Слизерин скосил взгляд, чтобы понять, о чем она. Криво улыбнувшись, откинул голову на подушку.

- Это Годрик... Мы жили у него дома. Я хотел поездить на лошади. И воспользовался кнутом. А Гриффиндор всегда терпеть не мог моего способа общаться с лошадьми. Ну и он слегка стегнул.

- Кнутом? – округлила глаза Коринн. Он пожал плечами.

- Он даже не собирался попасть, он испугался, когда понял, что на самом деле ударил. Больше было не боли, а позора.

- Ну вы даете...

- Это были его лошади, я не имел права обращаться с ними так, как хочу. Кроме того...Годрик убедил меня, что с этими тварями можно общаться и без кнута.

- Ты их не жалуешь?

- Я их не романтизирую. Животные и животные.

- А как же твои перепелки?

- А это моя гордость.

Улыбнувшись, Коринн уперлась кулаками в постель, нависнув над ним, и страстно поцеловала. Черные, как сажа, волосы шатром закрыли любовников от мира.

Это был единственный шрам на теле Салазара. Вся его кожа была гладкой, чистой и бледной – статуей, тщательно хранимой от любой беды сначала тихой дворянской жизнью, а позже – гордостью и навыками. Но этот шрам был уроком. Уроком, полученным от лучшего друга. Уроком о том, что дружба, любовь, уважение, мир и взаимопомощь достигаются не насилием.

Люди, являющиеся двумя сторонами одной судьбы, казалось бы, должны были знать друг о друге все. Ну, или практически все. Но даже им шрамы могли рассказать истории, которых они еще не слышали.

Мерлин в этом убедился в один из октябрьских вечеров, когда королева разбиралась с делами на дворцовой кухне и в библиотеке, и двое друзей проводили время до сна, как в старые времена – вдвоем.

- А твои? – спросил у мага Артур, когда сам собой зашел разговор о шрамах. Король блаженно сидел в горячей ванне и едва ли не мурлыкал от удовольствия. Мерлин же беспардонно уселся на королевскую кровать, отдыхая от таскания ведер. На вопрос он поднял голову и растерянно изогнул брови.

- Да ладно стесняться, – дразняще улыбнулся друг. – Мои-то ты наизусть, наверное, знаешь.

Маг еще выше поднял брови, на этот раз от иронии.

- Намекаешь, что я на тебя пялюсь?

Артур ничуть не смутился, потирая мокрыми ладонями плечи.

- На такую красоту пялиться не стыдно, тебя любая служанка поймет.

- Угу, начиная с Гвен.

- Мерлин!

Король весело шлепнул рукой по воде, посылая в друга маленькую тучку брызг. Слуга, смеясь, прикрылся рукавом для виду.

- Нет, серьезно, расскажи. Например, тот, что на лбу справа – откуда?

Мерлин замер, как-то скукожился. Потом его плечи дрогнули. Еще раз.

- Это...я... – выдавил он, давясь смехом, – в детстве...у мамы в деревне...на лопату упал...

Через секунду в покоях зазвучал уже хоровой хохот.

- Мерлин, нет, я знал, что ты неуклюжий, но настолько?!

- Да ее не было, когда я смотрел на дорогу!

- А что ты делал, когда не смотрел на дорогу? Чаек считал?

- Бабочек...

- Пфф, – смешливо фыркнул Артур. – Ну ты и девчонка.

Мерлин сощурился. А потом вдруг подскочил с кровати и, схватившись за рубашку сзади, потянул вверх, чтобы обнажить лопатки.

- Видишь два маленьких шрама? Они рядом.

- Что это?

- Это, к вашему сведению, – маг опустил рубашку и упер руки в бока, – память о первой встрече с вами, сир. Ну, если быть точным, то второй.

Артур не сразу понял, о чем он говорит. Точнее, наверное, не сразу поверил. Потому что округлил глаза.

- Это я, что ли?.. Булавой?

- Ну, булавой-не булавой, – пожал плечами Эмрис. – Может, там и куча вещей, на которые я падал... В любом случае, это прямо печать на память: “Не связывайся с ослами”.

- Да ладно... Я вообще не собирался... И вообще, ты меня спровоцировал тогда.

- Я – тебя?

- В первый раз точно.

- А булава была во второй.

- Мерлин! Не ворчи. Лучше скажи, откуда у тебя на локте шрам.

Маг с удивлением бросил взгляд на свой локоть, скрытый под рукавом.

- А ты откуда знаешь?

