Снился ей психоделический кошмар, в котором она шла по краю земли, в небе летала мать и просила ее остановиться, путь прерывался, и она летела вниз в преисподнюю, где ее ждали жертвы, зараженные ВИЧ-инфекцией. Проснулась она в холодном поту, но это состояние было ничто по сравнению с той паникой, которая была накануне – за просмотром «американских пирогов». Настя съела с подноса бутеры с шоколадной пастой, запила энергетиком и стала выбирать, что надеть для похода в клинику. Выбрала кофту, клетчатую юбку и белые кроссовки. Наверх, единственное, что было из чистого, – пуховик, погода позволяла. Она сходила в душ и застряла у зеркала – не узнавала себя. Ей стало казаться, что личность напротив с ней говорит. Настя попыталась отвлечься и стала наводить макияж. Руки не слушались, тряслись, как под тремором. Ко всему прочему добавилась ломка. Порывшись по карманам и в сумке, нашла немного стаффа, чуть подлечилась и пришла в норму.

Мать ушла на работу. Одиночество слегка пугало, поэтому она вышла на балкон и стала курить одну за одной сигареты. От такого количества табака потянуло на рвоту. Настя сходила к себе и включила в колонках музыку с ноутбука – громко, так, чтобы на балконе слышно было. Спустя какое-то время она поняла, что замерзает, и вернулась в комнаты. Выходя, споткнулась о половик, но поправлять не стала – выход на балкон был через мамину комнату. Последний окурок она затушила в цветке в вазе, все предыдущие летели с балкона на полянку под окнами. Настя включила телевизор, но ничего годного не нашла, собралась, поправилась понюшкой и отправилась в медицинский центр на метро (денег было не шибко много, поэтому пришлось экономить).

Все прошло без осложнений. Насте понравилось находиться под анестезией – новые ощущения. До этого момента она пробовала только шустрые наркотики. Ничего седативного она не принимала, и новый опыт ей понравился. На выходе из клиники она заказала себе пару граммов чистого морфина и героин. Когда Настя вернулась домой, мать уже была там. Половик лежал на прежнем месте, в вазе красовался окурок. Мать была немного не в себе, молилась и плакала. Увидев дочку, она потянулась к ней, но Настя запустила в нее телефонной трубкой – первым, что попалось под руку. Мать заплакала пуще прежнего и, сникнув, ретировалась. Настя же в своей комнате минут пять любовалась на пакетики с новым зельем и ампулу. Наркоз еще не отошел, и она легла спать пораньше, как была – в одежде. Когда проснулась, голова раскалывалась, от нее несло потом, так что все вещи были отправлены в стирку. Она надела халат и взяла ключи от чердака, чтобы покурить амфетамин на крыше. Романтика, что тут скажешь… Как была – в тапочках – пошарилась по крыше, закурила из бульбулятора амфик и впала в панику. Сначала она не могла найти обратную дорогу, а когда нашла, спряталась в комнате. Голоса отчетливо говорили, что мать не настоящая и приставлена, чтобы следить за Настей. Она выглянула из окна – показалось, что все прохожие настроены против нее. Тогда она легла в кровать и стала копаться в интернете. Только и там тоже казалось, что все написано ей лично. Адресата она искала в памяти, суматошно припоминала всех, кто мог ей мстить. Когда вышла из Сети, паранойя немного отпустила. Стало легче, захотелось еще курнуть. Настя догадалась, что забыла бутылку на крыше. Тогда она сделала себе дорожку, и тут вошла мама. Настя накинулась на нее и стала колотить. Мать снова ретировалась, но Настя продолжала нападать, пока они обе не очутились в комнате с балконом и мать не рухнула на свой диван. Тогда Настя немного успокоилась и отстала, вернулась в комнату и занюхала дорожку. Потом она испугалась, что оставила улики на крыше. Побежала, чтобы найти и исправить, чтобы не попасться ментам, все-таки условный срок… Она стала рыться в снегу и запутывать следы, носясь по всей крыше. Когда Настя вернулась домой, ног она уже не чувствовала. Захотела принять ванну, залезла, стала набирать воду. Вспомнила, что оставила включенным интернет на телефоне. Побежала исправлять ситуацию. Отключила (так, по ее мнению, менты не смогли бы отследить, что она делала и где она находится). Слегка успокоилась. Приняла ванну. Амфетамин закончился, уколола морфин, и ей стало хорошо. Паника исчезла, захотелось поспать. Она вырубилась и проснулась часов через пятнадцать обновленной и достаточно бодрой, с хорошим аппетитом. Настя поела, пока мать была на работе, вспомнила события прошлого вечера, взвесила происходящее, и ей захотелось соскочить с амфетамина. Так дальше продолжаться не могло, но она понимала, что через пару часов начнется ломка. В этом деле должен был помочь героин. Она послушала музыку, потроллила в интернете, скачала киношку, посмотрела ее, дождалась, пока накрыла ломка, тогда пошла на кухню, выбрала ложку побольше, налила в стакан воды, из куртки достала зажигалку и отправилась в комнату плавить героин. В шприц втянула раствор через фильтр от сигареты. Медленно и верно загнала иглу в вену на руке, потом ощутила экстаз всем телом, откинулась, достала сигарету, закурила, затем непослушными руками включила Земфиру на компьютере. Пепел упал прямо на клавиатуру, веки смыкались, было хорошо. Даже амфетамина не хотелось. Герыча в запасе было еще достаточно. Делать ничего не хотелось. В соседней комнате убиралась мать. Пылесосила, мыла полы, убирала пыль, избавлялась от мусора. Насте было отчего-то грустно, но от чего, она не понимала. Это чувство переросло в вину и не давало полностью ощутить кайф и отвлечься от всего на свете. Злиться сил не было. Она присела на стул и стала клевать носом, засыпая и просыпаясь, затем перебралась на кровать и уснула.

