Никто не удосужился поднять документы? Найти хоть кого-то? Почему его, мага, отправили на лишённую какой-либо магии территорию? Он, Наследник — по какой-то неведомой причине, — Рода Поттеров, мог просто-напросто не то, что из-за недостатка магии стать сквибом, так и умереть в таких условиях! Выходило, что на его судьбу всем было плевать, а значит — все либо верили в невозвращение Того-Кого-Всё-Ещё-Не-Стоит-Называть, либо знали о том, что он никакой не Избранный и произошедшее в Годриковой Впадине — закономерная случайность.
Назревал вопрос. А какого, собственно, Мордреда, ему пудрили мозги? Это так, добрались до первого года обучения в Хогвратсе, тактично обойдя возгласы вроде — «ты вылитый отец!». Да был бы вылитым отцом, никто бы Поттером и не признал. Но ладно, проехали. Первый год. Шрам нещадно болел, стоило ему встретиться взглядом с Квирреллом. Как не крути, Воландеморта он чувствовал. К дневнику его тянуло. И вот тут появлялась очень бестолковая, но вполне объясняющая последующее происшествие в Министерстве. Каким-то образом он, Гарри, стал крестражем. Живым. Мыслящим. Возможно, именно это и не дало ему лишиться магии — имея под боком источник пусть Тёмного, но волшебства. Странно, что за все десять лет он окончательно не ссохся. Тем не менее, он оставался не только источником, но и корректно работающей связью, чем он убедился в притяжении к дневнику и ощущением Лорда.
Третий год — год откровений. Сириус, оказывается, не виновен, а всех сдала крыса. Каким местом нужно было думать, чтобы назначить Хранителем волшебника, чья анимагическая форма — буквально олицетворение характера! — крыса, это ещё предстоит подумать. Как и то, почему личность вроде Петтигрю попала на Гриффиндор, хотя отпетыми подлецами считаются Слизеринцы. Однако, снова отошли от темы. Никто не пожелал поделиться воспоминаниями или проверить видевших живого Питера под Сывороткой Правды — найдётся Петтигрю, и оправдают Блэка. Свидетелей в лице двух взрослых мужчин, — раз не считаются с детьми, — им, видите ли не достаточно. Один, мол, оборотень, а второе «бывший» Пожиратель. Вот тебе на, оказывается, это причина не верить Сыворотке Правды! Проще говоря, нашлась причина, чем сбежавший из Азкабана Сириус так не угодил. Не вписывался добренький крёстный в планы Великих Светлых. А если бы был нужен — вытащили, как того же Снейпа.
Четвёртый год и Кубок Огня. Как имя оказалось в Кубке? Тут появлялась та же теория, что и со шляпой, кстати. Почуяв душу Лорда, Кубок, как и она, считали совсем не то, что было основным. Впрочем, не важно. Воландеморт воскрес, чудом Гарри спасся, вновь подтверждая свой статус Избранного. И вот в чём очередная загвоздка… Палочки ведь сёстры, да и в душе осколок души Великого Тёмного, вот Магия и взбунтовалась, мол, «чего с собой дерёшься, дурень?». Возможно, кстати, именно из-за того, что ранее он питался лишь магией того самого осколка, палочка и признала в нём хозяина. Вот, кстати, очередной элемент мерзкой мозаики. Всё магическое, из-за магии Тёмного Лорда, признавало в нём лишь его отголосок. И палочка, и шляпа, и кубок, и ещё чёрт знает что!
