Что произошло на стройке, какой человеческий или нечеловеческий фактор стал причиной аварии, неизвестно, но пролет моста рухнул в ущелье, увлекая за собой одиннадцать человек, среди которых был и Сашин отец. Сергей Прохоров был еще жив, когда его нашли, но недолго. Этого "недолго" хватило только на слова прощания. После похорон, Саша заявил матери, что теперь он – глава семьи и должен зарабатывать на достойную жизнь ей и сестре, поэтому он переведется на вечернее или заочное отделение в институте и пойдет работать. Татьяна Яковлевна вздернула подбородок, поджала губы и произнесла:

– Только через мой труп! Сережа никогда мне не простит, что я позарилась на лишний рубль, лишний кусок колбасы и не дала сыну получить хорошее образование. Ты, конечно, глава семьи, но эту тему мы закрыли! Учись, учись хорошо, а когда закончишь, вот тогда и начнешь отдавать долги, если ты считаешь, что они у тебя есть!

На том порешили и никогда больше не возвращались к этому вопросу. Закончив Академию МВД, Саша работал какое-то время на "земле". Рос его авторитет, и Саша постепенно превратился в Александра Сергеевича, менялось количество звездочек на погонах и их размер, должности становились все солиднее, и сейчас он ждал перевода на Петровку с новым званием и в новый кабинет. А тут такое!..

Майор Прохоров стряхнул с себя воспоминания и сфокусировался на вызванных свидетелях. Те сидели напротив и таращили на него глаза: Виктор таращился явно опасаясь заснуть, а девушки, потому что прониклись важностью момента. "Нет, не будет от них сегодня толку," – снова подумал про себя Саша Прохоров, а вслух сказал:

– Знаете что… Давайте сегодня просто поговорим, без протокола – видок у вас еще тот, не спали, наверное! Нина Павловна, расскажите мне о вашем муже, о его семье, родителях…

– Жениного отца я не знала. Он умер задолго до нашего знакомства. Правда, Женя мне кое-что говорил об отце. Немного совсем…

Из воспоминаний

Аркаша Арбецкий

Аркадий Виленович Арбецкий, был отличным и, значит, популярным стоматологом, что по советским временам было синонимом словосочетания "обеспеченный человек". Действительно, его семья никогда и не в чем не нуждалась. А Женька, его сын, тем паче – на этом категорически настаивала его мать, Елена Михайловна, Лена, Ленок—на сердце узелок, которая была второй женой Аркадия Виленовича и считала, что может время от времени напоминать ему о разнице в возрасте, о его страстном желании взять ее в жены и требовать, в связи с этим, выполнения определенных обязательств. Справедливости ради надо сказать, что разница в возрасте была совсем не велика, а что касается страстного желания обременить себя семейными путами, то затащить красавца-стоматолога в ЗАГС молоденькой корректорше удалось лишь на девятом месяце беременности. Свадебное застолье закончилось для молодой супруги поездкой в роддом, где она, затушив последнюю сигарету о порог родильного отделения, и произвела на свет сына Женю, Женечку, Евгения Аркадьевича.

Так и жили они припеваючи, каждый занимался своим делом: Женечка, Женя, а потом Жека учился не шатко—не валко, особо не обременяя себя академическими знаниями, резонно полагая, что зубы болят и требуют ремонта и у директоров школы, и у завучей, и у простых предметников. Елена Михайловна изредка отрывала себя от чтения корректуры в крупном московском издательстве и навещала Жениных учителей с тем, чтобы напомнить им о роли хорошего дантиста в отдельно взятой школе. Давая понять всему педагогическому составу, что французский язык для нее практически родной, Леночка все диалоги с педагогами перемежала французскими выражениями типа "Jamais!" (жамэ), причем произносилось это "Никогда!" с таким вызовом и таким высокомерием, как будто Елена Михайловна была членом императорской фамилии, а учителя всем скопом настойчиво требовали от нее отречения, пугая гильотиной.

