1

На дворе стоял теплый весенний вечер, солнце еще не ушло за горизонт, и его мягкие лучи падали через небольшое окошко под потолком прямо на обеденный стол. На удобных стульях с мягкими и большими сидушками с высокими спинками и удобными изголовьями сидели: я, маменька и мой младший братец Рома. Разница нашего возраста была небольшой, всего в пару лет, так что по правде говоря, мне не довелось видеть больше чем брату. Я говорю это к тому, что многие люди меряются возрастом и стараются выпятить себя, если они старшие, лучше, чем младшие и разрыв возраста не играет значения для таких дураков. Но, возможно, это некая форма любви братьев, когда старший хочет, чтобы младший следовал за ним и рос достойным и сильным человеком. К сожалению, у нас с Ромой такого не было. С самого детства мы были поодаль друг от друга, нас не тянуло воссоединятся, быть поддержкой друг другу, мы существовали словно чужие. Каждый день, пока наши тела и мысли росли, мы были совершенно не похожи. Рома всегда был ранимым и чувствительным, любая колкость или безобидная шалость доставляла ему дискомфорт, он ощущал себя ужасно каждый раз, когда я по-доброму шутил над ним, указывал на то, что  на его рубашечке пятно, а затем легонько вздергивал его нос. Ему это не нравилось, и он в горьких слезах бежал к маме плакаться о том, какой я злой и страшный старший брат. Бранили меня только для вида, дабы меньший не обижался и не доставлял проблем. Со временем я перестал его трогать, но даже так, он все равно находил повод из-за которого его глаза взмокали, краснели щеки, а рот издавал истошные крики. И удивительно, что даже подросшие мы, не горели желанием узнать друг друга лучше, понять, что же кроется за нашими лицами. Я  был в глазах окружающих прагматичным ребенком, не склонным к всплескам эмоций, всегда державшим себя достойно и прилично. Рома напротив был тем, кого называли "чувствительное дитя" и "маленькая принцесса", что лишь мечтает витая в облаках и читая легкие романы. Но я всегда думал, правда ли мы такие, а может все наоборот, хотя особых дуновений к тому чтобы сомневаться во взглядах взрослых и окружающих я не видел, да и было ли мне дело да такого, когда познание нового и неизвестного стояло выше, чем то, что подумают обо мне другие, однако же признаюсь, что спустя время, я все же чаще стал обращать внимание на это и старался держать себя достойно. Мне бы хотелось верить, что мой брат думает так же, но из-за фундамента своей души не может этого сказать. Было бы верно, если бы Я сказал ему об этом, но мне не позволяла гордость сидевшая внутри моего детского сердца.

  Возвращаясь к ужину можно сказать, что маменька постаралась на славу и все вышло изумительным: суп с душистыми специями, паста с нежным и ароматным мясом и конечно же шедевр матушкиной готовки – кремовый торт с брусничным варением и спелыми ягодами. Каждое из этих блюд было великолепно, все они удивительным образом сочетались между собой образуя новый, до ныне не ведомый мне вкус. И вправду говорил мой покойный дедушка, что голубая кровь, даже если она не самая чистая, проявляется во всем и оставляет свой след. Мне всегда было интересно слушать рассказы этого милого старика за чашкой горячего какао, о том, как жилось в последние годы царской России, хотя это был пересказ слов еще более далеких предков, о том, как существовали люди в период революции и гражданской войны. Было интересно слушать о том, как власть советов распространялась в сердца людей, губила тонкую и нежную душу истинных дворян, делая из них грубых и черствых простаков крестьян, что не знали ничего о мире и о жизни вне этого жестокого лагеря. Дед мой, рассказчик и профессор истории, был отцом моей матушки, преподавал в именитом университете и был не последним человеком даже тогда, когда красные палачи во всю забавлялись со страной коверкая и искажая великие намерения своего лидера Ленина. Со многих лекций, дедушка приносил разные истории, что просто поражали меня и вводили в ступор. Мне не верилось, что так много всего происходит в одном, хоть и большом здание института – храма образования и науки. Изо дня в день, я все просил и просил своего деда отвести меня на лекции и показать все в этом институте, а он лишь отшучивался говоря:

– Вот подрастешь внучек, тогда Я тебя и отведу в храм знаний!

– Но дедушка, мне сейчас охота узнать, что же находится за этими дубовыми воротами! Мое любопытство просит немедленно отправится туда и узнать, почему выходя оттуда, люди становятся умнее и ведут нашу страну в светлое будущее! – на моих глазах блестели слезы досады, ведь мне очень хотелось увидеть институт.

