Он не стал спорить. Они все чувствовали это – страх, тьму и холод, надвигающиеся, как лавина. Эта битва была сложнее и огромнее, чем любая из былых. Настал час, которого никто из них не мог избежать. Грянула великая битва, которой они все боялись и ждали. Назад дороги не было. Другого пути – тоже. Их всех ждал Камланн. И было неизвестно, все ли увидят на нем рассвет. Поэтому все, что оставалось – это взять за руку того, кто рядом, и вступить в эту битву.

Артур поднял из-под мантии руку, и Гвен сжала ее своими ладонями. Улыбнулась, глядя в любимые глаза. И он улыбнулся в ответ.

- Какой недоумок седлал моего коня?! – раздался неподалеку властный голос. Супруги обернулись – Кандида Когтевран гневно расстегивала уздечку на своем белом жеребце. Она была в любимом темно-синем цвете: дорожное закрытое платье, черные перчатки и ифтирская мантия. На поясе у нее была пара кинжалов, черные волосы, как обычно, строго собраны наверху, а серые глаза метали молнии.

- Ваше Величество, – весело крикнул ей Артур. – Вы уверены, что хотите ехать?

- А с чего я должна не хотеть? – невозмутимо поинтересовалась Кандида, затягивая ремешки иначе. – У вас в Камелоте слишком мирно, дорогой Артур. А вашими стараниями, скоро приличную заварушку во всем Альбионе будет не найти. Так что, – она лихо запрыгнула в седло и величественно взяла поводья, – я ни за что не пропущу этой.

Гвен и Артур засмеялись.

Пока Пенелопа, ничего не говоря, укладывала все нужное в его сумку, Годрик сидел на коленях около кровати и возился с сыновьями. У малышей, к вящей радости отца, были карие глаза. А волосы приобрели какой-то рыжевато-каштановый цвет. Алиса уверяла, что племянники пошли в нее, но Гриффиндор упрямо твердил, что у сыновей просто смешались цвета его и Пенелопы.

Мальчишки уже вовсю ползали. Когда они поползли в первый раз, родители поняли, что теперь все еще страшнее: теперь стоило отвернуться, и ребенка уже не было на месте. Им очень помогала магия, потому что сыновья уже умудрились чуть не опрокинуть на себя пару ножей и залезть в кипяток. Причем вскипятили воду они сами, просто смотря на воду в бочке, махая руками и хихикая от того, как вода пузырится и булькает. Каждый день был приключением – даже не столько для самих ребят, как для их мамы.

И теперь они беззаботно валялись на кровати, тыкая друг в друга пальцами, случайно колдуя что-нибудь яркое у себя над головой и норовя свалиться на пол. Годрик просто сидел и наблюдал за ними, потому что дети не знали, что отец уезжает на страшную битву, а потому не спешили прощаться с ним или переживать. Сначала они поиграли с ним, а потом перестали обращать на него внимание, занимаясь своими, детскими интересностями.

А рыцарю в голову лезли мысли одна страшнее другой. И от них было не избавиться. Поэтому когда сзади остановились шаги, Годрик со вздохом поднялся, последний раз взъерошил волосы сыновьям и пошел к выходу, где его ждала с сумкой Пенелопа.

Она выглядела бледнее обычного, но больше ничем не выдавала своего волнения. Она ничего не сказала, когда он взял сумку. Промолчала и только сильно зажмурилась, когда он наклонился и поцеловал ее макушку.

Потом открыла глаза и взглянула на него с отчаянием.

- Ты правда раскроешь там свою магию?

Гриффиндор помолчал, сжав зубы.

- Да, – наконец ответил он. Угрюмо взлохматил волосы. – Поверить не могу, что Мордред нас сдал... Не только Мерлина – нас всех. Это из-за него Моргана послала нам эти ларцы. Чтобы мы не могли помочь Артуру. Только черта с два, у меня есть магия, и я ею воспользуюсь.

Пен вздохнула. Поднялась на носочки, мягко поцеловав. Потом развернулась и пошла к детям, не оглядываясь. Годрик тоже не оглядывался, когда седлал свою вороную кобылу. Но когда отъезжал на площадь – увидел лицо жены в окне.

- Спасибо за все, что ты сделал для Эйры, – сказал Гвейн по пути через Долину.

