Почти все наши были уже на борту. Майор Кляп, стоя у трапа подгонял меня и Самойлова, которому достался самый дальний пост. Только мы уселись, как самолёт заревел моторами и побежал по полосе. В отгороженной части транспорта стоял груз. Он был полностью укрыт брезентом. Дверь в решётке была заперта каким-то, очень технологичным по виду, замком.

Летали мы ещё почти сутки. Садились на каких-то аэродромах, заправлялись, получали паёк и улетали. В итоге, сели в одном северном городе, на один из военных аэродромов. Сюрпризы продолжились – внезапно выяснилось, что в грузовом отсеке находилось трое из «аналитической группы». Эти коммандос вылезли на свет, только когда к самолёту подали спецтранспорт для груза. Они сами открыли замки, пообщались с прибывшей группой сопровождения и проследили за погрузкой. Не снимая шлемов. Собрали у нас супер-пушки и выдали наши «калаши». К комбату один из «аналитиков» подошёл, когда колонна уже готовилась уезжать.

– Майор, дождаться нас!

– Сколько! – Кляп был зол и хмур.

– Без нас не взлетать! – последние слова были брошены пилотам. И тут я заметил, что пилоты совсем не те, с которыми мы летели в Китай. Лётчики заперлись в кабине, а мы ушли в небольшое каменное здание, ожидать «аналитиков». Комбат достал свою фляжку, с которой не расставался в поездках, и, оставив меня старшим, ушёл. Майор был очень коммуникативным человеком и у него повсюду были родственники, друзья и знакомые. Это очень помогало, особенно в командировках. Вот и сейчас – мы все это понимали – Кляп пошёл разведать обстановку. Часа через два он вернулся и, заняв единственное лежачее место, уснул. Ещё через час прибежал прапорщик, в расстёгнутом кителе и без головного убора. Дыша высокооктановым перегаром, он бросился будить комбата. Они вышли, а через двадцать минут мы уже ехали на грузовичке в сторону города. Этих – в «скафандрах» которые, мы больше не видели. В общем, добрались мы до части своей на поезде, а через два дня меня демобилизовали. Майор Кляп мне часы подарил – командирские, с дарственной надписью, вроде как, наградные ему. Я было в отказ, но он настоял.

Санька расстегнул ремешок, и дал часы Генриху.

– Северодвинск… – Генрих рассматривал часы. Вопрос снова прозвучал как констатация. Турист напрягся. «– Вот это фокус!…Разболтался я что-то, здесь же граница рядом – а если это резидент китайский?!».

– Ну… таблички с названием я там не видел – глядя в кружку, произнёс Санька. Индеец метнул взгляд на гостя. – В одном городе… – проговорил он, поведя плечом. «– Ну, конечно! – Саньку осенило – про остальные аэродромы я сказал – «какие-то», а конечный пункт – «в одном городе», значит местность мне знакома.». Ему вдруг стало стыдно – человек ему, возможно, жизнь спас, обогрел, накормил, а в благодарность – подозрения необоснованные. Прихлебнув из кружки, он посмотрел на Генриха и, устроившись поудобнее, улыбнулся.

– Он самый – Северодвинск, город корабелов. Я там был. В самом начале службы. – Санька на секунду призадумался – А ведь ситуация была очень похожая! Я тогда ещё «духом» был – отслужил всего несколько месяцев и, хоть и был отличником боевой и политической подготовки, в караулы меня не ставили. И тут – срочная командировка. Дембель, провалявшийся до этого полгода в госпитале и уже неделю ждавший «свободы», пошёл в отказ, и Кляп поставил меня. Тогда я отправился с радостью – первый караул, да ещё «на сопровождение». Сопровождали мы контейнеры со всякими угрожающими знаками. Приняли их под охрану вместе со спецтранспортом, и – самолётом до военного аэродрома, в каком-то медвежьем краю. Потом проехали через какой-то город, как выяснилось в последствии – Северодвинск, центр атомного судостроения, промчались мимо дачных посёлков на окраине, и почти час катились по разбитой дороге, петлявшей среди болот и леса. Мне повезло ехать в кабине с комбатом… а может, не повезло, может, он специально меня, как молодого с собой усадил. Метров за пятьсот от КПП, на бетонной дороге стоял шлагбаум. Спецтранспорт встал. Майор выскочил из кабины и огляделся. И тут, вокруг появились угрюмые ребята в маскхалатах. Они были повсюду и постоянно двигались – боец стоял пять секунд на одном месте, затем плавно и быстро уходил из поля зрения, а другой боец появлялся – словно вокруг машины водили какой-то странный хоровод. К майору подошёл самый угрюмый из их группы, они что-то коротко обсудили и комбат, нырнув в кабину, схватил свой кейс. Выбираясь наружу он бросил нам с водителем– Вылезай!