Доходим до пятого курса, снова обходя щепетильную тему смерти Седрика и гонения со стороны прессы. Мальчик-Который-Сошёл-С-Ума — это уже классика. Не важно. А вот важно другое. Уроки окклюменции, к примеру, когда связь с Лордом стала прочнее, из-за его «прихода в себя» — очень грубо говорить такое о психе, но случай особый. Насколько он прочитал недавно, это в принципе должно было выглядеть кардинально иначе. И, тем более, проводиться сначала с доверенным лицом, а потом — тренировки. Выходило, его просто сразу бросили на дуэль, не научив базовым пасам палочкой — ничего не напоминает, нет? И вот он, изнеможённый после каждого «урока», — не было сил винить Снейпа, пусть, придурок, творит что хочет, или что приказали, плевать, — уже не имел ни сил не желания спасаться и закрываться. Там его и настиг Воландеморт, почуявший их связь. И в этом, пожалуй, была самая ересь ситуации. Возможно, конечно, тот почувствовал это, потому и вздумал наконец-таки выкрасть пророчество. Никакой юный маг не мог противостоять ему. Тем более, являющийся его крестражем. Знал ли он об этом? Учитывая разговор в Министерстве — мог только догадываться. После встречи «за гранью», а потом и раскаянии, что собрало все осколки души воедино, он точно должен был понять. К тому же это объясняло истощённость самого Гарри. Источник, столько лет служивший юному волшебнику спасительным плотом — пропал. Магия сразу не могла понять, как так, а уж потом осознала пробел и стала латать себя. Удивительно, как не повредилось ядро. Впрочем, Хогвартс-алтарь питается магией, используемой на его территории — эдакий алтарь-вампир, плевавший на согласие жертв, — и вполне мог чуток поделиться с «умирающим». А до того и в Мунго постарались, так всё и наладилось.
Из открытых вопросов оставался только выпад со стороны Миссис Уизли, которая доселе враждебности не проявляла, да и при встрече была обрадована не меньше, чем если бы увидела сына, — хотя Рон её особо не обрадовал, — а в игру этой дамы верилось слабо. Слишком уж натурально. Возможно, кто подменил посылки? Или подсыпал что позже? Непонятно, но ладно.
Итак, суммируем — лживое пророчество, ошибка в определении цели, случайный крестраж, бессмысленное отправление к магглам, навязывание статуса избранного, абсолютная незаинтересованность в его благополучии и безопасности, и, наконец, принятие осколка души за его собственную личину. Не особо утешительные результаты.
И, кстати, о результатах. Кошмаривший его пять лет подряд бывший Пожиратель, причастный к смерти его матери и отца — пусть и приёмного, — оказался его самым близким кровным родственником. Из того всего исходило, используй они хоть какой-то способ поиска родственников, не являющихся магглами, он бы все эти года рос с — пусть и до крайней степени отвратительным, но хуже чем с Дурслями бы не было, наверное, — отцом.
Поттер — если его корректно так называть, — стоял посреди роскошной спальни, и в его мутных глазах не отражалось абсолютно ничего. Пелена застелила взгляд, и он полностью оказался погружён в себя. Внутри было неспокойно и темно. Вот голубая искра — грусть, подавляемая всё это время, — разрастается и взмывает куда-то вверх, оставляя после себя полупрозрачный шлейф. Вот жёлтая — радость, что он не один-одинёшенек, — переплетается со шлейфом грусти и внезапно отделяется, улетая куда-то в другую сторону. Вот зелёный сполох, — отвращение ко лжи, — пронёсшись вокруг он рассеивается, словно облако пыли. А вот лиловый — страх перед будущим, — распускается, словно цветок и опадает наземь. И, наконец, алая ярость — она, словно подгоняемая, проносится повсюду, не находя места, оставляя после себя след магии, кружится, вьётся, разрастается и врезается в грудь. Где-то там внутри она мечется, разрывая внутренности, заставляя их загореться ярким пламенем, освещающим темноту вокруг, сметающих всё на пути — грусть, радость, отвращение и страх…
Резко красная вспышка сменилась чёрным ничем. Стало холодно и одиноко. Как через вату слышался грохот, подобный битому стеклу и треску. Потом тишина, которую вскоре нарушил яростный, но будто бы замедленный стук. И снова пауза. А потом крики. Далёкие-далёкие. Еле слышно. Только и читается в них — страх и отчаяние. Слабость… Она настигает внезапно. Хочется свернуться в клубочек, лечь и долго-долго плакать. Будто бы весь мир внезапно раскололся, и он упал в образовавшуюся расщелину. Там, наверху, остались его друзья, и…
Внезапный порыв тёплого ветра, по чувствам, растрепал волосы. Исчез также внезапно, как и появился. Снова холод и одиночество. Хочется кричать, выть от безнадёги, рыдать до сорванного голоса, и так бьётся внутри желание вернуть это тепло. К сожалению, ничего не помогает — ничего не происходит. Холод постепенно сковывает душу, будто бы вокруг сердца постепенно нарастает лёд — слой за слоем он отделяет от этого тепла. Не как щит, не панцирь, а как сущая пытка. Долгая, садистская, растянутая непозволительно сильно. Только и хочется что молить о смерти, чтобы это прекратилось. Исчезло.
