Литмир - Электронная Библиотека

И вот однажды не смог тот крестьянин подняться с постели – что-то екнуло глубоко внутри, и отказались слушаться руки и ноги, помутилось и погасло сознание, и отделилась от тела душа. Похоронили его до захода солнца, и еще два дня страшным криком кричала вдова, и сыновья размазывали слезы по грязным щекам. А на третий день старший сын Хасан, которому намедни исполнилось шестнадцать лет, пошептался с матерью и пошел не на поле, а к дому старосты.

Хороший дом у почтенного Али аль Джома: добротный, двухэтажный и внутри устланный коврами, на которых раскиданы тюфяки и подушечки с золотым шитьем. И не удивительно: ведь добрая половина деревни работала на его поле и пасла его баранов, да и с другой половины, промышляющей ремеслом и торговлей, собирал староста неплохой бакшиш.

На пороге дома встретила Хасана младшая дочь старосты Зара, обожгла презрительным взглядом черных глаз и упорхнула наверх, на женскую половину, словно горная лань. И еще минут десять мялся Хасан у двери, пока не появился сам господин Али, утирая на ходу рукавом толстые губы. Вцепился Хасан в небрежно протянутую руку обеими ладонями и прикоснулся губами к плечам: сначала к левому, а потом к правому.

– Твой отец был хороший человек, Хасан, – сказал Али. – Да осенит его милость Аллаха, и попадет он в рай. Вот, возьми и отдай своей матери.

С этими благочестивыми словами вынул староста из кармана халата несколько мелких купюр и протянул юноше. Но тот вежливо поклонился и покачал головой.

– Нет, мне этого мало, почтенный Али, – возразил он и, опережая смешанный с удивлением гнев, загоревшийся в глазах старосты, торопливо выпалил:

– Дай мне двести фунтов, и через неделю я верну тебе в два раза больше!

Тут погас гнев в глазах Али, и после недолгого раздумья он посторонился и благосклонно махнул рукой:

– Пройди в дом, Хасан. Поговорим.

А потом они сидели рядом: почтенный староста на подушке, Хасан на ковре, пили чай, который принесла им младшая дочь Али, и вели неторопливую беседу.

– Двести фунтов – немалые деньги, Хасан. А отдать ты обещаешь в два раза больше – это будет… – Али пошевелил губами и заключил: – Два раза по двести фунтов! Разве ты когда-нибудь держал в руках хотя бы десятую часть таких денег?

– Да, держал! – с гордостью признался юноша. – В священный месяц Рамадан мы с братом нанялись к одному человеку. Мы помогли ему перевезти груз через границу, и он заплатил нам по двадцать фунтов. Мы с братом оба держали такие деньги.

– Нет, я этого не слышал! – воскликнул Али. – А если бы услышал, то немедленно приказал бы тебя связать и отправить с охраной в город! Только контрабандисты, доставляющие в Ливан оружие, могут заплатить сорок фунтов за переход границы!

Хасан испуганно заморгал, закачал головой.

– Но мы не знали, что находилось в тех ящиках, почтенный Али. И потом мы никогда больше не встречали того человека. Зато он показал нам потайные тропы в горах, неизвестные пограничникам. По этим тропам может пройти не только человек, но и небольшое стадо баранов.

– Повторяю, я этого не слышал, Хасан, сын Саида! – сказал Али. – Но я догадываюсь, в чем суть твоей просьбы. Ты задумал купить в Ливане курдючных баранов и тайно перегнать через границу? Многие люди постарше и похитрее тебя пытались разбогатеть таким способом, но рано или поздно они попадали в тюрьму. Или под пули пограничников.

Хасан кивнул.

– Я не боюсь. Молодой баран стоит на рынке Хермеля десять фунтов. У нас в хороший день за него заплатят тридцать пять фунтов. Я пригоню в Сирию двадцать баранов, расплачусь с тобой, Али, и у меня останутся деньги, чтобы снова идти в Ливан.