Аркадий Виленович погружаться в домашние дела не считал нужным. Он был накормлен, напоен и ухожен – остальное его интересовало мало. Задачей мужчины в семье, по мнению Аркаши (как звали его друзья), было обеспечение семейного благополучия, которое сводилось исключительно к добыче пропитания и дефицитных шмоток. Сделать это можно было только с помощью друзей или активно применяя на практике принцип "Ты – мне, я – тебе!". В стране процветал натуральный обмен, и в цепочке такого товарообмена позиция стоматолога была далеко не последней и чрезвычайно уважаемой.

Друзья Аркаши – мясники, товароведы, врачи нужных специальностей, милиционеры с нужным количеством звездочек на погонах и так далее и тому подобное – не только сами регулярно его посещали из-за жизненной необходимости, но и направляли к Аркаше своих чад и домочадцев, друзей и знакомых, соседей по дому и по даче. Поток пациентов не иссякал, и каждый нес что-то "в клювике" для любимого доктора. А что можно принести "в клювике" красивому мужчине в полном расцвете сил во времена тотального дефицита? Конечно, бутылочку с импортным алкоголем либо привезенную из-за бугра, либо купленную в "Березке", либо добытую у знакомого товароведа.

Коллекционером алкоголя Аркаша не был. Содержимое бутылок опустошалось с друзьями тут же в кабинете, изредка часть алкоголя попадала в дом, но и там не застаивалась – всегда было кому поддержать компанию по поводу и без повода, просто от счастья бытия. И все бы ничего, если бы не последствия, убийственные для ювелирной профессии стоматолога: дрожь в руках и затуманенное алкоголем сознание.

Так, незаметно для всех, началось постепенное, медленное сползание в тар-тарары. Как водится, первые признаки необратимости процесса заметили совершенно посторонние люди – пациенты. Кому-то залечили не тот зуб, кому-то чуть не пропороли щеку, кому-то отменили назначенную встречу – и так один раз, другой, третий… Ком покатился с горы!

Сначала Аркашу из престижного медицинского центра перевели в районную поликлинику, но это ситуацию не изменило: поток приношений не ослабел, пострадало только качество, но Аркадию Виленовичу было уже все равно, что пить – односолодовый виски или коньяк подвального разлива. Потом были еще парочка итераций, и последним местом работы известного московского стоматолога стал фельдшерский пункт в ближайшем Подмосковье. Отсюда он попал в больницу, из которой уже не вышел.

Для семьи Арбецких это был тяжелый май. Елена Михайловна прописалась в больнице, приезжая домой только чтобы немного поспать и приготовить Аркаше чего-нибудь вкусненького. Женей она не интересовалась совсем, что ему было, естественно, на руку. Правда, когда стало понятно, что по результатам года Жека не допущен до экзаменов за восьмой класс, она несколько встрепенулась, но не надолго – ей было явно не до того. В конце месяца Аркадия Виленовича не стало, и Елена Михайловна впала в глубочайшую депрессию, в которой Евгению Аркадьевичу места не было.

Но мир не без добрых людей. Жена хорошего друга Аркаши пошла в школу, где учился Женька, встретилась с директрисой и убедила ее, что, если мальчику (без экзаменов!) выдадут документ об окончании восьмого класса для поступления в техникум, то, во-первых, она сделает доброе дело для ребенка, переживающего серьезный стресс из-за смерти отца, и во-вторых, она сделает доброе дело для школы, избавив учебное заведение от неблагополучного ученика, хулигана и лоботряса. Неизвестно, какой аргумент возобладал, но бумаги Женьке выдали. Он их, не раскрывая и не читая, отнес в железнодорожный техникум, где на факультет, как-то связанный с подвижным составом, принимали без экзаменов. Так вопрос жизнеустройства Арбецкого-младшего был на ближайшее время решен… без участия Елены Михайловны.

Глава 7, в которой что-то начинает вырисовываться

Москва, 1981

– Вот видите, оказывается вы довольно много знаете об отце своего мужа, – отреагировал майор Прохоров, когда Нина остановилась, чтобы отдышаться. – Человеку часто кажется, что он ничего не помнит, но стоит только начать вспоминать, и всплывают такие детали, что диву даёшься!..