И он, чтобы ему поверили, залихватски сплюнул.

Мы с Толиком переглянулись, и я ему шепнул:

— Жаль, конечно, расставаться раньше времени. Но ничего не поделаешь. Тебе придется взять и очутиться вместе с собакой на даче профессора. Аркадия просто не узнать. Где его обычная рассудительность? И как бы он в таком состоянии не попал в беду.

Толик понимающе кивнул, обещая, что все будет в порядке.

Я посадил мыслелет посреди очень симпатичного дачного поселка и открыл люк корабля. Первым наружу вылез Толик, за ним выпрыгнул спаниель, потянулся, прогнул спину дугой. Мы вышли следом за ними, чтобы проститься со своими товарищами.

— М-да, следует признать: эта натуральная жизнь все-таки дьявольски хороша! — объявил наш верный четвероногий друг, он провел лапой перед глазами и швырнул что-то воображаемое оземь. — Это я разбил воображаемые очки! Они мешают мне смотреть на солнце. И вообще, спрашивается, зачем коту очки? Даже в самой модной оправе. Э-э, со мной что-то происходит… Кажется, я теряю способность говорить на человечьем языке. Помните, как я этого вируса, а?.. Это был… Гав!.. самый счаст… гав-гав! — и спаниель смущенно залаял.

— Ну, нам пора, — вздохнул Толик, не сводя с Аркадия глаз.

И все же он опоздал. Из лопухов, растущих вдоль забора, вышел боевой уличный кот. Он подмигнул, сжав желтый зрачок, качнул большой головой, приглашая подраться нашего пса, и скрылся за углом. Спаниель зарычал и бросился в бой. Толик махнул нам рукой и побежал за ним вдогонку.

— Мне тоже пора, — вздохнула Маша. — Я чувствую, как папа трогает меня за плечо. Видимо, наш вертолет пошел на посадку.

Она серьезно, по-взрослому, пожала нам руки и исчезла, а мы с Пыпиным остались одни.

Я засмотрелся по сторонам и упустил своего двойника из виду. Воспользовавшись моим глубоким интересом к пейзажам родной природы, старый хулиган вскочил в мыслелет и поспешно захлопнул за собой дверцу люка. Когда я спохватился, Пыпин уже сидел в кресле пилота и победно смотрел на меня из кабины.

— Пыпин! Сейчас же оставьте мыслелет! — закричал я, барабаня по обшивке корабля.

— Я теперь хулиган прогрессивный! Так и иду, так и иду прямо со временем в ногу! Аж слеза прошибает, — ответил растроганно Пыпин.

Я зажмурил глаза, представив будущие грандиозные безобразия по всей Земле, которые он теперь учинит, завладев мыслелетом. Но, открыв глаза, я, к своему удивлению, обнаружил, что мыслелет не сдвинулся с места.

А что же Пыпин? Тот прыгал в кресле, тер свой лоб, неистово колотил себя по голове, стараясь расшевелить свои мысли.

— Выходите, Пыпин, у вас ничего не выйдет! — крикнул я, догадавшись о причине, помешавшей ему взлететь.

Пыпин предпринял еще несколько попыток поднять мыслелет и, отчаявшись, вышел.

— Признайтесь, Пыпин, о чем вы старались думать, когда сели в кресло пилота? — спросил я помрачневшего хулигана.

— О чем же еще? — пробурчал Пыпин. — О том, что люди дураки. И что я им еще покажу, как надо нарушать общественный порядок.

После этого я утвердился в своем неожиданном открытии. Мыслелет обладал изумительным и чрезвычайно важным свойством. Двигатель «Перепелкино-3» подчинялся только светлым мыслям. Этой тайны не знал даже сам изобретатель, и оттого мыслелет казался ему бесполезной игрушкой.

Я поделился с Пыпиным своей догадкой, ничем не рискуя. К сожалению, мыслить светло Пыпин еще не умел. Ну, а если бы у него вдруг неожиданно прорезалась эта способность, я бы и сам отдал ему мыслелет.

— Но лично мне нужно в Туапсе, — сказал Пыпин в полном отчаянии. — Уж на этот-то раз дым по адресу не дошел. И ребята небось остались без игрушек.

— Что ж, посмотрим, — ответил я. — Нам по пути.

Мы сели в мыслелет и через мгновение приземлились на набережной в Туапсе. Пыпин заглянул в открытый люк и быстро отвернулся. Рядом с нами у пирса мирно стоял мой буксир: «Перепелкино». А по небу Туапсе плыли стаи новеньких разноцветных шаров.