– Нет, этого я тоже не слышал! Твоя речь невнятна, ее трудно разобрать…

Али задумался, при этом важно надул щеки так, что его глаза превратились в узенькие щелочки. Размышления старосты длились недолго, и вскоре он продолжил:

– Да, ты ведь пришел попросить немного денег, чтобы купить еду братьям и матери? А я расскажу тебе поучительную историю, которую мне рассказывал один человек, а ему рассказал другой человек, который услышал ее от своего дальнего родственника. В одну деревню крестьянин тайно пригнал баранов из Ливана. Об этом узнал староста, человек благочестивый и сердобольный. Староста пожалел бедного крестьянина и не стал заявлять в полицию. Он даже проявил еще большее милосердие, и сам купил баранов у крестьянина, но не по тридцать пять фунтов, а по тридцать. Тогда другой бедный крестьянин взял у старосты деньги в долг и тоже ушел через границу. Но, видать, он чем-то прогневал Аллаха. На обратном пути пограничники отняли его баранов, а сам крестьянин еле ноги унес и вернулся домой с пустыми руками. Старосте пришлось забрать все его имущество, и потом его семья еще целый год отрабатывала долг, не получая платы. Вот такие истории происходят на свете, Хасан, сын Саида.

– С нами милость Аллаха, – сказал Хасан.

Ночью Хасан ушел в сторону ливанской границы, а через пять дней вернулся в родную деревню. Староста Али загнал в свою кошару двадцать длинношерстных ливанских баранов и пригласил Хасана в дом. И снова юная Зара, брезгливо морща хорошенький носик, наливала гостю чай в пиалу, в то время как Али вынул из пояса и разложил перед собой двадцать бумажек по десять фунтов. Хасан, забыв про чай и про Зару, про голод и усталость, с восторгом глядел на деньги.

– Да, – сказал Али, – ты их честно заработал. Но я подумал, что, если ты с этими деньгами вновь отправишься в Ливан и купишь на них двадцать баранов, это будет не совсем справедливо. Обещай, что отдашь эти деньги своей матери.

– О, почтенный Али! – взмолился Хасан. – Если я сейчас отдам деньги матери, мне придется снова брать у тебя в долг.

– Как раз это я имею в виду, смышленый сын Саида! Это будет справедливо!

– Тогда дай мне еще пятьсот фунтов, и через неделю я верну тебе вдвое больше!…

Прошел год. Сыновья Саида укрепили и расширили дом, купили новую одежду, у них появились свои бараны. И черноглазая Зара, встречая Хасана на пороге, успевала приветливо улыбнуться перед тем, как прикрыть платком лицо.

– Я не хочу больше ходить в Ливан горными тропами. Я хочу поехать туда, не нарушая закон. Посоветуй, как мне сделать это, Али.

Али прищурил глаза и надул щеки.

– Тебе нужен специальный паспорт. Это очень важная бумага, Хасан. А чем ты хочешь заниматься в Ливане?

– Я открою свое дело. Буду продавать баранов в Египет и Саудию. Это очень хороший бизнес, почтенный Али. Дай мне двадцать тысяч фунтов, и через год я верну тебе в два раза больше.

– Хорошо, Хасан. Теперь у твоей семьи есть, чем покрыть долг, если ты не вернешься. Я дам тебе деньги и помогу получить паспорт.

Еще год миновал, и Хасан вернулся. Он вошел в дом старосты в красной шелковой рубашке, которой позавидовал бы даже житель столичного города Дамаска, и протянул Али толстый сверток. Али отправился наверх и долго пересчитывал деньги. Когда он спустился к гостю, Хасан снова полез за пазуху и положил перед хозяином маленькую коробочку, покрытую зеленым бархатом. Бархат приятно шуршал под пальцами. Так же приятно, как деньги.

– Что это, Хасан? – удивился Али.

– Это подарок для Зары, почтеннейший, – смущенно ответил Хасан. – Я купил ей в Бейруте золотые сережки с камнями. И я отложил часть денег на калым. Отдай мне в жены свою младшую дочь, Али, и через два года…

– Замолчи немедленно и не говори, что через два года вернешь ее с пятью детьми, о расторопнейший из предприимчивых! – вскричал Али. – Мой сосед Яссер Мохаммад собирается сватать Зару для своего сына. Он богатый человек и даст очень большой калым!

Хасан расправил плечи и выпятил грудь вперед.

– Скоро я буду богаче, чем Яссер Мохаммад! Я буду богаче, чем ты, славный Али!

И опять Али прикрыл глаза и важно надул щеки, что означало глубокое погружение в истоки человеческой мудрости. Хасан почтительно склонил голову.

– Яссер Мохаммад – богатый человек, – повторил Али. – Перед тем, как отправиться на небеса, отец оставил ему и деньги, и баранов, но за двадцать лет Яссер так и не смог приумножить свое добро. Я верю, что ты будешь богаче его, Хасан, сын Саида. Я и впредь буду давать тебе деньги в долг. И не вздумай отказываться – мои деньги приносят тебе удачу!

2
{"b":"701096","o":1}