Володя Мазаев был фанатичным спортсменом, охотником и рыбаком, а Виталька Мартыненко просто хорошим парнем, обладавшим недюжинной силой, любящим дружеское застолье и симпатичных девчат.

Совместно с нами, в этой же комнате жила вторая микро группа, куда входили тоже ранее служившие на флоте Саша Екименко, Женя Худяков и Виталий Мельничук, а также державшийся особняком, бывший армейский сержант, а теперь старшина 1 статьи Николай Штец. С ним у меня произошел конфликт, едва не закончившийся отчислением из ВКШ.

В то время, обустраивая быт, мы вскладчину купили эспандер, гантели, гири и подержанный магнитофон «Комета». По утрам, перед занятиями и вечером, после них, все без исключения активно занимались гиревым спортом и слушали эстрадную музыку.

По выходным общежитие пустело и, проводя время в городе, мы возвращались туда затемно.

Одним таким я приехал несколько раньше.

Верхний свет в нашей комнате был погашен и в дальнем ее конце, на койке у батареи, мирно сопел носом Саша Екименко. На первой же от входа, заложив руки за голову и уставившись в потолок, при свете настольной лампы, о чем – то мечтал Коля Штец.

На стоявшем рядом столе дымился включенный магнитофон с крутившейся вхолостую кассетой. Я тут же его отключил, сделав Штецу замечание.

В ответ тот послал меня в известное место и обозвал салагой.

На флоте это слово всегда являлось оскорбительным и применялось только в отношении молодых матросов. Таким я себя не считал, к тому же ни одного дня на кораблях Николай не служил, что возмутило вдвойне.

Будучи по натуре вспыльчивым, недолго думая я сгреб бывшего сержанта за грудки и врезал по физиономии, а когда тот попытался сопротивляться – схватил прикроватную тумбочку и насадил ее сослуживцу на голову.

В следующий момент вовремя подоспевший Саня растащил нас, выяснение отношений закончилась.

На следующий день, по этому поводу в группе состоялись бурные дебаты, и о «ЧП» было доложено начальнику курса подполковнику Андрееву. Тот принял решение рассмотреть мое поведение на комсомольском собрании.

Следует отметить, что партийное начало в Школе всегда было главным и решения, принимавшиеся на партийных или комсомольских собраниях, как правило, поддерживались руководством.

Началось собрание после занятий в одной из пустующих аудиторий. Участвовали в нем все комсомольцы, а также бывшие к тому времени членами КПСС Семенов, Шишкин и Мазаев.

Руководил действом Нечай, являвшийся нашим комсомольским вожаком. От руководства присутствовал старшина курса, капитан Черных.

Настроение было подавленное, хотя я и знал, что часть ребят, из числа моряков, потерпевшему не сочувствовала.

Была надежда и на Василия, который, как комсорг, мог что-нибудь предпринять в мою защиту. Обнадеживало и то, что по успеваемости я шел одним из первых на курсе и незадолго перед дракой, парткомом ВКШ был награжден почетным знаком ЦК ВЛКСМ, врученным у ее Знамени.

Ожидания не оправдались. Нечай разнес меня в пух и прах, потребовав исключения из комсомола. Я покрылся холодным потом, поскольку это автоматически влекло отчисление из Школы. С таким же предложением выступил и командир группы Семенов.

За ними слово взял Рыбаков, предложивший мне повиниться, а собранию ограничиться более мягким взысканием. Я отказался. Последней надеждой оставался Мазаев, но он не проронил ни слова.

Спас меня тогда Ваня Харин.

– Ребята, что ж мы делаем, ведь топим своего же товарища (встал со своего места). – Да, он поступил необдуманно. Но в той ситуации Штецу накостылял бы, наверное, каждый из нас.

Его мнение поддержали Саша Екименко, Серега Токарь и Юра Свергун.

Как результат, постановили ограничиться обсуждением. Руководство курса с этим мнением согласилось, и наказан я не был. Но дружба с Нечаем и Мазаевым, с этого момента дала первую трещину.

В мае мы сдавали свою вторую сессию, после которой лишились Мартыненко. Виноват в случившемся он был сам.