Мать, пока дочь спала, убралась в ее комнате. Помыла ложку, выкинула шприц, спрятала пакетик с героином. Настя проснулась, и ее посетили суицидальные мысли – захотелось завершить мучения и беготню от дозы к дозе. Но сначала надо было поправиться героином, чтобы стало немного легче. Его она не нашла, и тогда Настя стала искать мать, но та ушла на работу и должна была вернуться не скоро. Настя набрала ее телефон, тот не отвечал. Тогда Настя пришла в ярость и стала со злости наводить беспорядок в квартире, которую только что убрала ее мать. Она разбросала окурки из пепельницы, что стояла в ее комнате, по полу в маминой комнате, из мусорного ведра, что стояло на кухне, вывернула все прямо на пол, разбила несколько тарелок, мамину чашку. Закурила сигарету, ее аж трясло от злости и недостатка кайфа. Она затушила окурок об обои в маминой комнате на видном месте, а бычок бросила на пол к остальным окуркам. Затем выбрала ножик поострее и стала кромсать мамину одежду из шкафа и обувь. Выкинула из окна всю бижутерию из маминого комода, вышла на балкон. Настя не знала, что делать, легче ей не становилось, и она бесилась пуще прежнего. Тогда Настя кулаком разбила окно на балконе, порезалась, забинтовала руку. Когда доставала бинт, наткнулась на снотворные таблетки, залпом приняла всю упаковку, запила водой из-под крана, и прилегла спать.

Мать, вернувшись с работы, еле растормошила Настю, та слишком крепко спала. Она вызвала «Скорую», чтобы промыли желудок. Врачи заполнили бумаги и увезли Настю на промывание. Когда та очухалась, ей первым делом задали вопрос о суициде. Настя сказала, что это совпадение. Ей просто хотелось почувствовать себя иначе, поэтому она и приняла таблетки. Врачи со скептицизмом отнеслись к ее словам и оставили отдыхать. Настю навестила мать, она принесла блинов и джема с соком. Настя накинулась на еду, не сказав маме ни слова, спросила только, когда ее отпустят. Та ответила, что врачи велели денек побыть под наблюдением. Когда мать ушла, Настя стала имитировать сильные боли, чтобы получить обезболивающее. Она кричала и корчилась и в итоге добилась своего. Ей ввели морфин. Наконец-то она почувствовала себя лучше. Стала рыться по карманам в поисках телефона, но не нашла, тогда она вышла из палаты и спросила у медсестры, откуда можно позвонить. Ей дали трубку, уложили обратно на койку и поставили капельницу. Вену еле нашли. Все ее вены были очень глубоко под кожей, и на поверхности красовался след от инъекции героина. Когда ее спросили, что это такое, Настя сказала, что просто сдавала анализ крови на сахар. Ловко соврала! Капельницу она тут же сняла. Мать не брала трубку по-прежнему, и Насте ничего не оставалось, как дождаться выписки, благо что кайфа хватало в организме. День в стационаре прошел мучительно медленно. Секунда за секундой… секунда за секундой… И каждая как вечность.