Принимая учение о душепереселении за одно из замечательнейших проявлений человеческой мысли в древнем языческом мире, мы проследим его исторически и, при помощи возможной для наших средств критики всех относящихся к предмету данных, постараемся уяснить себе его развитие, существование и значение и указать те исторические пути, по каким это учение в порядке времен переходило из одного века в другой, а может быть, и от одного народа к другому, и как, наконец, потеряло свою силу и значение, оставаясь достоянием только некультурных народов современного мира. В самом деле, когда свет веры Христовой озарил темную область потустороннего человеческого бытия, учение о душепереселении стало исчезать из круга человеческого сознания. Хотя оно перешло как наследие восточных религий и греческой философии в гностические христианские системы и допущено даже одним из замечательнейших учителей церкви – Оригеном, но затем следы его уже теряются, и только изредка в неясных образах душепереселение является смутным, мистическим представлением в мистико-пантеистических системах средневековых мыслителей, как напр. у Скотта Эригены, Парацельса и некоторых других.
Само собою и ближайшим образом из предшествовавших соображений очевидно, что верование и учение о душепереселении находилось в теснейшей внутренней связи со всем кругом религиозно-философского миросозерцания того или другого народа. Потому научное исследование этого учения по существенной необходимости захватывает факты, относящиеся к религиозному человеческому сознанию в его непосредственной сущности. Душепереселение не было философски-отвлеченной идеей, эзотерическим достоянием немногих избранных; оно было религиозно-живым верованием масс. Философия только стремилась утвердить анализом и авторитетом науки то, что представляло верование и авторитет религии. В этом положении между религией и философией учение о душепереселении является в древнем языческом мире не случайным и поверхностным, не частным и единоличным заблуждением человеческого ума, а имеет в своем основании более глубокие начала и побуждения и более заманчивые условия для того, чтобы оно так долго держалось в умах многих людей и занимало внимание самых глубоких мыслителей, каковы Платон и Ориген. Нужно при этом заметить, что верование и учение о душепереселении принималось не в силу рассудочных доказательств и диалектически тонких измышлений, а непосредственно усвоялось сердцем; оно овладевало всем духовным существом человека не как частный философский вывод, а как всепроникающая идея его религиозно-философских воззрений на природу своей собственной души и на ее отношения к Божеству и внешнему миру. В этой идее о переселении своей души человек лелеял увлекательную мечту, представлявшую исход для его заветных стремлений к вечной жизни в Боге и к блаженству, чуждому всякого нравственного и физического зла и несовершенства.
Однако верование и учение о душепереселении представляет загробную участь человеческой души не так, чтобы тотчас или вскоре после смерти она вступала в какое-нибудь более или менее постоянное и неизменное состояние, а в виде целостного процесса, направленного к дальнейшим целям загробного бытия души. Эта самая сторона в учении о душепереселении указывает идею, которая предначертывает путь для исторического исследования его. Религия и философия древнего языческого мира употребляла всевозможные усилия, чтобы выяснить отношение конечного к бесконечному, материального к духовному, человека к Божеству, открыть для первого путь приближения к последнему и таким образом успокоить душевную тревогу язычествующего человечества, которое в лице лучших своих представителей искало истинного Бога, жаждало примирения и единения с Ним, но не знало и не имело к тому ни настоящих путей, ни средств. Учение о душепереселении именно и было историческим выражением того, как от древнейших времен человеческий ум был изобретателен относительно тайн, доступных человеку не иначе как только путем Божественного откровения, и как человек старался своими собственными усилиями отыскать пути и средства к примирению с Богом и к достижению в Нем вечного блаженства для своей бессмертной души.
Путь исторической критики, которым мы намерены идти в предпринимаемом исследовании, помимо всех частных его преимуществ, обусловливаемых самым свойством нашего предмета, имеющего по преимуществу исторический характер и значение, имеет высокое общенаучное достоинство. Все, что возникает, живет и исчезает в мире духа и материи, имеет свою историю. Каждый предмет или явление в истории своего существования, как в последовательном ряде изменений, обнаруживается с доступных своих сторон не в один какой-нибудь данный момент своего бытия, а от начала до конца его, в целом ряде причинно-связанных переходов из одной формы в другую. Потому историческое исследование, раскрывая последовательную связь и сцепление причин со следствиями в процессе существования данного предмета или явления, доставляет исследователю или наблюдателю наиболее полную сумму данных, которые открывают возможность приблизить к пониманию сущность изучаемого факта. В силу такого научного значения исторического метода исследования он и находит в настоящее время самое обширное применение во всех областях человеческого познания.
