Механик отдал пробку, и я в строгом соответствии с законом Бойля-Мариотта получил в физиономию полагающуюся мне порцию коричневой жидкости, невольно вспомнив своего школьного учителя физики Николая Григорьевича по прозвищу "ехидный". Когда он произносил: "Слово физика происходит от слова "физис", слюни долетали до четвертой парты.
Свою порцию масла получил в лицо и второй механик, остальное приняла на себя кормовая переборка рулевой рубки. Вахтенный помощник позвонил по телефону в румпельное отделение, откуда теперь удерживали судно на курсе. Наконец, рулевая машинка исправлена, и мы пошли дальше.
Обогнув мыс Скаген, легли на вест и оказались в объятиях пролива Скагеррак. "Урал" начал отвешивать поклоны его водам. А когда вышел в Северное море, стая волн накинулась на судно. Разбиваясь о скулу, они образовали сплошной водяной вал перед рубкой. Создавалось ощущение, что море соединилось с небом. Находившиеся в носовом кубрике рыбообработчики начали оморячиваться и ощущать прелесть романтики океана. Их раскалывающиеся от боли головы получали удары становых якорей конструкции английского инженера Холла. Наверное, они полагали, что якоря бьют не по борту, а по их дурным головам, принявшим решение податься на заработки. Двенадцатиместный кубрик "Урала", называемый гадюшником, начинал оправдывать свое название.
На волне полупустой "Урал" превратился в огромные сатанинские качели, на которых тела рыбообработчиков вырыгивали на себя остатки пищи. Судно, как молодая кобылица, лягнуло задом, винт оголился и бешено стал рубить воздух. Корпус дрожал. С подволока начали сыпаться клопы, доселе не участвовавшие в кровопитии, и сразу включились в дело.
В кубрике стояло ужасное зловоние от блевотины, от двенадцати пар мужских носков первой категории, стоящих на палубе колом, и от двенадцати немытых мужских тел. Горизонтальное положение лежащих без движения "моряков", обессиленных жестокой качкой, зачтут в табеле рабочего времени в счет переработанных на промысле часов. А между тем, шла нормальная судовая жизнь: штурмана и механики, матросы и кочегары несли вахту.
Ученые утверждают, что в природе нет человека, который не реагировал бы на качку. Другое дело, как и кто это воспринимает: одних рвет, выворачивая наизнанку, у других отсутствует аппетит, третьи заболевают обжорством, четвертые спят мертвецким сном, пятые не спят сутками, у некоторых "уходит крыша". Самым верным лекарством от морской болезни является человеческая воля, умение заставить себя работать.
Да, к вопросу об аппетите. Когда-то среди военных моряков была такая песенка:
У меня в любую качку
Преотличный аппетит.
Как пойду я за добавкой,
Кок меня благодарит.
Приходилось мне видеть таких. И хотя я пишу не о рекордсменах, достойных внесения в книгу рекордов Гиннесса, все же поведаю, пока "Урал" продирается сквозь частокол северо-морских волн, одну правдивую историю об аппетите.
Один из моих однокашников в пору рыбацкой молодости шел пассажиром в район промысла. Перед обедом капитан достал кирпич черного хлеба, разрезал его по диаметральной плоскости на две равные половины, намазал на каждую из них по пачке масла и банке свиной тушенки... Уничтожив эти два "дредноута", капитан сказал: "Пойдем, Алексеевич, пообедаем". С тех дней прошло много времени, однокашник стал капитаном дальнего плавания, получил назначение на "большой пароход" и решил это дело обмыть в обществе того старого капитана. Не считая салатов, заливных и прочих холодных закусок, было уничтожено шесть лангетов, из которых Алексеевич с трудом одолел один. Все это всполоснули в трех бутьшках венгерского производства бренди марки "Бутафок" по 0,7 литра каждая. Когда они вышли из "Глории", старый капитан неожиданно предложил: "Алексеевич, зайдем в кафе, перекусим!" Умели на флоте выпить и закусить...
"Урал" пробирался на запад. Атлантика, безбрежные голубые просторы -для мореплавателей. Неисчерпаемые рыбные запасы -- для рыбаков. Кто скажет, сколько вычерпали на атлантических мелководьях огненно-красного нахального окуня, про- жорливой трески, ленивой камбалы и агрессивной зубатки?
