Отдых здесь был сказкой, а все время, неотягощенное умственным трудом, - отдыхом. И даже когда пошли собирать древесину в топку, чтобы раскочегарить чан с водой, в обмен на возможность искупаться в нем, - даже тогда, они больше отдыхали, чем трудились, совмещая и то, и другое. Тогда впервые поднялись на гору, но не далеко, метрах в десяти-пятнадцати выше по склону, было множество веток и так как первое время по приезду обошлось без дождей, те были преимущественно сухими, если только чуточку сырыми от продолжительного пребывания в верхних слоях дерна.
Ветки сбрасывались вниз и сначала бросали их все, а затем, приноровившись, распределились на две группы, где первая сбрасывала, а вторая снизу ловила и складывала на кучи. Весь груз был разного размера, и после того, как спустили, большие и средние ветки, поперек них, легли в основу носилок, а все меньшие, в порядке убывания размера, - настилом выше. Таким образом, получилось здорово сократить общее время труда, и они уложились в четыре ходки. Чан этот чаще использовали для заезжих персон разной степени важности: местность находилась на стыке нескольких стран и потому сюда заезжали как иностранные, так и здешние, политические и культурные деятели. В остальное же время чан пустовал, а ему это было вредно, и потому, при должной степени отзывчивости, находчивости и красноречия все приезжие могли рассчитывать на теплый прием.
Не секрет, что первый раз ощущения всегда и во всем ярче дальнейших, и в первый раз тогда было так же, а затем - приелось и наскучило. Но в первый было хорошо, и он запомнил, как залезая туда - в круглую, по сути, бочку - ты сначала обжигался, и тогда колючий жар распространялся по ноге и выше, а после, будучи уже весь слегка обожжен - забывался, и не обращал более на доставляющий удовольствие дискомфорт ни малейшего внимания; рядом молчаливо и солидарно млели такие же, а распаренная хвоя, плавающая на поверхности, как бы дразнясь, немножко колола грудь.
Время, проводимое в чане, периодически прерывалось окунанием в холодный горный ручей, что продлевало удовольствие от нового погружения и словно бы очищало тело, а также прочищало застой в сосудах. Сердце сокращалось чаще, и прочая жизнь и разум меркли в такие мгновения, но только временно и немного позже, ложась в кровать, ты уже спал без сна с момента окончания купаний.
Однажды пошли вдоль лесной речки, вглубь древостоя. Это был тот же ручей, в который окунались, но только если двигаться в противоположную сторону. И вниз по течению, он имел рукотворное русло, резко срывающееся порогами под конец, а вверх - естественное, вдоль которого и продвигались вглубь, к истоку. Там, по пути, обнаружили пустующую кормушку для оленей, а при ней - обломки соли. Еще дальше вглубь путь сужался, а лес подступал к реке ближе, стискивал с обеих сторон: пришлось переходить вброд. Камни, устилающее речное дно, были скользкими и потому вперед шли наиболее опытные и ловкие, определяя надежность опоры и уже потом, по их следам, - кто слабее. Несмотря на высокие резиновые сапоги, внимание к процессу преодоления и осторожность, несколько раз он оступался, и вода набиралась внутрь резиновой обуви. Тогда приходилось продолжать движение, чтобы не отставать от группы, каждый шаг натыкаясь стопой на мелкие камни, и ощущая, как внутри чавкает, в нетерпении выжидая удобный момент, чтобы снять ботинок и опорожнить его содержимое вовне. Нельзя сказать, что тот поход удался лично для него, но длился он не слишком долго, так что жалеть по возвращению, приходилось разве что о носках, приведенных в относительную негодность. и запачканной одежде. Кульминацией их короткого, но содержательного путешествия можно считать обнаружение представителя популяции редкого вида саламандры: черной с желтыми пятнами, хотя на проверку, в условиях заповедной территории, этот вид оказался не таким уж и редким - довольно часто встречался на маршрутах, в том числе и непосредственно на самой базе, а также в ее окрестностях. Саламандра - чистоплотное существо, была особенно приятной на ощупь, и хотя слыла ядовитой (токсин испускала сквозь поры кожи), прикоснулись и подержали ее почти все, - никто не пострадал.
Накануне первой и по совместительству последней вылазки в горы, а в особенности по ее окончании, он вспоминал слова человека, заведывающего чаном, работающего здесь также сторожем и разнорабочим. Когда они спросили, ходит ли тот в горы, мужчина посмотрел на них, как на умалишенных и, покачав головой, ответил, мол, ему там делать нечего. И тогда, он сделал вывод, казалось бы, очевидный, но оформившийся чуть позже, о том, что горы для местных - не развлечение, однако часть их жизни и порой, - далеко не самая приятная. Уж точно они не относятся к горам, как к забаве, подобно приезжим любителям острых ощущений. Восхождения даже на невысокую гору (а по-настоящему высоких гор в окрестностях не было) сопряжено с огромными рисками: нередко на кону стоит здоровье и жизни людей. Первое правило, что ему довелось усвоить, убедившись на собственном опыте, лаконично гласит: спешка - во вред, второе - спускаться куда тяжелее, чем подниматься.
В первый приезд сюда, они уже поднимались на гору, с которой в тот день начали, в этот же раз, который должен был стать для них, как для группы студентов последним, - решились зайти дальше. Сначала, пробирались по лесу под крутым наклоном, и часть из людей отсеялась уже на данном этапе, - та часть, что изначально не хотела идти никуда и больше канючила, чем работала ногами, задерживая своими капризами движение.
Ближе к середине пути, он вырвался далеко вперед общей группы, расточительно опустошая собственные резервы, и, несмотря на то, что здравый смысл, о котором не забывал ни на миг, подсказывал поумерить пыл, у него, зараженного азартом первобытной дикости, сложилось ошибочное впечатление о том, что здесь и сейчас, - может пренебречь им. Ошибочно казалось, будто эта сила и подъем душевный никогда не кончатся, или по крайней мере, покуда дело не будет сделано. С горой было совсем не то же, что с речкой, и вперед полагалось идти слабым, а сильным - замыкать, помогая, по мере возможности, отстающим; слабые задавали темп и так движение было организовано наиболее эффективным образом. Он же, временно будто вовсе перестал ощущать себя наравне с коллективом, а начиная от середины запланированного маршрута того похода - откровенно пас задних, но не в виду силы, а от усталости, наедине с собой. На фоне этого, хорошо запомнил переломный момент, когда покорил вершину первой горы.
Тогда, внезапно, склон начал выравниваться, и вскоре, он шел по ровной площади, пробираясь между стволов деревьев, а мышцы ног гудели после перемены положения. Здесь было просторнее, чем при подъеме местами раннее, но, чтобы выйти на свет, понадобилось продраться сквозь заросли, а после терний - не звезды, но цветущий луг, и палящее солнце, и мошкара, и ветерок. Он помнил, что было и холодно, и жарко, и ветер лизал взмокшую спину. Со временем подоспела остальная группа и он подметил, что те тоже двигались разобщенно, поделившись на меньшие фракции по силе и, только им известно, по чему еще. Некоторые, словно флаг, оставили инициалы на дереве последней поляны древостоя, что им встретилась, где все их предшественники оставляли инициалы (это был наиболее частый маршрут студентов) и где оставят свои, в дальнейшем, новые приезжие. Едва ли увечить кору дерева - лучший из возможных способов напомнить о себе, тем более, в таком труднодоступном месте, а может для кого-то в том и была изюминка, но со временем, вероятно, для многих это станет таким же якорем общих воспоминаний, каким стал гимн Колочавы, наиболее часто играемый на записях в колыбе, во время приемов пищи.
