27. Доверенный П. Квинкция и в то же время друг и родственник С. Невия – С. Алфен срывает объявления о продаже, отнимает от него раба, которого тот забрал было к себе, называет себя доверенным Квинкция и ставит справедливое требование, чтобы Невий пощадил честное имя и имущество Квинкция и подождал его приезда; если же он отказывается сделать это и решил заставить его согласиться на его условия с помощью таких приемов, то он, Алфен, не намерен обращаться к нему с просьбой и, в случае если тот вздумает перенести дело в суд, готов защищаться. 28. Пока это происходило в Риме, рабы, находившиеся при товариществе, вопреки праву, обычаю и преторскому эдикту силой выгнали Квинкция из лесных и полевых пастбищ, принадлежащих товариществу. VII. Если тебе, Г. Аквилий, то, что сделано по письму Невия в Галлии, кажется правильным и справедливым, то я не мешаю тебе допустить, что и все его действия в Риме были законны.
Будучи столь нагло изгнан из своего имения, глубоко оскорбленный Квинкций обратился за защитой к находившемуся тогда в провинции императору Г. Флакку, имя которого я, как того требует его сан, произношу с уважением[15]. Как горячо старался он поправить дело, вы можете убедиться из его распоряжений. 29. Алфен между тем ежедневно имел в Риме стычки с этим старым разбойником, где, разумеется, принимали участие и его люди, так как тот не переставал стремиться к тому, чтобы честное имя его доверителя было навсегда опозорено. Он требовал, чтобы доверенный внес залог в обеспечение уплаты в случае проигрыша дела[16]. Алфен же отвечал, что он, как доверенный, не обязан внести залог, так как залога не должен был бы вносить и сам ответчик, если бы он был налицо. Пригласили трибунов; когда от них потребовали прямого вмешательства, стороны разошлись после данного С. Алфеном слова, что в сентябрьские иды 13 сен. 83 г. П. Квинкций явится в суд.
VIII. 30. Квинкций приехал в Рим и явился к разбирательству. Между тем наш противник, столь энергично распорядившийся перед тем захватом квинкциева имущества, его изгнанием из его поместий, похищением его рабов, полтора года сидит, не предъявляя иска, отдыхает, водит, сколько может, моего клиента за нос – и, в конце концов, требует от претора Гн. Долабеллы, чтобы Квинкций, согласно формуле, внес залог в обеспечение уплаты потому-де, что ответчиком является человек, имуществом которого в продолжение тридцати дней владели на основании эдикта претора другие[17]. Квинкций отвечал, что он должен был бы внести залог, если бы его имением владели по эдикту. Претор издает приказ – справедливый ли, нет ли, не скажу, скажу – необыкновенный, да и этого желал бы лучше не говорить, так как каждому ясно то и другое – чтобы П. Квинкций обязался (посредством спонсии с С. Невием) представить доказательства, что его имущество не находилось в чужом владении в продолжение 30 дней по эдикту претора Бурриена[18]. 31. С этим не соглашались тогдашние защитники Квинкция и доказывали, что разбирательству подлежит прежде всего само дело, что залог должны представить или обе стороны, или ни та, ни другая, и что нет причины подвергать одну из них бесчестию. Квинкций сверх того громко заявлял, что он потому не желает внести залог, что это было бы косвенным признанием законности, с точки зрения эдикта, распоряжения, по которому его имение находилось в чужих руках, а предложенной спонсии заключить не может потому, что ему тогда – что и случилось – придется говорить первому в процессе, где речь идет о его гражданской чести. Долабелла – как и вообще аристократы, которые уж если начнут что-либо делать (правильно ли или неправильно, все равно), в обоих случаях оказываются такими мастерами, что за ними не угнаться нашему брату, – упорно настаивает на том, чтобы обидеть Квинкция; он приказывает или прямо внести залог, или заключить спонсию в указанной форме, причем самым бесцеремонным образом велит удалить протестовавших против этого защитников моего клиента.