Однако при всех выгодах исторического исследования оно имеет и свои невыгодные стороны. Часто оно представляет непобедимые трудности в изучении предмета по недостатку фактов или по невозможности понять их истинное значение и дать им надлежащее истолкование. В самом деле, если трудно обнять данный предмет со всех сторон только в один какой-нибудь момент, то несравненно труднее проследить его от начала до конца, во весь период его существования. Особенно это следует сказать о таких исторических исследованиях, которые направляются и простираются далеко в мрак прошедшего. Современному человеку, например, трудно разбирать и изучать исторически те факты, на объяснения которых покушается геология. Между тем в геологической истории ученый имеет дело с наиболее устойчивыми следами минувшего, отпечатленными и сохраняемыми инертной материей. Другое дело – история человеческого духа: ее прошедшее почти совершенно исчезает в настоящем, как зерно в развивающемся из него организме. Следы, оставляемые жизнью живого, самодеятельного и самосознающего человеческого духа, не застывают в одной определенной форме, а растут и развиваются, слагаются и разлагаются, являются и исчезают. Жизнь духа протекает не пред глазами исследователя и не подлежит искусственным орудиям исследования; исторические памятники его развития, особенно на первых порах, кроме скудости в своем содержании и количестве, могут принимать еще в уме изучающего самые разнообразные оттенки и вести к самым разнообразным предположениям и заключениям. Для современного человека, изучающего первоначальную или вообще древнюю историю человеческого развития, гораздо труднее поставить себя в условия минувшей умственной жизни, чтобы правильно понять и оценить ее, чем для геолога представить себе условия минувшей жизни земного шара, потому что, в последнем случае, он разбирает такие факты, которые видит с наибольшею объективностью, во всеоружии естествознания и даже может подвергать их личному опытному исследованию. Вследствие этого исторические исследования духовной жизни человечества, можно смело сказать, никогда не могут вполне достигать предполагаемых ими целей: результат их всегда будет не более как только в некотором роде величина приближенная.
Выраженные нами невыгоды, или, лучше сказать, неудобство исторических исследований, заключаются в трудности, а иногда даже и невозможности их надлежащего выполнения, в полной мере дают себя чувствовать по отношению к учению о душепереселении в Древнем мире. Прежде всего и главным образом возникает затруднение из недостатка и крайней неясности ближайших исторических источников за древнейшие периоды умственной жизни человечества. До нас дошли только слабые отголоски, выражающие древнейшие воззрения человека на посмертную участь своей души и ее переселения, в немногих сохранившихся исторических памятниках, преданиях и в уцелевших до сих пор верованиях современных восточных народов. Но дошедшие до нас исторические памятники и предания не только сами по себе мало доступны для понимания10, а еще в разное время подвергались переделкам и интерполяциям; с другой стороны, и современные верования восточных народов ни в каком случае не могут быть тождественными с древнейшими верованиями вообще и с верованием в душепереселение в частности. При этих обстоятельствах возможность исторического исследования о душепереселении упрочивается только тем, что по настоящее время сделано весьма много исследований, которые обнимают все пути исторической жизни древнего человечества, а потому проливают свет и на рассматриваемое учение. Далее, как мы уже заметили, учение о душепереселении находится в теснейшей связи со всеми религиозными воззрениями и верованиями, особенно у древнейших культурных народов. Эта связь, при существовании в настоящее время множества разнообразных и в своем роде авторитетных взглядов и толкований на мифы и религии язычества, в высшей степени усложняет дело, особенно в тех пунктах, где учение о душепереселении из круга чисто религиозных воззрений переходит на почву философии. Наконец, нужно еще заметить, что полное исследование древнего учения о душепереселении должно иметь такой обширный объем, что для надлежащего его выполнения потребовалось бы, при продолжительном сравнительном изучении источников, чрезвычайно много времени и места11. По всем этим причинам предстоящий труд не может удовлетворить всем требованиям исторической критики; приспособительно к тому, насколько для него были осуществимы все необходимые условия, в нем имелось в виду не столько полное, сколько по возможности верное и точное историко-критическое изображение древнего учения о душепереселении, что и составляет задачу нашего исследования.
