Сестра показала ему язык и кинула карты.

- Как принц, он будет получать только самое лучшее. Конечно, без баловства, но... О, боже, кажется, я начинаю понимать Утера. Ну, скажите, этот ребенок будет хорошим принцем Камелота?

Из-под ладони выглянула красная шестерка.

- Видимо, мы перепутали, – пожала плечами Гвиневра. – А у мамы ведь как-то получалось, вспомнить бы как...

- Да просто карты людей не показывают, – с видом знающего хмыкнул Элиан, забирая колоду. – Они только на баранине и оленине работают.

Королева согласно фыркнула и откинулась на стуле, снова поглаживая живот.

Тепленькая жизнь грела ее изнутри так по-настоящему, что никакие суеверия не могли пошатнуть ее веру. Она ждала ребенка. Ее сын жил под ее сердцем, ворочаясь с бочка на бочок, топая по ней крохотными лапками. И она не могла не наслаждаться этим.

====== Глава 22. Слуги народа. ======

Покрылись мглою небеса,

Умолкли птичьи голоса,

Шумели хмурые леса,

Дождей холодных полоса

Объяла Камелот.

© “Волшебница Шалот”, Альфред Теннисон

- Ну, все ощущают грандиозность происходящего? – спросил Персиваль, вальяжно складывая свои мощные руки на груди.

- Да, это начало новой эпохи, – ответил Леон гордо и вдохновенно. – У нас минус одна большая война и плюс один большой союзник.

- Нет, я о том, что Гвейн продержался целый месяц без алкоголя.

Все посмотрели на в кои-то веки трезвого рыцаря и рассмеялись. Тот выглядел как самая грозная тучка в мире и больше всех торопился покинуть Богорд, чтобы спор перестал действовать. Поэтому картина, на которую они смотрели сейчас, заставляла его чуть ли не подпрыгивать в седле и огрызаться на всех, кто набирался храбрости у него что-то спросить.

А смотрели они, сидя все на своих лошадях уже в полном снаряжении на вершине холма, вниз, туда, где Аргос, Артур и вожди еще недавно враждовавших армий обменивались последними речами. Ради этого события даже солнце соизволило ненадолго выползти из затянувшей небо хмари. Неудивительно – конец многолетней междоусобной войне, начало мира и процветания. Даже Мерлин смотрел вниз со с трудом скрываемой гордостью.

Наконец вожди, теперь назначенные военачальниками, поклонились и ушли к выстроившейся на другом холме военной свите, а недавно коронованный по всем правилам король Аргос пожал руку королю Камелота, пожелав хорошего пути домой без неприятностей. После долгих наблюдений за ним за все это время Годрик и Мерлин пришли к общему выводу, что новый король Богорда хороший человек, и из него получился хороший друг. А затем, после прощальных слов Артур поспешил наверх к своему коню.

- Ого, – протянул Гриффиндор, – похоже, не только Гвейн домой торопится.

- Шутишь? – со смешком ответил Артур, вскакивая в седло и хватая поводья. – Я жену не видел больше месяца! А она, оказывается, еще и беременна!

- Да, бедная Гвен, скоро оно домой вернется, – весело хмыкнул Мерлин, разворачивая, как и все, коня.

- Мерлин, а ты не думаешь, что твоей лошади тяжеловато нести и наши вещи, и тебя? Может, дорогу домой ты осилишь пешком?

- Почему ты о моей лошади заботишься больше, чем обо мне?

- Может, потому что твоя лошадь меня не бесит?

- Да, она просто беспрекословно делает все, что ты приказываешь.

- Именно! Твоя лошадь знает о правилах поведения больше, чем ты. Справедливо.

- Да? Ну, я о хороших манерах знаю больше, чем ты, так почему бы тебе не таскать мои вещи, а?

- Потому что ты слуга, так что заткнись.

Отряд развернулся и отправился наконец домой. Дорога в Камелот была теперь свободна и безопасна, и путь обратно грозил занять меньше времени, чем путь сюда. И несмотря на шутки и мрачное серое небо, все понимали грандиозность происходящего. Они возвращались в свое королевство, спася его от войн и голода, решив кучу масштабных проблем и приблизив на огромный шаг такое великое будущее.

