- Что..?

- Рыцари встают на колени перед своим королем, клянясь ему в верности, – произнес мужчина. Поднял голову, и теперь Пен задохнулась от сонма чувств, наполнявших карие глаза. Там была боль, там было смирение, там была любовь, там была мольба. И слишком много вины. – А я сейчас тебе клянусь, – часто дыша, продолжил рыцарь, – что никогда больше не повышу на тебя голос. Я уйму свой проклятый характер, я ни-ког-да не заставлю тебя плакать.

Он помолчал, снова опустив голову. А ей становилось спокойнее. От того, что она снова понимала его. От того, что он не объят неизвестной ей яростью, он снова такой, каким она его любила – теплый, благородный и смелый. Чем бы ни была эта ярость, она отдаляла его от нее. А сейчас перед ней на коленях стоял ее Годрик, ее лев, который ненавидел себя за громкий рык. Теперь, когда эта ярость, словно черствая корка, спала, Пен заново ощутила, как он нужен ей. Вот такой, какой есть.

- Прости меня, – произнес Гриффиндор. – Я вряд ли это заслужил, но пожалуйста. Я столько раз все делал неправильно... Я столько раз вел себя, как животное. Но я просто... – его вздох был слишком глубоким. – Пенелопа... У меня есть много всего, что я должен тебе рассказать.

Волшебница медленно опустилась на колени рядом, ласково коснулась ладонью его щеки и мягко улыбнулась.

- А у меня есть целая жизнь, чтобы слушать.

Спустя много долгих минут, уже в полумраке позднего вечера между ними снова воцарилась тишина. Свечи горели на кухне, и их свет едва-едва долетал до спальни. Пенелопа сидела на кровати Годрика и задумчиво молчала, перебирая короткими изящными пальчиками его жесткие волосы. Рыцарь растянулся во весь рост, устроив голову на коленях девушки и ждал, что она скажет.

Ему всегда было нелегко упоминать отца и всю эту тему. Но в этот раз, с ней, все было иначе. Он не сжимал зубы, не морщился, не подбирал слов. Просто говорил, как получалось. И с огромным облегчением видел, что она понимала все правильно. Ушел стыд, вечно сопровождавший такие упоминания. Ушла злость. Здесь, в полумраке, с этой девушкой, такой робкой и маленькой, но такой мудрой и теплой, царил покой. Она излучала этот покой. Она дарила его своим взглядом – спокойным и великодушным, своими жестами – теплыми и скромными, своей улыбкой – мягкой и ласковой. Она была прекрасна в своем маленьком величии.

- Скажи что-нибудь, – тихо попросил Годрик. Пальчик Пенелопы проскользил по его носу.

- Спасибо, что все рассказал, – произнесла она. – Жаль, что не сразу...но все же рассказал. Теперь все будет хорошо.

- Почему? Ты простишь?

- Мне не на что злиться.

- Как?..

- Это был не ты, – Пен пожала плечами и улыбнулась. Он не видел ее лица в полумраке, но почувствовал улыбку в ее голосе. – Ты не виноват в этом. Ни в чем не виноват. Знаешь...теперь я многое вижу иначе.

- Например?

- Например, я теперь точно знаю, что люблю тебя.

- До этого ты еще колебалась?

- Ага.

Она хихикнула, он усмехнулся. В душе разливался покой. Она приняла его. Таким, какой он есть. Испорченным, недоделанным, странным, не знающим самого себя. Внезапно он понял одну вещь: может быть, он не знает себя, может быть, все, что он есть, это не то, и на самом деле он другой. Может быть. Но есть то одно, что точно принадлежит ему, каким бы он ни был – его любовь к Пенелопе Пуффендуй. Что бы ни творилось в его голове и душе, это чувство – уж точно настоящее. С ним он может быть самим собой. Пока он помнит, что любит ее, он знает себя.

Именно в этот момент, когда они уже принялись наслаждаться бесконечным спокойствием, открылась с паролем дверь, впуская в дом его хозяина. Слизерин выглядел уставшим, но как всегда чистым с иголочки. Даже его дорогой темно-зеленый плащ нисколько не испачкался от суток лесной охоты. Увидев друзей, он ворчливо фыркнул, изображая возмущение:

- Да, давайте, бездельничайте, пока я там вашего короля спасаю.

Влюбленные переглянулись. Годрик поднял голову.

- В каком смысле – спасаешь?