Я дружески подтолкнул Пыпина, мы вышли из мыслелета, и сразу в глазах у нас зарябило от бесчисленного множества ярких плакатов, расклеенных по всей набережной. С плакатов на нас смотрели веселые лица первых пришельцев с планеты Скромной. На плечах у одного из них красовались пышные эполеты, и я сразу понял, что это и есть командир звездолета «Скромняга».

— Ну что? Опять будешь читать мораль? — уныло спросил Пыпин.

— А вот и не буду, — лукаво ответил я.

— Это почему же?.. Ну да, все равно у тебя ничего не вышло и не выйдет.

К нам подошла маленькая девочка с красным резиновым мячиком.

— Вы тоже скромняги? — спросила девочка, указывая на мыслелет.

— Мы земляне, — сказал я. — А он тем не менее все равно скромнейший из скромных. — И я кивнул на Пыпина.

— Да чтобы я был скромным? — возмутился Пыпин.

Но тут девочка выронила мяч. Пыпин машинально поднял мяч и протянул девочке.

— Спасибо, — сказала девочка.

— Пожалуйста, — так же машинально бросил Пыпин и продолжал: — Да я ни за что не буду скромным… Девочка, ты не можешь еще раз уронить мячик?

— Могу, — кивнула девочка и уронила мяч.

Пыпин бросился за мячиком и вернул его маленькой хозяйке.

— Спасибо, — сказала девочка.

— Пожалуйста, — сказал Пыпин и снова продолжал: — Я всегда буду тщеславным… Девочка, тебе не трудно еще раз выронить мячик?

— Не трудно, — ответила девочка и выпустила мячик из рук.

Мячик запрыгал по ступенькам, ведущим к воде. Еще прыжок, и он бы упал в море. Но Пыпин кинулся за ним с ловкостью барса и принес девочке мяч.

— Спасибо, — сказала девочка.

— А, было бы за что, — отмахнулся Пыпин и снова открыл рот, чтобы все-таки высказаться до конца, но в это время у края тротуара остановилась старушка. Она опасливо смотрела по сторонам, не решаясь перейти улицу.

— Подожди! — бросил мне Пыпин и, подбежав к старушке, перевел ее через улицу.

Отпустив локоть своей подопечной, он выжидающе заглянул в ее лицо. Старушка произнесла неслышные мне благодарные слова. Пыпин небрежно кивнул и зашагал через улицу с чрезвычайно довольным видом.

Однако не сделал он и пяти шагов, как дунул ветер и сорвал кепку с головы здоровенного портового грузчика и понес под колеса машин. Пыпин и грузчик ринулись за кепкой с разных сторон. И подбежали к ней одновременно. Но Пыпин оказался ловчей, он поднял кепку и протянул ее хозяину.

Грузчик нахлобучил кепку на голову и, не сказав ни слова, пошел дальше.

— Эй, а где спасибо? — грозно окликнул грузчика Пыпин.

Грузчик остановился и виновато пробормотал:

— Извини, друг. Спасибо!

— Вот то-то, — проворчал Пыпин, подходя ко мне. — Цени, когда человек тебе помогает, — и крикнул кому-то, находящемуся за моей спиной. — Шофер, подожди! Я подтолкну твою машину.

И Пыпин заметался по городу, оказывая людям услуги. Я еле за ним поспевал.

— Что делается, что делается! — ошеломленно бормотал Пыпин, перебегая от одного человека к другому.

Наконец он устал и, переведя дух, прислонился спиной к стволу белой акации.

— Что с вами, Пыпин? — спросил я, тоже вытирая вспотевший лоб.

— Сам не пойму, — прошептал Пыпин. — Видимо, вот тут копилось, копилось, он ударил себя в грудь, — потом количество перешло в качество, и я… перевоспитался, глядя на тебя… прошу прощения, на вас.

— Вы шутите? Скажите, что вы пошутили, Пыпин! — взмолился я, чувствуя, что моя попытка оправдать себя перед потомками терпит крах.

— Какие уж тут шутки? Мне то и дело хочется делать добро, как будто я помешался на этом, — ответил Пыпин, жадно озираясь, высматривая человека, нуждающегося в доброй услуге.

Но, к сожалению, лица, окружавшие нас, в этот момент все как один были счастливы.

— Пыпин, не пугайте меня. Я всего лишь простой скромный юнга. Не слушайте моих современников. Мало ли что они наговорят? Я еще не совершил ничего такого, что могло бы служить примером для всех, — пояснил я, представляя, как торжествуют мои биографы.