Отец выбежал во двор, вскочил на коня и во весь опор умчался прочь, все время оборачиваясь на своего разъяренного до предела сына, который, оказывается, тоже владел магией. Годрик увидел в его глазах неподдельный ужас. И наслаждался им.

Домой Гриффиндор-старший не вернулся, но ночью деревня была поднята с постели новостями: на дрогах привезли купца, разбившегося насмерть у выезда с села. Ни сын, ни жена, казалось, так любившие его, не плакали на похоронах. Годрик тогда в первый раз напился. И последний, потому что власть алкоголя была слишком похожа на власть отцовских чар. Мать ничего не сказала о его даре, лишь крепко обняла и шепнула “Спасибо, милый”. Она взяла дела мужа в свои руки, продала к черту огород, и все стали знать ее как очень деловую и хваткую купчиху. А Годрик в тайне развивал свои способности.

И сейчас Гриффиндор злился на себя, сжимая руки в кулаки, но не мог прогнать из себя этот чертов страх. Да, после смерти отца он стал встречаться с людьми сам, учиться разговаривать и не пьянеть от счастья от каждого мелкого принятого решения. Но он еще не делал чего-то важного со времени освобождения. Он ненавидел отца за то, что тот сделал с ним, ненавидел за то, что не может сейчас выйти наружу и выиграть этот бой сам, ненавидел за то, что жаждет сейчас оказаться под властью чар, которые бы сделали все за него, с которыми он был бы всесилен, потому что взрослый и умный отец знает, как лучше, он направит, он не позволит ошибиться.

- Эй, – полы шатра раздвинулись, и в них шагнул сэр Борс. – Ты готов?

“Нет, – хотелось выкрикнуть, – нет, я не готов. Я не могу один, я не смогу, мне нужен Он.”

- Да, – хрипло ответил Гриффиндор. – Иди. Я прямо за тобой.

Рыцарь кивнул и вышел. Годрик задышал очень тихо. Там, за пределами шатра все тоже стихло. Послышались ровные шаги по земле. Он сжал в руках шлем.

- Господа! – взлетел в небо голос Джеффри Монмута. – Есть ли у вас какие-либо слова, которые должны быть сказаны до поединка?

Тишина.

- Пусть вершится справедливость, – глухо ответил голос сэра Мадора.

- Благородный сэр, – обратился к нему Борс Ганский, – господа рыцари, судья. Я должен предупредить. Между мной и Ее Величеством было заключено согласие. Я выступлю на этом поединке за нее, поскольку считаю, что она невиновна, и готов доказать это своим мечом. Однако если здесь присутствует другой, лучший рыцарь, готовый побороться за честь королевы, я уступлю ему свое место.

- Ты боишься мне проиграть, Борс? – издевательски поинтересовался сэр Мадор.

- Я боюсь тебя убить, Мадор.

- Есть ли среди присутствующих рыцарь, желающий выступить в поединке за королеву Гвиневру вместо сэра Борса Ганского? – громко вопросил Джеффри.

Гриффиндор надел шлем, сжал в руке меч и, предательски зажмурясь, шагнул под свет солнца.

- Я! – крикнул он, отойдя подальше от шатра.

К нему обернулись трибуны, но он никого не видел. Открыв глаза, он стал смотреть только на судью. В животе неприятно холодело.

- Но кто ты такой? – спросил, нахмурясь, сэр Мадор.

- Я рыцарь, – ответил Годрик, замечая, как гулко звучит его голос из шлема. – Это все, что тебе нужно знать обо мне для поединка.

- Судья! – обратился наверх сэр Борс. – Я уступаю честь сражаться за королеву этому рыцарю.

По трибунам прокатились разговоры. Джеффри дал добро.

- Пусть победит правый! – крикнул он и хлопнул в ладони.

Годрик сошел на землю, приготовленную для поединка. Мимо него в обратном направлении прошел сэр Борс, и красная лента перекрыла за ним выход. Гриффиндор выдохнул, стараясь успокоить бешено стучащее сердце, посмотрел на своего противника и поднял меч.

Сэр Мадор не был доволен этой подменой, но его лицо все равно выражало готовность к бою. Он поднял свое оружие, и они скрестили клинки. Зазвенела сталь, инстинкты заработали прежде головы, жар боя прогнал страх. С каждым ударом Годрик чувствовал, что забывает о толпе, глядящей на него сейчас во все глаза. Он существовал где-то на кончике своего меча, выделывавшего узоры в пропитанном полуденным солнцем воздухе.