- В прямом! – Сэл всплеснул руками, на ходу аккуратно снимая охотничьи сапоги. – Я наемника вашего случайно укокошил. Шел он по лесу, никого не трогал, а я целился в оленя. И вот чего его понесло на пути встать? Я даже испугался, только потом по бумажкам в его карманах понял, кто он.

Годрик и Пенелопа снова переглянулись. И хором расхохотались. С ними в унисон засмеялся и Салазар.

====== Глава 60. И будит сердце, спящее во мне.* ======

Герольды уж не ездят взад-вперёд,

Гремит труба, и в бой рожок зовёт.

Вот в западной дружине и в восточной

Втыкаются древки в упоры прочно,

Вонзился шип преострый в конский бок.

Тут видно, кто боец и кто ездок.

О толстый щит ломается копьё,

Боец под грудью чует остриё.

На двадцать футов бьют обломки ввысь…

Вот, серебра светлей, мечи взвились,

Шишак в куски раздроблён и расшит,

Потоком красным грозно кровь бежит.

© “Кентерберийские рассказы”, Джефри Чосер

Кандиде было пятнадцать, когда Теодор прибыл в столицу Ифтира вместе со своим отцом, чтобы стать рыцарем. К тому времени она уже участвовала в церемониях посвящения, согласно традиции вручая новеньким их мечи, заменяя на этом посту мертвую королеву. И на первый взгляд свежепосвященный рыцарь ее ничем не заинтересовал. Конечно, он был довольно симпатичен, но юную принцессу меньше всего интересовала внешность. Почти все ифтирские мужчины при дворе выглядели как он – высокие, могучие, с большими руками, с прямыми углами подбородков и грозящей отрасти бородой. И ни один не был достаточно умен, чтобы Кандида его заметила. Книги? Остроумные шутки? Древние науки? Нет, все это было не нужно бравым воякам, расхаживавшим по дворцу. Да что уж говорить – ни один из них не поймал ее за походами к друидам. Юная принцесса только фыркала, считая это верхом глупости и не понимая, кого отец вообще принимает в орден.

Впрочем, Теодору тоже первые годы было не до нее. Наследница трона Ифтира была лишь женщиной, чья защита была его долгом. Интересовало же его совсем другое. Четко выполняя приказы, умело выходя из сложных ситуаций, находя лучшие решения для обороны и захвата новых земель, он удивительно быстро завоевал доверие и уважение Беренгара, что вообще-то сделать было практически нереально, если ты не был пятидесятилетним бородатым солдатом, когда-то воевавшим с ним плечом к плечу. И вот тогда-то, в свои двадцать пять, он умудрился выследить принцессу на очередной прогулке к друидской деревне. Ей было девятнадцать, и она уже чуть больше понимала в устройстве мира.

В ту ночь они открыли друг в друге похожих людей. Теодор поклялся не выдавать королю тайну принцессы, потребовав взамен, чтобы она предупреждала его об этих походах, дабы он мог ей помочь в случае чего. Кандида хотела возмутиться, но не ей тогда было устанавливать правила. И они договорились.

С того дня целый год они провели, как два заговорщика, поневоле сближаясь и становясь друзьями. Теодор неотступно следил за Кандидой, где бы она ни была, даже если не был рядом. Он распределял патрули так, чтобы дорога к друидской деревне была свободна в нужную ночь. И ни словом, ни жестом не подавал подозрений. Поэтому именно он спустя этот год сопровождал одетую в черное девушку на ее коронацию. И только он знал, как она дошла до трона.

- У вашего отца были внебрачные дети? – как-то удивилась ее рассказу Гвиневра, когда они снова ужинали вместе. – Которые претендовали на престол? И что вы с ними сделали?

- Выслала. В пограничные крепости, жить там под охраной.

Королева Камелота еще больше распахнула глаза в изумлении. Кандида, напротив, прищурилась.

- Я единственный законный ребенок моего отца. С какой стати я должна была отдать свои земли в руки необразованных властолюбцев?

Именно Теодор был тем, кто руководил быстрой и тихой ссылкой всех наглых бастардов. Потому что Кандида доверяла ему, как себе. Потому что знала, что он выполнит все четко и быстро, не задавая вопросов, а если вопросы возникнут – задаст их позже. Потому что поймет все правильно. Потому что вообще поймет, в отличие от прочих. Потому что у него хватит ума понять все ее действия и приказы и сделать ровно так, как она сказала, а замечания высказать без свидетелей.