- Ме-ерлин, как ты думаешь, за столько лет, которые ты меня раздражаешь своим присутствием, я не мог запомнить пару твоих шрамов? Давай, рассказывай.

Мерлин помолчал. Он придумывал, как описать эту историю, чтобы не выдать себя.

- Я...по дороге в Камелот, тогда, много лет назад, остановился в деревне. На следующий день случилась страшная гроза, и град побил урожай. Жители деревни решили, что я злой колдун и...я еле убежал. Шрам – след от брошенного камня.

На самом деле все было не так. На самом деле он помог незнакомой девочке, едва не свалившейся с обрыва. Магией. И это видел человек, которого не впечатлил поступок. Камень бросил он.

Они помолчали, потому что молчал Артур. Когда он заговорил, его тон был задумчив и серьезен.

- Фанатизм – зло в любом деле. Как я хочу искоренить это в Камелоте. И в Альбионе. Чтобы не было этого линчевания, чтобы всегда был правый суд...

- Все будет, – уверенно ответил Мерлин и ободряюще улыбнулся. – Однажды все будет. – И чтобы расшевелить тишину спросил: – А твои шрамы? Про что они?

В короле включился хвастливый мальчишка. Он улыбнулся.

- Ой, почти все вынесены из боев, я даже и не вспомню про каждый...

- Великий воин, – насмешливо хмыкнул маг. – Ладно, их все равно у тебя не так много, как у рыцарей старой закалки.

- Конечно! – вспетушился Артур. – Я же король. Они получают множество ран, прежде чем враги добираются до меня. Логично, что у них шрамов больше.

- А я-то думал, что ты, как благородный король, всегда сражаешься впереди, – лукаво вставил Мерлин.

Король завис, почувствовав брешь в собственном бахвальстве.

- Подлей горячей, – мрачно приказал он.

Поставив обратно на пол ведро, Эмрис спросил, присмотревшись к руке друга: на внутренней стороне ладони виднелся длинный, тонкий, через всю ладонь шрам.

- А этот откуда? – спросил он.

Артур посмотрел на руку и растерянно поджал губы. Мерлин заволновался. Вдруг он спросил лишнее? Ведь какие-то из многочисленных шрамов друга могли быть и не просто следами боевой удали.

- Это было очень страшно? – осторожно спросил парень.

- Очень, – кивнул король, сжав руку в кулак. Выдержал паузу. – В детстве стащил у одного из рыцарей меч и взял, дурак, рукой за лезвие.

Мерлин прыснул. Артур постарался звучать грозно, хоть и тоже улыбался:

- Расскажешь кому...

- Я знаю. Сожжешь, высечешь, отрубишь голову и скормишь собакам.

- Да, причем все сразу.

- Уже представляю это.

- Я тоже. Вот это сладостная картина: ты, с головой в руках и с горящей задницей улепетываешь от гончих.

- Это уже похоже на некромантию. Не говоря даже о жестокости.

- Ладно, слушай лучше про вот этот шрам. Это было...мне лет восемнадцать было. В тот поход мы с отцом вместе шли...

До самого горизонта простиралась мертвая земля. По пустынным, черным от пепла полям, стлался туманом дым. Справа и слева от телеги изредка вырастали замертво лежащие на дороге фигуры людей, уткнувшихся лицами в грязь или наоборот распахнутыми глазами глядящих в погибающий вместе с ними день. Небо закуталось в густой смог и плакало, прорезая дымку частыми каплями дождя.

Старую телегу трясло на каждой выбоине. Боль, вспыхивающая от этих толчков в груди, заставляла Кандиду Когтевран только сильнее сжать челюсти. Задрав полу давно не белой, взятой с пустого крестьянского дома, рубахи, она прожигала взглядом длинный, еще очень яркий порез, растянувшийся на ее боку, точно обещающий оставить шрам.

Это будет первый шрам на ее теле. Она привыкла видеть их на руках и лицах бесчисленных воинов, окружавших ее с младенчества. У ее отца, короля Беренгара был жуткий шрам через всю правую щеку, и он любил рассказывать историю о схватке не на жизнь, а насмерть с огромным медведем. Каждый рыцарь вокруг Кандиды щеголял, как минимум, целой дюжиной бледных полос на память о хорошей битве. Она привыкла быть нетронутой, прекрасной идеальной статуей среди испещренных шрамами бывалых воинов. В каком-то смысле, это была некая метафора: сколько бы ни пало воинов, королева будет рядом со своим народом в состоянии его защитить. Она останется могущественной и всесильной, способной дать отпор любому врагу, посягнувшему на жизни и благополучие ее людей.