IX. 32. И Квинкций ушел, конечно, убитый горем – и неудивительно: ему был предоставлен жалкий и несправедливый выбор, он должен был или внести залог и сам себе произнести приговор, или, согласившись заключить спонсию, говорить первым в деле, от исхода которого зависела его честь. В одном случае ничто не могло спасти его от печальной необходимости вынести самому себе тот самый приговор, который вынес бы самый суровый суд, во втором – оставалась еще надежда найти судью, на защиту которого он мог рассчитывать тем больше, чем меньше было у него заступников; – поэтому он предпочел заключить спонсию и поступил так. Тебя, Г. Аквилий, он избрал своим судьею и предъявил спонсионный иск. В нем и заключается весь нынешний фазис дела, от него зависит его дальнейшее развитие.
Partitio. 33. Ты понимаешь, Г. Аквилий, что речь идет не о спонсионной сумме, а о добром имени и всем состоянии П. Квинкция; ты видишь, далее, что – хотя по обычаю предков человек, гражданская честь которого подвергается в процессе риску, должен говорить вторым – от нас потребовали, чтобы мы говорили первыми, не услышав от противников ни одного обвинительного слова. Ты замечаешь, наконец, что прежние защитники превращаются в обвинителей, делая из своего дарования орудие гибели других, между тем как раньше оно служило средством спасения и защиты. Им оставалось сделать – что они и сделали вчера – еще одно: заставить тебя отправиться с ними перед трибунал претора и там назначить нам определенное время на произнесение речи; и они легко добились бы этого от претора, если бы ты не научил их уважать твои права, твои обязанности и твою власть. 34. Кроме тебя, нам до сих пор не удавалось встретить лицо, у которого мы нашли бы защиту против них; в свою очередь, они не считали достаточным для себя получить только то, за что никто не стал бы их порицать; по их мнению, власть ничего не стоит и не более как пустой звук, если не пользоваться ею для причинения обиды ближнему.
X. Но так как Гортенсий настаивает, чтобы ты приступил к постановлению приговора, а от меня требует, чтобы я не затягивал дела длинною речью, и жалуется, что при моем предшественнике никогда не наступал конец речам, то я не желаю, чтобы меня заподозрили в намерении не доводить дела до приговора. Правда, я не думаю, чтобы мне удалось быстрее доказать правоту нашего дела, чем это мог сделать мой предшественник; тем не менее я не буду многословен, как потому, что дело уже разъяснено прежним поверенным Квинкция, так и потому, что от меня требуют той краткости, которая мне же, как человеку, не обладающему ни достаточной фантазией, ни достаточной выдержкой для длинных речей, милей всего. 35. Ввиду этого я поступлю так, как не раз поступал на моих глазах ты, Гортенсий, – разделю всю свою речь на отдельные части. Ты всегда прибегаешь к подобному приему, потому что всегда можешь, я же поступлю так в данном случае потому, что считаю себя в состоянии поступить таким образом именно здесь. Тем преимуществом, которое с тобою всегда, благодаря твоему таланту, владею сегодня и я, благодаря существу дела. Я назначу себе известные пределы, за которые не сумею выйти, даже при сильнейшем желании; таким образом и я буду иметь в виду, о чем мне говорить, и Гортенсий будет знать, против чего ему возражать, и тебе, Г. Аквилий, будет наперед известно, о чем тебе придется слушать.
36. С. Невий, я отказываюсь признать, что имение П. Квинкция перешло в твои руки по эдикту претора. В этом заключается содержание спонсии. Сперва я постараюсь доказать, что ты не имел повода требовать от претора позволения отобрать имение П. Квинкция, затем, что ты не мог владеть им в силу эдикта, и, наконец, что ты вообще не владел им. Прошу тебя, Г. Аквилий, и твоих заседателей твердо помнить о данном мною обещании, – раз вы его запомните, вы легче поймете все дело и своим напоминанием без труда удержите меня, если бы я пытался перейти мною самим начертанные границы. Итак, я отрицаю, чтобы у Невия был повод к его требованию, я отрицаю, чтобы он мог владеть в силу эдикта, я отрицаю, что он владел. Когда я докажу несостоятельность этих трех пунктов, я кончу свою речь.