— Молоко на губах не обсохло, — пробасил один из мужиков. — Но ты прав. Пущай посмотрит, куда своих же завел, падла.

На упирающегося алхимика натянули перчатки, связали и бросили у здоровенного валуна, приставив к нему молчаливого парня со шрамом — Хайрат уже видел его в каком-то из боев.

— О, смотрите-ка, свой! — радостно заявил тот, что отдавал приказы. — Меня Амир зовут, будем знакомы.

— Хайрат, — он пожал протянутую широкую ладонь.

— Вот что с ними делать, как по-твоему? — Амир мотнул головой в сторону аместрийцев.

— Расстрелять — и вся недолга, — отрезал Хайрат.

— Э-э-э, брат, нет, — покачал головой Амир. — Их, гнид, давить надо. Так, чтобы больше никому не повадно было на нашей земле… Тьфу, скверна какая! — он плюнул в сторону одного из военных. Тот был совсем молодой, покорно лежал на холодной земле лицом вниз ,и только его плечи вздрагивали.

— Тихо все! — скомандовал Амир, осматриваясь — он вытянул шею и, точно ночной хищник, едва ли не принюхивался к воздуху. — Слышите? А ну проверить!

Один из мужиков, приложив как следует прикладом того, что беззвучно всхлипывал, по затылку, отделился от остальных. За ним подтянулись еще двое. Хайрат тоже вознамерился пойти на звук, но Амир вскинул руку.

— Не так быстро, брат. Пусть ты и свой, но я с тобой пока плечом к плечу супротив этих святотатцев не стоял.

Трое вернулись быстро, да не одни. С ними рядом, переминаясь с ноги на ногу, теперь стояли две женские фигурки. Волосы обеих были обриты почти наголо, к телу одной был плотно примотан младенец. Обе сгибались под тяжестью заплечных мешков.

— Наиля… Элай! — Хайрат подался вперед, не веря своим глазам. — Отдавайте поклажу… Тяжело же…

— Хайрат… — выдохнула Элай сквозь слезы. — Слава Ишваре…

Она с облегчением скинула заплечный мешок на землю.

— Ты их знаешь? — прищурился Амир.

— Да, — кивнул Хайрат. — И знаю, куда их вывести.

— Вот и отлично, — на лице у Амира отразилось облегчение. — Тогда выводи их подальше отсюда.

— Нет, — мотнула головой Наиля, облизнув пересохшие губы. Взгляд ее — хищный, не суливший ничего хорошего — был прикован к пленному в синем мундире.

— Это вам не бабьи игры, — грубо рявкнул Амир. — Убирайтесь отсюда подобру-поздорову!

— Иначе — что? — Наиля сделала шаг вперед и с вызовом посмотрела на соплеменника; в ее глазах плескалась ненависть. — Докажешь, что и ты за время этой войны оскотинился?

— Наиля… — Элай легонько тронула подругу за плечо. — Пойдем, надо уходить… Времени уже много…

— Ты иди, а у меня здесь дело, — прошипела Наиля, не отрывая взгляда от пленного.

— Какое у тебя тут может быть дело? — вскипел Амир. — Разбираться с этими бледнохарими — забота моего отряда, а не пришлой бабы!

Элай покачала головой и снова дернула подругу за рукав, на сей раз уже сильнее:

— Пойдем же! Они сами разберутся, не лезь! Нам… — она поджала губы. — Уходить надо!

— Вам надо — вы и уходите! — отмахнулась Наиля, не сводя взгляда с пленного.

Хайрат осторожно приобнял Элай, подхватил ее заплечный мешок и отвел в сторону.

— Какое же у тебя тут может быть… дело? — прищурился Амир.

— Да вот с этим потолковать надо, — хищно улыбнулась Наиля — на исхудавшем лице это выглядело как оскал. — Ну что… Майор Медный, или как там тебя, тварь?

Она швырнула на землю свою поклажу и в один прыжок оказалась у связанного по рукам и ногам аместрийца — тот застыл и рассматривал Наилю, словно не узнавая.

— Забыл, скотина? Может, тебе память освежить? — она со всего размаха ударила его по лицу ногой, обутой в армейский сапог не по размеру — в повисшей тишине послышался негромкий хруст костей.

Элай вскрикнула и уткнулась в широкую грудь Хайрата, Амир тихонько присвистнул. Подростки принялись азартно переглядываться, пихать друг друга локтями, но подойти не решались. Майор Медный взвыл.