– Милый мой, даже если бы ты попал туда сейчас, мало понятного ты бы там нашел. Сейчас думай лучше о школе, о друзьях, придет время и ты все узнаешь, тайны откроются тебе. – с милой и светлой улыбкой отвечал мне седой старичок, приходившийся мне дедушкой, аккуратно зачесывая мои непослушные кудри назад. В данный момент, сидя за обеденным столом, я вспоминаю этого мудрого человека и думаю, что вот, уже совсем скоро, мне наконец отдадутся тайны института и вдоволь удовлетворится мое страстное желание учиться. Я покажу, что достоин называться потомком аристократов, живших в России всегда, хотя и не показывавших своего присутствия.

  Закончив с первым блюдом и наконец приступив к пасте, я ненароком взглянул на матушку, что сидела напротив меня и Ромы, аккуратно подвязав платок за воротник, дабы еда не испачкала прекрасную красную блузку сшитую на заказ известным французским модельером, ценившим не новые веяния, а старинные традиции Европейской моды. В этом прекрасном одеянии матушка, женщина с прекрасно-белой мягкой кожей, легким румянцем и большими голубыми глазами, выглядела неописуемо красиво. Будь Боттичелли сейчас жив, он взял бы за основу своей великой картины «Рождение Венеры» именно матушку, ведь такую женщину, как она найти невероятно сложно. Наверняка, если бы именно матушка была прообразом картины, то божественной красотой считались и волосы цвета обсидиана переливающего разными темными оттенками на свету. Весьма интересным был тот факт, что меня и брата воспитывали как потомков аристократии, приемниками голубой крови, на наши плечи возлагались надежды на возрождение того мира, что был разрушен системой не эффективной и недолговечной. Наши манеры, поведение и даже речь были отточены как у истинных дворян и хотя нас не лишали благ нового мира, все же старым премудростям и вещам нас учили больше уверяя, что только человеческий труд всегда будет самым ценным на земле. Но признаться, смотря на себя и брата, я вижу сухие движения, что не источают легкости, а всего лишь топорно рассекают воздух, создавая образы самых простых фигур, которыми не удивить людей. То ли дело мама, она из всей семьи была своевольной и той еще лисой, на уроках этикета прилежная ученица, а за спиной у родителей виртуозная девушка пренебрегающая правилами. Любой ее взмах руки был наполнен легкостью и грациозностью, если бы это увидел дедушка, он бы упал в обморок от такого нарушения правил, но мне это нравилось, я видел во всем этом жизнь и считал подобное высшей степенью грации. Возможно, подобное и не подходит тем, кто зовется потомками аристократов, но разве это имеет значение, когда такая плавность и красота в движениях является прирожденным даром. Изредка я пытался повторить за матушкой, но все получалось криво и нелепо, я выглядел смешным и косолапым, и не имел того скрытого обаяния, что было у моей мамы, великолепно управляющейся со столовыми приборами, чашками да тарелками. После неудач я смущенно прекращал пародировать маменьку, вновь начинал есть аристократическими сухими манерами, тихо завидуя этой свободной и величественной женщине, неподражаемой красавице, сидящей передо мной и так мило раскрывающей аккуратный рот с прелестными красными от природы губами.

  Но почему же за прекрасным ужином нет главы семьи? Это весьма резонный вопрос и ответ на него очень прост, однако произносить его довольно трудно, часто слова застревают в горле, а сознание просто отрицает реальность. Около трех лет назад, отец наш, видный человек в бизнесе (но скорее всего не совсем легальном для строя нашей страны), скончался от болезни, тяжелой и неизлечимой. Много тогда слез пролила вся родня и очень долго все мы отходили от его потери, но радует то, что время все же делает свое дело и творит чудеса. Мы, покорные дети смирились с его уходом и стараемся быть лучше, чем когда либо прежде. Но по воли покойного, ни я ни Рома ни стали наследниками дела, все перешло матушке, а она человек не того полета, так что технически за всем присматривает дядя наш, Дмитрий Двернов – старший брат маменьки, человек умный и серьезный. Он в самом начале пути нашего отца, помогал ему с делами, а там уже и стал больше чем просто партнер. С уходом отца, мы стали жить чуть скромнее, доходы шли в банки, а сами мы получали от дяди деньги ежемесячно для того, чтобы жить хорошо и ни о чем не думать. Без твердой, но доброй руки отца, в нашем, можно наверно правильно сказать поместье, а не доме, стало довольно тихо. Шум, что поднимали работники: повара, горничные, садовники и охранники, не сравниться с отцовским громыханием после долгого рабочего дня. Обычно в такие моменты, тревожить его было нельзя, так как могли схлопотать практически просто так, но мы пренебрегали этим правилом с Ромой и часто просили отца играть с нами: