Она подняла на него глаза и сказала:

– Я всегда могла различить вас с Эдвардом, потому что он был не таким светлым, как ты. Ты не сгорел в Африке?

– Нет.

Она сняла жилет и, бросив его к пиджаку, начала развязывать шейный платок.

– Джулия, я не уверен, что это разумно.

Она окинула его испытующим взглядом: «Неразумно чувствовать себя уютно?»

– Искушать меня.

Ее охватило волнение. Да, они носили траур. Да, он погружен в горе. Но она все еще обладала властью над ним. Она отшвырнула шейный платок в сторону и обхватила его лицо ладонями так, что пальцы касались затылка.

– Я так сильно скучала по тебе.

Она наклонила его голову, встала на цыпочки и прижалась губами к его губам. Он обнял ее, привлекая к себе. Его язык скользнул ей в рот, и поцелуй стал глубже. Она буквально таяла в его руках.

Голод. Острая необходимость. Насущная потребность. Сейчас они испытывали весь спектр этих чувств. Как будто над ними в ожидании нависла смерть, а страсть и желание могли отвратить ее. Глухое рычание вырвалось из его горла и прокатилось по ее грудям, касавшимся его тела.

Жар между ними усилился. Его руки скользнули по ее спине, бедрам, ягодицам, и он еще сильнее прижал ее к себе. Его твердое мужество уперлось ей в живот, сводя ее с ума от желания. Они так долго не занимались любовью. Как только стало известно, что она беременна, Альберт настоял на том, чтобы они воздержались от какой-либо близости, опасаясь, что его страсть может спровоцировать потерю ребенка. О, он целовал ее, обнимал и гладил при любом удобном случае, но не так, не с таким ожесточением. Она не знала, испытывали ли они когда-либо настолько примитивные желания. Ей казалось, что после своих путешествий по далеким от цивилизации местам он нуждался в приручении.

Стук в дверь заставил его отпрыгнуть от Джулии, как будто их поймали на чем-то запрещенном. Они оба тяжело дышали. Ужас отражался в его глазах.

– Прошу прощения, – прохрипел он.

Она почувствовала разочарование, оттого что он отступил от нее и словно сожалел о том, что произошло между ними мгновение назад.

– В этом нет необходимости. Ты – мой муж.

– Но ребенок, – его взгляд опустился на ее живот. – Я сделал ему больно?

– Твой сын намного сильнее, чем ты думаешь, – ответила Джулия, но тем не менее сделала шаг назад и пригласила слуг войти.

Они внесли несколько подносов с различными блюдами. Джулия села, и горничная поставила поднос ей на колени. Альберт стоял у камина и пил вино, пока горничная ставила его поднос на журнальный столик.

– Вам будет угодно что-либо еще, милорд? – спросила она.

Глядя на огонь, Альберт сделал глоток вина.

– Нет, этого достаточно, – сказала Джулия.

Слуги ушли, закрыв за собой дверь. Ее муж не сдвинулся с места.

– Альберт! – позвала она.

Он казался потерянным и не откликнулся.

– Альберт! – произнесла она более резко.

Наконец он повернулся к ней. Его лицо было нахмуренным и слегка перекошенным, как будто ему было больно.

– Сядь и поешь, – сказала она.

– Ты уверена, что я не причинил тебе вреда?

– На самом деле это было прекрасно. Давно я такого не чувствовала. Я уже начала бояться, что ты не скучал по мне так же сильно, как я скучала по тебе.

– Поверь, каждую ночь я засыпал с мыслями о тебе.

– Наверное, я эгоистка, но мне приятно это слышать. Тебя мучили эти мысли?

– Так сильно, что ты и представить себе не можешь.

Признаться, Джулия действительно получала удовольствие, зная, что мысли о ней преследуют его. Мягко улыбнувшись, она предложила:

– Давай поедим.

Он собрал разбросанную одежду, а затем опустился в кресло, и теперь их с Джулией разделял журнальный столик. Она надеялась, что Альберт сядет на диван, чтобы быть ближе к ней. Но, возможно, он не сделал этого, потому что боялся, что она будет его отвлекать.

Она чувствовала бы себя лучше, если бы он показал, что ему нравится отвлекаться на нее. Вместо этого она осознала, что он сожалеет о случившемся.

«Спасибо, Господи, за стук в дверь, – это все, о чем мог думать Эдвард. – Спасибо, Господи, за стук в дверь».

Он уже был готов поднять ее на руки и отнести на кровать. Впервые после возвращения он не терзался чувством вины. Вместо этого он растворился в страсти и желании, которых доселе не испытывал. Ее запах, ее тепло, ее мягкость. В тот миг для него не имело значения, что это было бы самое страшное из того, что он мог сделать. На мгновение она отвлекла его, и он позабыл обо всем на свете. Огонь в ее поцелуе…

Господи. Как, черт возьми, все это произошло? Конечно, в тот вечер в саду между ними промелькнула искра, но то, что он пережил только что, изрядно поглотило его. Вместо невинности и наивности он увидел зрелость и полученный опыт – смертельную комбинацию, способную погубить его благие намерения.

Он неуверенно потянулся за вином, начал наполнять бокал и увидел, как ее брови изогнулись в удивлении. Эдвард решил не наполнять бокал до краев. Оставаться с ней наедине в спальне было опасно для его планов. Но как этого избежать? Он должен был помнить о том, что Джулия не питала к Эдварду никакой привязанности, что ее доброта и уловки предназначались Альберту.

Именно Джулия выгнала его из лондонской резиденции брата, потому что он явился туда рано утром пьяным вдрызг; именно Джулия побудила Альберта уменьшить пособие Эдварда, чтобы он не мог потворствовать своим желаниям. Именно Джулия всегда смотрела на него так, как будто он был грязью, которую она только что стряхнула со своих туфель.

Именно Джулия устроила элегантные похороны для человека, которого терпеть не могла. Именно Джулия согласилась принять нескольких гостей, несмотря на свою усталость. Именно Джулия поцеловала его так, как будто он был самым важным человеком в мире. Именно Джулия инициировала этот поцелуй. Ни одна женщина не целовала его первой. Это чувство невероятно опьяняло.

Если она ненавидела его после встречи в саду, то начнет ненавидеть еще сильней после того, как узнает правду и вспомнит об этом поцелуе. Он не должен ее целовать, чтобы снова не забыть, что она любит не его и что не с ним она обменивалась обетами.

Взглянув на свою тарелку, он выругался про себя. Рыба с гарниром. Конечно же, повар приготовил любимое блюдо Альберта. Эдварду оно никогда не нравилось. Он предпочитал красное мясо с кровью.

– О чем ты задумался?

Он поднял голову и увидел, что Джулия внимательно смотрит на него. Она выглядела так, словно снова сомневалась в нем.

– Извини… о чем ты?

– В библиотеке. Ты сказал, что вы предавались воспоминаниям. Об Эдварде, я полагаю. Помогло ли это тебе вспомнить о хороших временах?

«Помогло бы, – подумал он, – если бы мы действительно говорили об этом». И хотя он надеялся свести к минимуму свою ложь, ему не удалось избежать маленьких недоговорок.

– Слегка.

– Поделись каким-нибудь из воспоминаний.

«Если бы я мог пить из твоих уст, я бы обошелся без вина», – мелькнуло у него в голове, и он спросил:

– Например?

– Чем-то, что связано с Эдвардом. Расскажи о приятном воспоминании. Мы никогда много не говорили о нем, за исключением тех случаев, когда ты беспокоился, что он скончается слишком рано или что мое терпение лопнет из-за его… сомнительных поступков.

Альберт беспокоился о нем? Эдвард знал, что брат не был доволен тем образом жизни, который он вел, но понятия не имел, что тот тревожится за него. Всякий раз, когда Альберт устраивал ему нагоняй, он просто думал, что брат разочарован и хочет контролировать его. Тем не менее он пообещал Альберту, что если тот отправится с ним в Африку, то по возвращении он остепенится, женится и займет пост в парламенте. Ему была ненавистна мысль о том, что у него нет уверенности, что он сдержит свое обещание. Он пообещал бы что угодно, лишь бы Альберт согласился отправиться с ним. Понимание этого причиняло ему боль: он вел себя не вполне честно с человеком, который всегда был абсолютно откровенен с ним.