Атлантика -- полигон для испытания воли.
Атлантика -- убежище для "невыездных".
По таблицам морских расстояний от южной оконечности Ирландии до Лабрадора 1823 мили, или около 3318 километров. Учитывая наш коронный ход и встречный ветер, предстояло тилипаться в океане суток десять.
Мы следовали в зоне преобладающих западных ветров, здесь в зимний период бушуют жестокие штормы. По утверждению ученых, в этой зоне 30 процентов времени приходится на штормы, среднегодовая сила ветра 3 -- 6 баллов. Но рыбаки никогда не отворачивали в зону более слабых ветров. Только вперед!
...Его Величество Атлантический океан бушевал. Волны стройными рядами и со страшным ревом набегали на судно. Стоя на руле, я ощущал полет куда-то ввысь, а потом вбок, и так без конца. Почему-то вспомнил "сына гор" с его волнами "выше сельсовета"... Где он теперь?
Мы в гордом одиночестве, кругом ни одного огонька. Невольно думалось о рыбаках, которым приходилось пересекать океан на утлых СРТ. Мне ведь тоже скоро такое предстояло.
Когда прошли половину океана, наступило какое-то непонятное изменение в его поведении: волны атаковали "Урал", но уже не так агрессивно. Ветер убивался (стихал). Постепенно океан начал успокаиваться, и сразу стало ощущаться ледовое дыхание тумана. Видимость ухудшилась. "Урал" прибыл в район Большой Ньюфаундлендской банки. Не успели застопорить ход, как палубная команда под руководством боцмана Брагина начала готовить стрелы для работы и защищать борта.
Еще на переходе нас развели по бригадам с распределением конкретных обязанностей. На рабочих местах провели инструктаж по технике безопасности. Я попал в палубную команду под непосредственное подчинение боцмана. Мы начали готовить к работе судовые стрелы.
С точки зрения морской практики проведение грузовых операций в открытом море -- процесс трудоемкий, сложный и весьма опасный. Недооценка степени защищенности промыслового судна у борта базы может привести к тяжелой аварии. Поэтому плавбаза оборудовала борт для безопасной стоянки промысловых судов лагом.
Вывалили за борт плавучие кранцы. К борту каждого швартующегося судна спускалось по два кранца, длина их в сборе 4110 миллиметров, вес 1400 килограммов. Баллоны изготовлены из морозоустойчивой, износостойкой резины. Кроме того, борт оборудован висячими кранцами. Они сделаны из старых покрышек, нанизанных на осевую такелажную цепь. Обычно в одном кранце бывает по 30 покрышек.
Швартовные тросы при этих операциях отвечают повышенным требованиям, они комбинированные.
...Флот ждал очереди на подход, чтобы сдать груз, получить тару, соль, продукты, воду, почту и какие-нибудь видавшие виды, до дыр истертые фильмы. У нас на судне был штатный "культурник", занимался кинопрокатными делами. Впрочем, я часто потом видел его в трюме за работой.
Для обеспечения круглосуточной работы команда разбита на две смены. Им до конца набора груза предстояло соревноваться между собой. В обязанности помполита входило теперь собирать и оглашать результаты соревнования. Оно ведь было "соц".
Бригада состояла из 14 человек, возглавлял ее рыбмастер М. Штурм. На палубе постоянно находились боцман и его два помощника, которые, приняв суда к борту, становились на судовые лебедки. Самое трудное -- поднять строп с палубы вздымаю- щегося на волне судна.
Наконец, борт оборудован и к нему лихо подвалил юркий СРТ. Я подал конец, вроде все в порядке -- и перешел на лебедку. В подъеме 10 бочек в металлической сетке. Искусство заключалось в том, чтобы взять подъем с палубы добывающего судна в момент, когда оно на волне достигает верхнего положения.
Если к борту подходили два судна, наша бригада справлялась нормально, но если -- страшно представить! -- у борта стояло четыре СРТ, поднимали на работу другую смену и свободных от вахт членов машинной команды, а на лебедки становились штурмана.