Мы прождали на морозе минут двадцать. Потом нам подогнали автобус, где мы отогрелись, выпили кофе и с комфортом дождались возвращения нашего транспорта. Ну, в общем, и вся история – мы без приключений добрались до части, Кляп пожал мне руку и всё. А как догадались, что Северодвинск, а не Мурманск или другой северный город?

– Специфика – обронил хозяин дома.

– А-а – понимающе протянул Санька, впервые не поняв собеседника. В комнате повисла тревожно-печальная тишина. Генрих задумчиво крутил кубик ароматного табака.

Александр прихлебнул из кружки, улыбнулся и сказал, глядя на табак в руках индейца:

– Аромат обалденный! Если хочется – надо взять и попробовать.

Генрих посмотрел на Саньку, плавно поднялся с кресла-качалки и подсел к гостю на матрас. Он стал неторопливо набивать трубку табаком, и волна вкусного запаха накрыла туриста. Он наконец-то снова почувствовал, что значит «жить здесь и сейчас». Все эти советы от «просветлённых», наставления во всяких семинарах – «начните жить!», «выйдите из зоны комфорта!» – не стоят и секунды в экстремальной ситуации, когда сметается из сознания весь шлак накопленных проблем, обид и страхов. Чиркнула спичка и из раскуриваемой трубки вырвались два дымовых облачка. Проследив за ними, Санька увидел на стене, под самым потолком барельеф в виде медведя. Зверь, искусно вырезанный на бревне, смотрел в полоску окна над шторами и при взгляде на него не было никаких сомнений, что вырезали с натуры.

– Красивый – Санька привстал с матраса и подошёл к стене.

– Алтай – проронил индеец.

– Питомец? – спросил турист.

Генрих затянулся, выдохнул, улыбнулся и произнёс – Друг.

Комната наполнилась ароматным дымом, и индеец с гостем оживлённо и весело болтали о всяких житейских вещах. Санька узнал, что медведь, по кличке Алтай не спит, хотя давно пора уже, как красиво здесь в любое время года, и как сделать дудочку из бузинового прутика. Когда Генрих поднялся, чтобы поставить чайник на огонь, Санька растянулся на матрасе – размять спину. Алтай со стены смотрел в окно, вокруг него скакали солнечные зайчики, хотя разморённому путнику они казались солнечными белочками. Затем среди белочек появилась лиса, внимательно посмотревшая на Саньку, потом он увидел несколько злых росомах и стаю волков, гнавших дичь, барсука, двух бобров, затем появилось неяркое, осеннее солнце, подмигнувшее спящему.

Генрих накинул на спящего тонкое одеяло и вышел. На улице он постоял несколько секунд, затем вернулся в дом и вышел через минуту с длинным свёртком. Пройдя по лесу, индеец остановился возле большого камня, лежащего на берегу маленького ручейка. Он достал из свёртка странную конструкцию из трубок. Она была похожа на камертон размером с балалайку. Торец одинарной трубки имел странный профиль – несимметричный и как будто рваный. Генрих аккуратно снял с камня пласт мха и вставил конец конструкции в рваную и как будто несимметричную дыру. Затем он чем-то резко щёлкнул в сантиметре от одной из трубок конструкции и сел на камень. Сверху, танцуя, опустился красный лист. В солнечном луче сверкала тонюсенькая паутинка. На ветку осины прыгнула белка. На месте чуть правее начала хвоста, висел прилипший листок, ещё большей частью зелёный. Белка раздражённо шаркнула по стволу дерева – листок поплыл вниз и застрял в путанице тонких веточек. Белка фыркнула и умчалась. Листок качался, какое-то время, а потом выскользнул из западни и полетел дальше, навстречу… паутине. Он воткнулся в неё черенком и повис. Паутина была тонкая, а лист – мокрым и тяжелым, тем не менее профессионализм паука побеждал и сети потихоньку прекращали качаться. Из трубки раздался щелчок, а затем голос: