Другая книга, та, что с маленьким мальчиком и красным шариком, расстроила Джека ещё сильнее. Старая дама в кресле напомнила ему Баку, а сама книга напомнила, что никто не сидит на стуле в его комнате или где-нибудь ещё, наблюдая за ним, желая заботиться и оберегать. Никто не заставлял его есть, не следил, чтобы ему было тепло и хорошо. Женщина, которая назвалась его матерью, оставила ему эту историю, а потом покинула его. Оставила одного. У Джека было предчувствие, что она не вернётся. Так же, как когда-то, вероятно, отдала его Баке. Но почему? Когда? Он ничего не понимал в том, кто же он такой на самом деле.

Джек долго не смыкал глаз той ночью, а когда все же заснул, образ неизвестного врага с тёмными жуткими глазами, полными истинной злобы и ярости, преследовал его в ночных кошмарах.

Глава двадцать третья

Харпер

Наши дни

Харпер помешивала суп одной из пластиковых ложек, которые она взяла на всякий случай для Лукаса. Кинув быстрый взгляд на стол, она не без удивления обнаружила, что у него есть всё необходимое: кастрюля, тарелка, ложка и вилка.

«Это ему дал Дрисколл? Во что ему обошлась вилка? Сколько усилий ему стоила кастрюля?»

 Создавалось впечатление, что Дрисколл был добр к Лукасу, но всё же что-то во всей этой истории казалось странным, что-то не складывалось.

Харпер надеялась, что агент Галлахер сможет больше узнать о прошлом Лукаса, обо всей ситуации в целом и поделится с ней информацией. Он и не был обязан это делать, но всё же… Она могла бы быть полезной в расследовании.

«Стать своеобразным «связным». — Именно это слово первое пришло Харпер на ум. — Связующим звеном... Да, как-то так».

Она могла бы стать «связным» для человека, у которого было так мало вариантов достать необходимые, нужные вещи, учитывая его прошлое. Но почему-то слово «связной» не казалось ей… подходящим в полной мере.

Харпер вдруг вспомнила выражение удовольствия на лице Лукаса, когда он слизывал арахисовое масло с пальца, и вновь приятная дрожь пробежала по её телу. Её тянуло к нему не только из-за привлекательной внешности, но и из-за того, как его взгляд становился проницательным и внимательным, когда его что-то интересовало, из-за неловкости и неуверенности, отражавшейся в его глазах, этого застенчивого выражения, когда он волновался, что говорит неправильно или использует неподходящее слово. Он словно манил её, взывал… при этом так сексуально, как ни один мужчина… Это пугало её  и одновременно возбуждало.

Возможно, правила и социальные структуры, в которых она выросла, здесь не действовали. Может быть, проще было бы признать свои низменные инстинкты в месте, где нет ни продуктовых магазинов, ни электричества, где нет ничего, что согревало бы тебя, кроме пламени и жара чужого тела. Лукас был в некотором роде пещерным человеком, но, возможно, все люди будут таковыми, если их поместить в определенные условия и заставить жить, полагаясь только на инстинкты?

Харпер взглянула на Лукаса. Она знала, что его тоже влечет к ней. Она видела, как он украдкой изучал её тело, как невинно улыбался, но при этом в его глазах разгорался настоящий пожар. Она научилась наблюдать за мужчинами, определять нежеланный интерес, предупреждавший о надвигающейся опасности, как красный мигающий огонёк, говорящий ей бежать и прятаться.

Но она не хотела убегать от Лукаса.

Это должно было напугать её. Но она не испытывала подобных эмоций… скорее ей это нравилось…

Суп закипел, и Харпер налила его в одну миску и одну кружку, поставила их на стол и удобно устроилась на пеньке, служившим табуретом.

«Неужели его сделал Лукас? Нет, как он мог? Похоже, у него не было инструментов. Неужели всё же он?»

Она не хотела спрашивать и смущать Лукаса, давая ему в очередной раз понять, что всё в его мире было странным и непривычным, но при этом в её голове роились вопросы, ответы на которые ей не терпелось разузнать.

Как он обходился без повседневных вещей, которые она считала само собой разумеющимися?

Неужели он действительно охотился только с ножом или вовсе голыми руками?

Как он сделал сапоги и куртку, которые носил? Те, что были так тщательно сшиты вместе… Как?

Было ли ему одиноко?

Страшно?

Скорее всего, да. Он всё же человек.

Харпер улыбнулась и взяла ложку. Лукас сделал то же самое. Попробовал суп. Выражение несказанного удовольствия вновь появилось на его лице, и мышцы её живота сразу же свело в приятной истоме.

— Как тебе? Нравится?

Он кивнул, зачерпывая суп и громко чавкая.

— Солёный. Очень вкусный.

Харпер никогда не видела, чтобы кому-то так нравился куриный суп из банки, как Лукасу, и это заставило её улыбнуться. Она наслаждалась его радостью, его удовольствием. Хотя заметила, что он отодвигает все кусочки куриного мяса в угол своей тарелки.

Некоторое время они ели молча, потом Харпер наконец набралась смелости и задала ему один из своих многочисленных вопросов.

— Лукас, можно тебя кое о чем спросить?

Он зачерпнул ещё ложку и встретился с ней настороженным взглядом, но в итоге кивнул.

— Почему ты забрал журнал из офиса шерифа? — Она подняла руки в успокаивающем жесте и торопливо продолжила: — Это не имеет значения. Я ничего никому не скажу. Я имею в виду, это мелочь. Мне просто очень… любопытно.

Лукас положил ложку, и, казалось, раздумывал, отвечать или нет. Или, может быть, он был удивлен, что она видела, как он брал журнал. Наконец, он пожал плечами.

— Просто чтобы посмотреть… картинки.

— Фотографии? Эм. А… ты… ты умеешь читать?

Прежде она не думала об этом, но… раз его бросили в таком раннем возрасте, то, возможно, он вообще никогда не учился читать. Может быть, он никогда не ходил в школу.

— Пожалуйста, не смущайся, — сказала она, когда Лукас не сразу ответил. — Ты можешь научиться. Я могу научить тебя, если хочешь.

Ей понравилась эта идея. В голове сразу возник образ: они склонились над книгой, их головы почти соприкасаются…

Но Лукас недоверчиво сузил глаза, и Харпер пожалела, что так быстро разрушила хрупкое, только начавшее зарождаться между ними доверие.

— Немного умею. — Слова прозвучали странно разрозненно, словно Лукас не хотел их произносить.

Она покачала головой.

— О…

— Я ничего не знаю о мире. Я подумал, что журнал поможет понять.

Харпер перевела дыхание.