилась и по ошибке сыграла не ту ноту, нарушив гармонию резким и неправильным диссонансом. Голова девочки опустилась, на ее щечке блеснула слезинка - едва ли ее так огорчила неправильно сыгранная соната. Мария, поставив чашку на стол, приподнялась и посмотрела в окно, находящееся прямо за ее спиной. От увиденного там лицо Марии скисло, нижняя губа женщины чуть дрогнула, но почти сразу же она совладала с собой, а потому и к детям обернулась уже привычно спокойной и ко всему безразличной. Поднявшись с кресла, она отправилась в коридор открывать дверь лакею, где того уже ждал заранее собранный багаж. Себастьян же, отбросив игрушки в сторону, подбежал к креслу и забрался на него с ногами, как был - в ботинках. Белинда тут же зашипела на него, чтобы слез (видимо, опасаясь, как бы Эльза не вошла и, увидев все это, не разочаровалась в ней). Но мальчик в ответ на шипение только отмахнулся от настырной сестры рукой. Он для того регулярно прикладывал ухо к полу в день папиного отъезда, чтобы услышать стук копыт заранее. Вычитал он об этом способе в приключенческом рассказе, посвященном диким землям, их климату, флоре и фауне, и народам, населяющим их. Такие рассказы выходили в каждом номере одной из газет, выписываемых отцом. В самом начале каждого такого рассказа автор твердо убеждал читателя в том, что все описанное в произведении - есть истина в последней инстанции и что именно так там, в диких землях, дела и обстоят. В конце рассказа автор даже предлагал каждому, кто усомнится в его честности, писать ему письма по адресу, указанному в газете. Обязывался ответить на них в течении недели со дня получения, предоставив исчерпывающие доказательства своей добросовестности. При всем при этом нигде в номере не был указан его адрес, а сам автор не иначе как из скромности подписывался буквой "К". И кем был этот таинственный "К" по образованию, каково было его прошлое - всего этого указано также нигде не было. В чем виноват был несомненно издатель газеты, но никак не сам "К", готовый ответить на все вопросы читателей. Себастьян неизвестному "К", конечно же, верил. Во-первых, потому что в жизни ему не хватало сказки, а во-вторых - потому что был он от природы доверчивым, наивным мальчиком.

  За окном Себастьян увидел зеленую карету, кузов ее был обшарпан, а на двери красовалась полустертая эмблема фирмы, в которой работал отец Себастьяна. И хотя повозка была в ужасном состоянии, мальчику она понравилось. В карету были упряжены две лошади, одна - каштановая, другая - гнедая. Та, что гнедая была упряжена слева и казалась более нервной, нежели правая - каштановая - к окну ближайшая; последняя кобыла и вела повозку. Каштановая понравилась мальчику куда больше гнедой, он мысленно пообещал себе, что когда вырастет непременно заведет себе именно такую лошадь. Себастьян мечтал стать исследователем, как и таинственный "К", чьими рассказами он зачитывался. Извозчика Себастьян не увидел, тот как раз поднимался на крыльцо.

  Вскоре по приезду кареты послышался спешный стук подошв по лестнице - это со второго этажа на первый спускался Феликс. Звук папиных туфель и неповторимую манеру отца ходить, Себастьян без труда узнал бы среди шагов тысяч других людей. Передвижения Феликса по родному дому напоминали метания мыши, окруженной мышеловками. Любое неверное движение Феликса могло закончится для него скандалом. Он это знал и потому был крайне осторожен. Но даже так избежать ссоры с женой у Феликса не всегда получалось. Чтобы знать, если не о всех, то хотя бы об основных пунктиках своей супруги, нужно жить рядом с ней, или как минимум проводить гораздо больше времени в ее обществе, чем Феликс мог себе позволить и хотел.

  Буквально на мгновение нервное лицо отца мелькнуло в дверном проеме. Себастьян только и успел, что взглянуть на Феликса, прежде чем тот ушел. Отец выглядел скверно, как и всегда перед долгим путешествием (и непонятно, то ли его так от предвкушения трудной дороги разбирало, то ли от пребывания дома, предшествующего ей). В белокурых волосах Феликса за последнее время поприбавилось седины; морщин на лице стало больше и только яркие голубые глаза оставались такими же, как и в молодости. По глазам Себастьян отца и помнил, остальные черты папиной внешности после долгой разлуки бывало почти полностью стирались из памяти мальчика, но глаза, - глаза отца Себастьян помнил всегда.

  Прежде чем Феликс ушел, его взгляд невидяще скользнул по гостиной, в том числе и по сыну, но не задержался на нем. Увидев отца, мальчик хотел было броситься к нему в объятия, но пустой взгляд остановил его. А спустя мгновение отец исчез. Феликс искал Марию и ее одну хотел видеть, или, вернее, не хотел, но должен был.

  Белинда вновь села за фортепьяно и принялась наигрывать мотив, простенький, но зато - свой собственный. Мотив был грустным, - обстановка располагала.

  В расстроенных чувствах мальчик, понурив голову, подошел к выходу из гостиной. Возле двери он остановился и, прислонившись к косяку, принялся слушать разговор, происходящий между отцом и матерью. Так как коридор на первом этаже дома делился на внутренний, соединяющий помещения в доме, и внешний, предшествующий внутреннему, так сказать, "предбанник", а между этими двумя коридорами была толстая дубовая дверь, сейчас запертая, - расслышать что-либо, доносящееся оттуда, было крайне трудной задачей. Еще больше дело усложнялась тем, что отец и мать Себастьяна, по крайней мере поначалу, говорили шепотом, а потому первое время лишь обрывки фраз доносились до уха мальчика. Себастьян почему-то принял эту попытку родителей скрыть взрослые темы от невзрослых членов семейства на свой счет. Он вообще очень часто принимал на свой счет то, что к нему никак не относилось. Первое время родители действительно старались говорить потише, непонятным оставался только их мотив. Было ли то сознательной попыткой уберечь детей от преждевременного взросления, стыдом, или, может быть, они просто соблюдали некие правила хорошего тона, - правила приличия, которые все "благополучные" семьи привыкли соблюдать безоговорочно и не привыкли рассуждать об их целесообразности. Как бы то ни было, говорить тихо у родителей получалось недолго. Очень скоро в разговоре Марии и Феликса начали проскальзывать агрессивные нотки - этакие отдаленные всполохи молний - верные предвестники бури. Себастьян отлично знал эти нотки и вздрагивал каждый раз, когда слышал в голосе матери раскаты грома. Куда чаще мать злилась, отец же в ссорах в основном был жертвой. Феликс, впрочем, также был виновен в этих ссорах, не меньше, а в чем-то даже больше Марии. Только виновен он был по-другому, - виновен так, как даже сам не мог понять.

  - Феликс, ты не понимаешь, мальчику нужен отец!.. И Белинде тоже нужна полноценная семья - у девочки сейчас сложный возраст... Манфред и Ганс совсем распустились, я не могу на них найти управу, - не прекращала попыток достучаться до Феликса Мария. Она прекрасно понимала, что муж все равно уедет и все это ни к чему не приведет, но не могла удержаться. Несмотря на запертую дверь, обрывки разговора иногда все же просачивались сквозь щели.

  - Но дорогая, что поделать! Эта моя работа, она вас кормит! Где бы мы жили, если бы не она, что бы мы ели?! - возражал Феликс.