Фёдор пошевелил траву носком кеда. Оттуда выскочил кот, плюхнулся в воду и в ужасе проплыл метра три.

– Ой! – испугался Фёдор. – Бедняга! Прости, друг, не хотел!

– А он тебя трогать просил? – возмутился новый знакомый.

Кот доплыл до берега в двух шагах от них, смерил их гневным взглядом и убежал.

– Так как тебя зовут? – Фёдор повернулся к незнакомцу. – Я первый задал вопрос.

– Ладно, – тот вытер руки о штаны. – Лев.

– Что? Где?

– Я, – парень ткнул пальцем себе в грудь. – Ну, ты скажешь, как тебя зовут или мне угадывать?

– Э-э, мнэ-э, давай.

– Степан Колбаса.

– Вы меня с кем-то путаете.

– Исай Громохрючец.

– Это моя вторая фамилия.

– Карл Суицидаль.

– Почему сразу Суицидаль? – Фёдор поскрёб башку. – Хотя да, вы правы. Тлен, всё тлен.

Оба снова сунулись в телефоны и простояли так несколько минут.

– Я всё понял, – сообщил Лев. – Тебя зовут Иван Теодолит.

– Почти, – откликнулся Фёдор. – Чуть Теодором не стал. Бабушка хотела.

И знакомство состоялось.

– Меня вообще хотели Фаддеем назвать. Как Беллинсгаузена, – поделился Фёдор Летний.

– Это у кого такие садистские наклонности?

– Мать.

– Погоди, угадаю: мать – филолог?

– Журналистка.

– Что пишет?

– Про воспитание.

– Примите мои соболезнования, Теодор.

– Благодарствуйте.

(Эгоцентрик. Хоть бы поинтересовался, откуда человек в курсе).

– А что твой отец? – Лев подрыгал ногами, чтобы стряхнуть с кедов песок. – Или нет отца?

– Есть где-то, – Фёдор поднял голову от телефона. – Мать говорит, что он айтишник, и что у него… короче, он геймер.

Солнце ушло, ветер усилился. Становилось холодно.

– Если что, пиши, – небрежно предложил Лев. – Ты есть где-нибудь? Под своим именем? Я найду. Э, да, Теодор: как вы насчёт завтра?

– Завтра… – задумчиво протянул Фёдор. – Трудно сказать. Скорее всего, я сегодня уеду.

– Надолго?

– Навсегда.

– Европа?

– Хрен его знает.

– То есть?

Фёдор пожал плечами.

– А деньги?

– Двадцать евро есть.

– Работа?

– Найду.

– А куда же ты денешься, пока найдешь работу? Где ты жить собрался? Что жрать?

– Там посмотрим, – усмехнулся этот псих с блеском в глазах.

– В каком смысле «посмотрим»? – Лев не терял надежды образумить болезного.

– В прямом. Это как бы такое дело… Собственно говоря, я намерен поискать что-нибудь… чего-нибудь… Только не ржите, Лео. Приключений.

Лев тупо пялился на него.

– Ну, чтобы найти то, что нужно, – слишком быстро и слишком бодро продолжал Фёдор, – надо ведь, чтоб что-то происходило!

– Это, например, что?

– Что-то. Слушай, не хочу об этом. Зря сказал.

– Стой-стой. Стойте, Теодор! Что читаешь? Пратчетт?

– Это само собой.

– Филип Дик? Я сразу понял.

– Кто бы не понял, – согласился Фёдор. – И Пехов. И…

– …и Азимов!

– Ты читаешь Азимова?!

– Я его всего очень давно прочёл.

– …Или вот Конан Дойль.

– Ой, да! – подхватил Лев. – Конан Дойль – вещь! Только я его не читал, а смотрел.

– А я читал. И Эдгара По читал.

– И я читал.

– И Лавкрафта всего.

– И я всего. Только он слабоват.

– Да.

– А вот Жюль Верн…

– Нет, его не могу, – вздохнул Фёдор. – Медленно.

Лев долго молчал.

– Слушайте, Теодор, – он наклонился и долго, сосредоточенно завязывал шнурок. – У вас такое сомнительное дело… Возьмите меня с собой?

Фёдор упёрся взглядом в тот берег – Заячий остров с телебашней. Вздохнул и отвернулся. По Каменному мосту вдалеке медленно ползли машины и нудно дребезжал трамвай. Город, в котором никогда ничего не происходит.

– Ну, возьмите, – Лев поковырял землю носком кеда, – вам что, жалко? Я не знаю, чем хочу заниматься, ты не знаешь, чем хочешь заниматься – давай не знать вместе? Вдвоём веселее.