— Сильно же ты насолил девке, бледнорожая падаль, — выплюнул Амир. — Вы, — он кивнул в сторону Хайрата и Элай, — валите подобру-поздорову, пока ихние союзнички не явились. А эта, — он кивнул на Наилю, — потом догонит, отрядим ей кого-нибудь уж. А сейчас я, — он засмеялся, — ей перечить не возьмусь.

Хайрат только кивнул и потащил за собой Элай — так, чтобы та не оглядывалась. Незачем ей было видеть, как впавшая в безудержную ярость Наиля избивала связанного аместрийского офицера.

— Убьешь ведь, — покачал головой Амир, глядя, как опухшая, покрытая кровью голова майора наклонилась к плечу.

— Чего?.. — потрясла головой Наиля. — А… И то верно…

Она отшатнулась и закрыла лицо руками. Все оказывалось слишком просто. Ей нужно было, чтобы этот человек, осмелившийся назвать ее собственностью, предметом, страдал, мучился, умолял о смерти… А она вместо этого…

Наиля оглядела остальных. Ишвариты молча стояли — никому, кроме Амира, даже не пришло в голову остановить ее. Оба аместрийца с ужасом наблюдали — замерли, будто бы даже перестали дышать, хотя точно были все еще живы. Но до этих аместрийцев Наиле не было ни малейшего дела: весь мир, казалось, сузился до одной точки. И тот, кто теперь был этой точкой, не имел ни малейшего права умирать.

Пока она кусала губы и ругала себя за импульсивность, Амир вылил на голову Медного ведро ледяной воды. Тот покачал головой, попытался разлепить отекшие веки, с присвистом вздохнул и плюнул вниз кровью — в неверном свете луны Наиля рассмотрела в крови белые осколки, по всей видимости, зубы.

— Ты помнишь меня? — она присела так, чтобы заглянуть Медному в глаза, и с наслаждением, без замаха, ударила его открытой ладонью по губам.

От его болезненного стона у Наили свело скулы — она испытывала абсолютную эйфорию. Она была чертовски пьяна этими мгновениями; мгновениями, когда палач и жертва поменялись местами.

— Помню, — пробулькал Медный, с трудом шевеля разбитыми губами. — Ишварская проблядь.

У Наили перехватило дыхание, а перед глазами все заволокло багровым — она ринулась на связанного с прытью тигрицы, но повисла в сильных руках одного из соплеменников.

— Я заставлю тебя отгрызть твой поганый язык! — Амир дернул голову Медного за жидкие волосы вверх — тот снова взвыл, протяжно, по-животному. — Не смей так говорить о наших женщинах, бледномордый! Своих солдаток кем хочешь зови, а о наших — даже не заикайся!

— Я заставлю, — хрипло проговорила Наиля. — Но позже. Сначала он об этом меня на коленях просить будет.

*

Нокс мерил шагами лабораторию и курил. Только что поступил приказ покинуть все помещения и вывезти оборудование — для этого даже подогнали пару фургонов. Нескольким узникам он лично ввел яд, теперь их тела, не преданные земле, лежали на краю оцепленной территории вместе с остальными умершими в ходе экспериментов. Груда мертвецов отлично виднелась из окна лаборатории, поэтому Нокс предпочитал даже не смотреть в ту сторону. Белизна стен, белизна его халата сливались в одно яркое пятно, оно слепило глаза, от чего на них наворачивались слезы. Он затушил сигарету, стянул очки и устало потер переносицу — поговаривали, что Ишвар почти пал, и окончательная победа — дело всего-то какой-то пары дней.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась пигалица Найто, ее раскосые глаза сверкали праведным гневом.

— Доктор Нокс! Где семьсот сорок четвертая с отродьем?

Нокс тяжело вздохнул и прикурил новую сигарету.

— Умерла, — пожал плечами он.

— От чего же? — прошипела Найто. — А щенок?

— Подох, — скривился Нокс. — Как и полагается щенкам.

Найто, казалось, даже не заметила сарказма.

— Но от чего? — она изумленно раскрыла узкие глаза.

— Не помню, — меланхолично отозвался Нокс, выпуская облачко дыма. — Посмотрите там, — он махнул рукой в сторону упакованных ящиков с бумагами. — Только посмотрите, они по номерам разложены.

— Кто констатировал смерть? — не отставала Найто.

— Думаете, я помню? — изумился Нокс. — Во-он те три ящика — это умершие за последние три дня. То ли инфекция на месте травмы… То ли еще какое-то воспаление — посмотрите там.