- Не нужно благодарить меня. Это все, что я мог сделать. – Мерлин не удержался и поддразнил: – Кажется, ты волнуешься за нее.

- Вряд ли я мог оставить ее саксам, – буркнул Гвейн. Маг заулыбался.

- И это единственная причина для ее спасения?

- Конечно!

Влюбленные что, все так очевидны?

На них напали. Трое. И Мерлин чувствовал себя жутко неловко, стоя столбом, пока Гвейн сражался. Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным и уязвимым. Неужели это то, что чувствуют все его друзья? Неужели это то, как они живут? Как они умудряются быть такими бесстрашными, когда каждый клинок для них – смертельная опасность, которую не отведешь одним взглядом? Мерлина захлестнула волна уважения к ним.

Когда над ним занесли клинок, он упал на землю и заорал, зовя на помощь друга, и Гвейн расправился со всеми тремя, невозмутимо протянув ему руку, помогая встать.

- Ты в порядке?

- Д-да... – выдохнул Мерлин. – Спасибо...

- Не нужно, – ухмыльнулся Гвейн. – Это все, что я мог сделать.

Они добрались до пещеры вдвоем. Она выглядела так же, как и много лет назад, когда Мерлин был здесь. Когда Утер еще был жив. Когда Моргана только начинала свой темный путь. Почему ему сейчас хотелось вернуться туда и исправить что-то? Что-то очень важное. Не послушать Килгарру, рассказать Моргане о своей магии, поддержать ее, стать ей другом, которого она заслуживала в те времена. Тогда Альбион достался бы куда меньшей ценой...

- Отсюда я сам найду дорогу.

- Что? – не понял Гвейн.

Мерлин поджал губы, но не мог найти менее загадочных слов, которые бы убедили друга уйти.

- Тебе не нужно иди дальше. Я справлюсь.

- Как ты вернешься в Камелот? Тут кругом бандиты.

- Если я найду то, что ищу, то буду в полном порядке, обещаю.

- Что ты ищешь?

Сердце заныло. Так хотелось ему рассказать. Как до того хотелось рассказать Артуру. Разве они не заслуживали правды? Разве человек у него за спиной не рисковал жизнью тысячу раз ради него? Разве этот человек, разуверившийся в людях и вновь поверивший ради него, ради Мерлина, не мог бы поверить ему сейчас?

Кажется, большинство своих проблем маги создавали себе сами. Своим страхом довериться кому-то. Даже если этот кто-то давно доказал, что ему можно верить.

- Я не могу тебе этого сказать, Гвейн, – ответил Мерлин, оборачиваясь. – Просто поверь мне. – Гвейн смотрел на него, ничего не понимая и не одобряя. – Тебе надо идти, ты нужен Артуру.

И, конечно, Гвейн поверил. Ему явно не нравилось оставлять друга здесь, но он поверил.

- Будь осторожен, Мерлин. – Он вдруг повернул в руке меч, протянув его рукояткой Мерлину. – Ты знаешь, как пользоваться острым концом, да?

Они улыбнулись. У глаз Гвейна собрались морщинки. И Мерлин вспомнил развеселого гуляку, которого встретил когда-то. Шалопая, который принес с собой целый ворох проблем, поставил на уши весь город, впечатлил всех, кого можно и нельзя, и с улыбкой уехал в закат искать пивную, где бы алкоголь разливала какая-нибудь красивая девчонка. Теперь перед ним был рыцарь. Рыцарь Альбиона, твердо стоявший на своих двоих, знавший, зачем он здесь и почему, четко представлявший, как собирается жить, влюбленный, счастливый и все еще настолько живой, какими бывают мальчишки, верящие, что они бессмертны.

Мерлин вскинул ладонь, крепко пожимая руку старому другу.

- Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, – сказал Гвейн. Мерлин широко улыбнулся.

Войска Камелота еще не успели достигнуть Камланна, когда Персиваль и Леон, отправлявшиеся на разведку вперед, вернулись с устрашающими новостями.

- Сир, их в пять раз больше нас, – докладывали они королю. – Они будут здесь завтра до заката. Но это не самое страшное... Они узнали о нашем плане. И они разделились на три части. Пока самый большой и главный будет сражаться с нами здесь, два других, меньше, пойдут в обход и окружат наши войска. У нас нет стольких людей, чтобы перекрыть все три дороги, две из них широки, в отличие от Камланна.