Рослый, с голубыми глазами и вьющимися русыми волосами, всегда веселый и жизнерадостный, Виталий пользовался неизменным успехом у женщин.

В столовых общежития и Школы, млеющие под его взглядом юные работницы кухни, неизменно подкармливали неотразимого старшину.

На молодежных вечерах Мартыненко был непревзойденным танцором и душой компании. Это его и сгубило.

Виталька стал серьезно приударять за преподавательницей немецкого языка и даже навестил ее в Балашихе, где эта дама проживала. Что случилось между ними, история умалчивает, но на экзамене по немецкому земляк получил «неуд», за что был отчислен из ВКШ.

Тем не менее, оптимист по жизни, он особо не унывал, и в ближайшее время поступил на службу в московский уголовный розыск.

На этой сессии произошел и довольно забавный случай, который многим из нас памятен поныне.

В числе других мы сдавали экзамен по военной подготовке, которую у нас – моряков, вел капитан 1 ранга Иванов. Это был бессменный опекун и наставник всех без исключения морских групп, со времени их создания в ВКШ.

При всей своей любви к нам, Эдуард Андреевич был достаточно строгим преподавателем и по флотским наукам гонял подопечных как сидоровых коз.

Особенно доставалось прежним «сухопутчикам», которым они давались с трудом.

В числе последних был и бывший авиатор Володя Слепнев, по прозвищу «казак», поскольку он действительно был таковым и происходил из знаменитой станицы Вешенской, что на Дону.

Обладая взрывным темпераментом и недюжинной силой, Володя, тем не менее, был одним из самых доброжелательных слушателей нашей группы, всегда готовым прийти на помощь товарищу, за что пользовался уважением.

Накануне экзамена, в нашей комнате откуда-то появилось несколько литров медицинского спирта, скорее всего полученного кем-то из ребят в посылке. Так как экзамен по военной подготовке был завершающим, мы решили спирт употребить после его сдачи.

Первыми «отстрелялись» мы с Нечаем и, вернувшись на Хавскую в самом радужном настроении, наполнили веселящим напитком графин, в котором обычно находилась вода. Отыскался в общих запасах и солидный кусок сала, который приехавшие вслед за нами Екименко с Мазаевым дополнили привезенными с собою батонами и овощами.

Быстро организовав стол, мы без промедления приняли по четверти стакана, закусили и стали ждать остальных. Каждый вновь прибывший встречался радостными возгласами и той же мерой спиртного.

Последним, весь в мыле приехал взъерошенный Слепнев, который заявил, что Эдик (так между собой мы звали Иванова), гонял его до седьмого пота, но в итоге поставил «хорошо».

В комнате раздались бурные овации и, поскольку Вовка явно нуждался в допинге, казаку набулькали полный стакан.

Едва он его взял, открылась входная дверь, и в комнату неспешно проследовал начальник первого факультета полковник Кузнечиков, сопровождаемый начальником нашего курса Андреевым. Все вскочили со своих мест, а Слепнев застыл у стола с судорожно зажатым в руке стаканом.

– Сидите, сидите, – благодушно пророкотал Кузнечиков. – Ну, как экзамен? Надеюсь на уровне?

– Точно так, товарищ полковник,– проблеяли мы, с трепетом ожидая неизбежного разоблачения.

Однако начальники продолжали доброжелательно улыбаться, ошибочно отнеся наши раскрасневшиеся физиономии к трудностям сдачи экзамена.

– Слепневу, наверное, досталось больше всех, вон как вспотел,– включился в разговор Андреев. – Чего тянешься, вижу, что в горле пересохло, выпей водички (кивнул на стакан).

–А-ага,– просипел Вовка и неотрывно глядя на полковников, высосал оттуда все содержимое.

– Ну, отдыхайте, ребята, заслужили,– подвел итог Кузнечиков, и начальство покинуло нас, величественно направившись дальше.

Несколько минут в комнате стояла мертвая тишина, нарушенная заплетающимся голосом Слепнева.

–А все – таки, наука Эдика, это поэма.

Через три года, в экстремальной ситуации в море, Володя проявил недюжинные мужество и стойкость, а впоследствии, в Администрации Президента дослужился до генерала.