Сначала она пыталась бороться с этими его привычками, но Александр, прищурившись, очень зло ответил: " Может, мне ещё на ночь и дезодорантами себя поливать надо? Так знай: я не пидорас какой-нибудь. И пахну как нормальный мужик. А носки стирай каждый день. Это женская обязанность..."
Лариса не стала доказывать, что на своей, как Александр говорил, "непыльной" работе она устаёт не меньше, чем он за баранкой машины. И что ей тоже хочется посидеть на диване перед телевизором, почитать какой-нибудь новый журнал или наконец довязать ту кофточку, которую начала ещё весной: в конце концов, это же экономия получается - не надо тратить деньги на новую дорогую вещь!
Мало-помалу из их дома исчез уют. Половики никто не вытряхивал, Лариса пылесосила их только в выходные дни. Посуду она мыла теперь поздним вечером - сразу всю груду, накопленную за день. В большом тазу постоянно кисли носки, рубашки, трусы - дожидались большой субботней стирки.
Лариса думала, что всё это хоть как-то проймёт Александра и он предложит свою помощь. Мечтания её были напрасными.
- Ах, мачо, мой милый мачо...
- Ну, что ещё?
- Уже третью тарелку тушеной картошки уплетаешь, а повариху ни разу не похвалил ...
- Повариху б похвалил, потому что она чужая. Но вообще-то, ты у меня славная хозяйка. Очень вкусно!
- Спасибо. Доброе слово, оно и кошке приятно...
Иронии Александр, однако, не уловил. Его голова была занята совсем другим. Считай, с самого обеда только и думает над тем, кто же распустил эти слухи о том, будто они с Ларисой сидят в "ментовке" и против них возбуждено уголовное дело: это, мол, они прикончили Витьку, расчленили его труп и разбросали черт знает где.
Об этих слухах он узнал совершенно случайно. Зашёл в поселковый гастроном купить сигарет, а Олег Баринов, его бывший одноклассник, даже чуть бутылку из рук не выронил:
- Тебя что, отпустили?
- Откуда?
- Из "ментовки", конечно. Ты же вроде как основной подозреваемый, а Лариса - твоя подельница...
- Что так поздно похмеляешься? Обед уже! - сказал Александр. - Так долго терпеть нельзя: не только меня в "ментовке" увидишь, но и взвод зелёных чёртиков на марше...
- Ну чё ты, чё ты? - забормотал Олег. - Все пацаны говорят: повязали, мол, Санька, - и всё тут!
- Было дело. Вызывали нас с Ларисой к следователю. Но, как видишь, отпустили...
- Ну и хорошо, ну и ладно, - заискивающе засуетился Олег. - Я пацанам конкретно объясню. Пойдём выпьем.
Александр отказался. Что вообще-то на него было не похоже: он с удовольствием поддерживал любое предложение насчёт "выпить", особенно в конце рабочего дня. Иногда он накачивался спиртным так, что двигался по направлению к дому исключительно на "автопилоте", причём - по кратчайшей прямой. Видимо, он как-то по-особенному ощущал притяжение родного гнёздышка. Птицы без всякого компаса летят на юг, сивучи ни за что не заблудятся в морях-океанах, да и неразумная рыба кета отлично чувствует то место, где из оранжевой икринки проклюнулась на свет, и чтобы снова попасть в нерестилище, отважно преодолевает все преграды и ничего не боится, - вот и Александр, как бы ни был пьян, стремился хотя бы приблизиться к крылечку, возле которого росла раскидистая черёмуха. Её он посадил лет пятнадцать назад, и очень любил вечерами курить под ней. Тут Люба довольно часто обнаруживала обессиленного Александра.
Лариса в отличии от Любы не пыталась в таких случаях немедленно разобраться с бесчувственным "золотцем" - что толку ругаться, кричать, выяснять, где и с кем он наклюкался, если человек всё равно мало что соображает и больше всего на свете хочет, чтобы его оставили в покое.
Лариса действовала по-другому. Она дожидалась того редкого вечера, когда Александр приходил домой трезвый как стёклышко. На столе появлялся вкусный ужин. Новоявленный трезвенник самозабвенно вкушал салаты, жареную картошечку, свою любимую навагу под маринадом и не видел, как Лариса в большой комнате не менее азартно опорожняла бутылку вина.
Пустую "чебурашку" она ставила на столик и, покачиваясь, шла на кухню:
- Миленький, посмотри на меня: хороша ли твоя душечка?
В первый раз Александр, хоть и потерял дар речи, стерпел эту проделку. На второй раз Ларисе попало, и, как говорится, не в бровь, а в глаз. Но она мужественно повторила спектакль с вином и в третий раз:
- А что? Мужчине, значит, можно напиваться, как свинья, а женщина, выходит, не человек, ей нельзя, да?
Она не знала, что отец внушал маленькому Александру, что курица - не птица, а баба - не человек, а его мать, боясь кулаков благоверного, согласно кивала головой: " Муж - иголка, а жена - нитка. Куда иголка, туда и нитка..." В их семье и мысли не допускали о каком-либо равенстве полов. Мужик - всегда глава, и чтобы он ни делал, это обсуждению не подлежит.
Задумка Ларисы клин клином вышибить потерпела полное фиаско. И даже хуже! Она любила повеселиться, посидеть в хорошей компании и от рюмки никогда не отказывалась, но когда стала жить с Александром, то мало-помалу пристрастилась к ежедневной выпивке.
Перевоспитать Александра ей не удалось, и вскоре она стала привычно покупать то к обеду, то к ужину бутылочку-другую вина или чего покрепче.
Но Александр отказался от предложения Олега Баринова не потому, что перестал уважать свободу винопития. Ему просто не хотелось продолжать разговор о покойном Викторе. Он вообще предпочёл бы навсегда забыть о том случае.
И вот слушая щебетанье Ларисы, он вдруг сказал:
- Нет, я не мачо. У них нервы, наверное, железные. А я встретил сегодня Олега Баринова, он мне такое сказал, что места теперь себе не нахожу...
- Что случилось?
- А то, что нас с тобой убийцами считают...
Александр передал свой разговор с Олегом, и Лариса растерянно прошептала:
- Этого нам только не хватало!
Александр молча закурил, пустил одно колечко дыма, другое. Казалось, его ничто не интересовало, кроме этого занятия. Но Лариса уже изучила его достаточно хорошо, чтобы понять: он пытается найти ответ на сложный вопрос.
Очередное кольцо, стремительно взвившееся к потолку, расползлось жирной кляксой. Александр сморщил нос и выдохнул другое - тонкое, как штрих остро заточенного карандаша, это колечко разломилось на две половинки.