И, конечно, у них был еще один повод ликовать. Как только последняя армия повстанцев согласилась на объединение, и все лидеры сели за стол переговоров, гонец из Камелота принес невероятную весть: королева ждет ребенка. Первыми на эту весть отреагировали не те, кому она предназначалась. Леон и Персиваль принялись искренне поздравлять будущего отца, от души радуясь, а Гвейн попытался воспользоваться поводом, чтобы выпить, но бурная радость не отвлекла Годрика, и тот не дал другу нарушить спор. Следующей эта новость дошла до Мерлина, который почувствовал себя без ума от счастья. Перед глазами тут же пронеслась масса картин будущего, и он до слез радовался, как будто это у него должен был родиться ребенок. И даже не находил в этом ничего странного, потому что ребенок Артура это почти что его ребенок. И в переносном смысле, и в прямом, потому что кого назначат следить за венценосным непоседой? Мерлин не мог перестать улыбаться и мечтать, а еще говорить, говорить обо всем, что их ждало, смеяться над заранее представленными домашними сценами, вроде того, как будет рассказывать мальчику (а Гвен была уверена, что это мальчик) смешные истории про его отца, а Артур будет возмущенно перебивать его. Он уже видел этого малыша, который удивительно легко вписывался в планы будущего, более того, делал это будущее еще прекраснее и светлее. Он уже чувствовал невероятное тепло при мысли о том, что скоро в Камелоте появится кареглазое существо, которое сделает его друзей счастливейшими людьми на свете, а его – счастливейшим магом. У него было тысячи вещей, которые он хотел показать этому малышу, тысячи историй, которые хотел ему рассказать, тысячи улыбок, которые хотел увидеть, тысячи проделок, из которых хотел вытащить и заговорщически прикрыть от венценосных родителей.

А не меньше этой новости Мерлина приводило в восторг то, как изменился Артур. Услышав весть от жены, он некоторое время как будто не понимал, что это значит. Но вскоре радость в нем родилась настолько, что перелилась через край и заставила его, не особо разговорчивого, беспрерывно говорить. Маг не переставал поражаться тому, насколько сияли глаза друга, когда тот говорил о сыне. Раньше он думал, что при виде жены у короля лицо заколдованного человека, но такой нежности он не видел в этих глазах еще никогда. Артур позволял себе мечтать и делился этими мечтами с Мерлином. Он жаждал взять сына на руки, хотя и не представлял, как справиться, если тот заплачет. Он хотел увидеть, какого цвета будут волосы у малыша. Он хотел рассказать ему про его дедушку, который не дожил до рождения своего внука. Он хотел научить сына владеть мечом, а еще – мечтал о поездках с ним в лес, как когда-то делал с ним Утер. Мерлин не мог не гордиться другом, слушая о его истовом желании быть лучшей версией себя, быть как можно лучше для своего сына. Артур говорил о том, что нужно будет обязательно что-то придумать для того, чтобы не обделять вниманием сына из-за королевства, он хотел, чтобы его ребенок не чувствовал себя забытым или ненужным, он хотел не наследника, но сына. Он буквально горел этими будущими совместными вечерами в кабинете, на тренировочном поле или в лесу, разговорами о серьезных делах и ерунде, шутками, потрепываниями по волосам, замятыми проделками и вместе пройденными годами.

Друзья много разговаривали, оставаясь после дня переговоров наедине во временных покоях короля. Артур шутил над тем, что Мерлин будет худшим нянькой, потому что маленький принц будет вить из него веревки, а Мерлин шутил, что Артур будет худшим папашей, потому что даже не сможет научить своего сына одеваться. Они перебивали друг друга, вместе с тем внимательно слушая, наслаждаясь этой идеей общего будущего, задыхаясь от мечты, которая вот-вот должна была родиться. Этот малыш, которого все без спроса уже дружно нарекли мальчиком, еще не родившись, был средоточием всеобщей любви. Он был будущим, он был мечтой, он был счастьем, он был залогом того, что все вокруг него станут лучше. Мерлин видел, как его друг буквально сияет нежностью, придумывая, что скажет сыну в той или иной ситуации. Сам чувствовал упоение от того, что совсем скоро в их жизнь придет малыш, которого все, казалось, ждали уже слишком давно, который будет улыбаться и заставит весь Камелот ожить новой, лучшей жизнью.