– Ты что, – Фёдор медленно обернулся, – ты это всерьёз?

– Если ты не против.

– Я против? А ты можешь?

– Ну, только у меня совсем денег нет. Никаких.

– Учишься?

– Небо копчу.

– А чего родители?

Лев отбросил с лица кудри, растрёпанные береговым ветром.

– Матери уже четыре года, как нет. Рак. У отца новая жена. Давно, уже родили двоих. Мелкие в Снегирях сейчас, у бабушки. Но ты же понимаешь, у них двое маленьких детей. И я вон дома сижу.

– А если ты передумаешь? Я ведь серьёзно.

– И я серьёзно.

– Еду неизвестно куда, ищу неизвестно что, без денег… – Фёдор наблюдал на мосту вечернюю пробку. – Имей в виду, я не просто попутешествовать. Я хочу своё дело. И план мой называется «тщательно спланированное ХЗ». Кто знает, сколько я буду скитаться. Ты тоже будешь скитаться?

– Ясен перец, буду скитаться!

– Уверен? Может, тебе кажется.

– Не думаю. Ну, раз мы вместе едем, пошли? Не знаю, что у нас будет завтра, но сегодня могу предложить ужин. И переночевать, если надо.

– Твои не будут против?

– Отец точно нет. Мат…чеха у меня ничего такая женщина.

– Чем занимаются?

– Она преподаватель. Французского.

– Ого.

– С какой стороны посмотреть, – Лев пожал плечами.

– Чего смотреть? Французский, небось, знаешь.

– А куда я денусь с подводной лодки? – усмехнулся Лев. – Из плохого у нас – отсутствие денег. Зарплата учителя – сам понимаешь. Из хорошего – французский да, знаю. Ещё я знаю английский. Ну, как, знаю – меня в Лондон хотели отправить учиться, но…

– …Из плохого у вас – отсутствие денег.

– Э, да.

– Хорошо тебе, – Фёдор завязывал шнурок. – Я вот не знаю английский. Ну, как, не знаю – читаю, фильмы смотрю, но не говорю. И ещё я не знаю немецкий. Меня хотели отправить учиться в Берлин, там-то можно и бесплатно, только всё равно – общага, еда, шмотки. А я ещё и язык – кто так преподаёт! Так нельзя преподавать. Из плохого у нас тоже…

Состоялось братское рукопожатие.

– А отец?

– Изобретатель, – помявшись, признался Лев. – Расслабьтесь, Теодор, нищий он. Да не смотрите так. Сначала-то всё было хорошо. Отец даже получил грант от Французского научного общества.

– На что грант?

– На крошкособиратель.

– На что-о?

Лев заправил в джинсы вылезший край футболки.

– На крошкособиратель. Микродронт. Высокочувствительный датчик находит крошки на любой поверхности – от кухонного стола до простыни, от джинсов до рюкзака или сумки. После удаления крошек подает сигнал. Если удаление не окончательное, горит красная лампочка.

– А крошки куда?

– Крошки утилизует, из них получает часть энергии. Ещё часть – аккумулятор. Простой. Как у телефона. Управляется из машины, из офиса, из аэропорта, из любой точки, была бы сеть.

Фёдор сделал удивлённый жест. Явно не мог взять в толк, как такое может приносить доход.

– Потом, – продолжал Лев, – какой-то слизень подал на него иск: типа, изобретение вовсе не отцовское, а его. Два года, шесть судебных заседаний. Суд отец проиграл, деньги кончились – пришлось искать, куда переехать. Продали квартиру в Москве, купили в Риге. Он почему-то думал, что здесь развернётся. Ну, и не развернулся. Хорошо, один знакомый предложил ему читать лекции в здешнем университете. Но деньгами я бы это не назвал. Если бы не ойробот – вообще не знаю, что было б.

– Ойробот?

– Ну да. У отца он ещё и окна моет, и клавиатуру чистит желейной тряпкой, и за плитой следит, чтобы там ничего не сбежало и не пригорело, и на телефонные звонки отвечает, как будто это ты. Определяет собеседника, анализирует записи разговоров и генерирует разговор твоим голосом. И шарики гелием надувает. И ещё, если в раковине посуда, смертоносно воет.

Ойробот

– Это твой отец мог не напрягаться. Если в раковине посуда, и так смертоносно завоют.

– Единственная вещь, которую он удачно продал. Давно, мы тогда ещё в Париже жили. Отчисления маленькие, зато всегда.