Заметив, что противник его одолевает, Мадор в голос зарычал от ярости и зарубил еще отчаяннее, быстрее и грубее. Он наступал на Годрика, наваливаясь всем весом на каждый удачный удар. В какой-то момент он с силой прижал оппонента, и Годрик вдруг почувствовал ту самую волну где-то у сердца. И отшвырнул рыцаря двумя руками.

Противники вновь закружились друг напротив друга, словно волки. Гриффиндор чувствовал, как греет кровь магия, но решил подождать с ней. Разозлившись, он смог на какие-то минуты преодолеть эту стену из неуверенности и холодно заявить самому себе, что если он подденет Мадора за левую ногу и ударит в лопатки, то вполне сможет убить его.

Клинки встретились, кусая и рубя друг друга, как разъяренные хищные птицы. И тут Годрик вывернул свой меч так, что Мадора занесло ему за спину. Ударом локтя он отправил его на землю и, крутанувшись на месте, мгновенно приставил к его шее острие меча.

Часть трибун взорвалась аплодисментами, их гул ударил в спину, но Годрик продолжал смотреть через прорези шлема на поверженного противника. Тот лежал с закрытыми глазами, роя пальцами землю от незакончившейся злости.

- Давай! – прорычал он.

Осознав, что действительно может его убить, прямо сейчас, и это будет законно, Гриффиндор едва успел остановить новую волну эмоций. Чтобы вспомнить, что перед ним не злодей и не преступник. Перед ним только старший брат, от боли потерявший рассудок. Старший брат, у которого отняли младшего. Его злость всего лишь боль.

- Отрекись от своих обвинений против королевы, – спокойно приказал Годрик. Мадор вскинул на него взгляд, полный упрямства и ненависти. – Ты же понимаешь, что она невиновна.

- Откуда тебе знать! – прохрипел рыцарь. – Яд могла подсыпать только она...

- Его могли подсыпать сотни людей. Слуги, пробравшиеся в замок убийцы, ошибившиеся кубком. Ты же сам понимаешь, что королева Гвиневра – добрый человек, и она не могла совершить этого злодеяния.

- Она убила моего брата, – голос Мадора зашипел и забурлил, что могло означать только одно – в него прорвались слезы.

- Твоего брата убили, – согласился Годрик. – Тебе больно. Мы все это понимаем. Сэр Патрис был честным и добрым рыцарем.

- Откуда ты...

- Ему никто не желал зла, ты знаешь это лучше всех! Он был верен королеве. Будь же верен ей и ты. Или ты хочешь подвести брата?

Злость, выплеснувшаяся в бою и истощившая, истратилась, оставив только боль. Мадор дернулся, вскинул руку к лицу, забыв, что в шлеме. Чертыхнулся сдавленным голосом. Но Годрик и так все понял.

- Ты клянешься отозвать все обвинения?

Рыцарь кивнул.

Гриффиндор убрал меч и, протянув руку, помог бывшему противнику встать. Трибуны взревели, Джеффри откинулся на спинку кресла с видом “Наконец-то вы все вспомнили про мозги!” Королева посмотрела на рыцарей, окружавших ее, и те растерянно отошли подальше, как бы снимая конвой.

- Зря ты меня не убил, – справившись с собой, смог наконец выговорить сэр Мадор. – Мне все равно не сносить головы.

- Почему это? – искренне удивился Годрик.

- Если меня сейчас не казнит королева, то это сделает король.

Годрик задумчиво посмотрел на рыцаря, а потом положил ему руку на плечо.

- Я буду надеяться на лучшее.

И ушел.

Перед ним отвязали красную ленту, открывая проход. Все таращились на незнакомого рыцаря, разрешившего чуть ли не государственный переворот. А он не чувствовал ничего, кроме усталости и разливавшегося по телу спокойствия.

Он сделал это.

Сам.

====== Глава 9. В милосердии двойная благодать.* ======

Не-е-е-т! Нет, нет, нет! Этого не может быть! Откуда?! Откуда взялся этот дрянной рыцарь без щита, без гербов, без лица и имени! На кой черт ему понадобилось защищать чужую королеву?!

Элейна, бывшая среди зрителей на трибунах, не могла поверить, что весь ее гениальный план провалился. Все вышло, ну просто все случилось так, как надо: и гидра получилась правдоподобная, и все мужики из замка свалили, и яд сработал, и этот рыцарь обвинил королеву, и все его дружки ему поверили! Даже костер уже был готов! Все было готово, даже то, что Мадор был лучшим из оставшихся рыцарей! Откуда взялся этот безымянный?!