Затем к Маэстро пристал оптик, добиваясь выдачи точностей светил.
– Посчитать надо, -заметил Маэстро.
– Машина посчитает, – ответил оптик, не принимая ответы его всерьёз.
Оптик был удивительным человеком. Предельно вежливым и несгибаемым, настаивающим на своём. В этом случае он подключил начальника Маэстро.
– Сколько нужно тебе посчитать, Юра? – спросил тот.
– Неделю.
– Это значит месяц, – кивнул оптику Борис. – У него плохие отношения с машиной.
– Плохие значит, – подключился Чембарисов, – когда набрал задачу и трах-трах получил по личику.
Они мешали ему, и он многое бы отдал, чтобы они именно сейчас могли от него отстать. Он не соблюдал политики. Для каждого начальства, – это понятно и ежу, – нужен свой алгоритм взаимодействия. Нельзя, например, выдавать всю расчётную информацию сразу. Иначе создастся впечатление плёвого дела. Информацию нужно выдавать квантами.
В работе всё было на практике важным и нужным и не могло на месте стоять, но зависело от инициативы. Появлялся энергичный человек и дело его обретало особое значение. Были ещё кустари-изобретатели, полюбившие своё. Маэстро же был ни то, ни сё. А точнее и то и сё в одном флаконе.
Для оптика в существе вопроса не было секрета. Только ему заказывать приборы. И с точностями дело совсем не в том, чтобы комар носа не подточил. Главное, чтобы дело не стояло. Можно выдавать приближениями. Конечно, можно заломить такие требования, что все станут с ног на голову и дело затормозится совсем. Маэстро был для него талантливым специалистом и одновременно забавным чудаком. Он только что присутствовал при разговоре, когда они собирались премию сектора делить.
– По справедливости делить или как?
– Что значит по справедливости?
Одно незадачливое происшествие с Маэстро пересказывали все, кому не лень.
Тогда Маэстро казалось, что всё в жизни образуется. Она, которую он уже считал своей будущей женой, приехала к нему с маленькой Наташкой.
– Не разменивайся по мелочам, – советовали ему. – Иди на приём к Главному. Потормоши его фонд.
На двери кабинета Главного висела табличка: «Приём по личным вопросам: вторник и четверг с 8:30 до 10:30». Но за дверью оказался не кабинет, а коридор, облицованный панелями. Слева в конце коридора была приёмная со столами секретарей, справа большая комната с длинным столом и огромным глобусом в углу. За столом сидели ожидавшие приёма. Маэстро оказался двенадцатым. Ожидающие шумели, и в проёме двери несколько раз появлялся референт, просил не шуметь и объявлял, что главный на подходе.
От ожидания было ему не по себе и тянуло в свою комнату, к своим задачам. Раздражали окружающие женщины, перекликавшиеся высокими голосами. В коридоре началось движение, и кто-то прямо прошёл к секретарю.
– Сергей Павлович не в духе, – заговорили за столом. – Пожалуй, я в другой раз.
Их ещё помариновали. Из-за каких-то срочных дел приём начался без десяти девять. По знаку секретаря … отправлялся за двойные полированные двери, за которыми к ожидающим слабо долетал глухой неясный гул.
Появилась первая посетительница, в слезах и махнув рукой. У Маэстро что-то напряглось и не отпускало. Следующие отказались идти.
– Идите вы…Я подожду…. А я не пойду. В другой раз….
Маэстро первый раз попал в кабинет главного. На его взгляд он мало отличался от кабинета зама главного на второй. Побольше, конечно, кожаная мебель вдоль стен, длинный полированный стол. Письменный встык и грифельная доска. Главный сидел за письменным в углу. За полированным столом сидели начальник отдела кадров и кто-то ещё.
– Ваша фамилия? – спросил начальник отдела кадров, перебирая листки.
Маэстро ответил:
–Зыбин.
– Полностью нужно отвечать, – Повышая голос, включился Главный.
Что происходило дальше Маэстро вспоминал с трудом. Он судорожно глотнул воздух и сказал:
– Не орите на меня.
Это было неожиданно и все подняли головы.
– По какому вопросу?
– По поводу жилплощади, – начал было Маэстро.
– Жилплощадью я не занимаюсь, – ответил Главный.
– Тогда по поводу яслей, – растерялся Маэстро.
– Яслями я не занимаюсь, – прозвучал ровный ответ.
Наступила пауза, которую нарушил Маэстро, спросив:
– А чем? Чем вы занимаетесь?
Главный опять взглянул. Заинтересованно посмотрел на Маэстро и мягко сказал:
– Выйдите, пожалуйста, голубчик.
И смех, и грех. Так и завершилась эта встреча. Первая и единственная встреча тогда уже легендарного Главного конструктора с будущим выдающимся его последователем, внёсшим массу необыкновенного и творческого в Дело с большой буквы, которое начинал академик Королёв.
Воленс-ноленс.
У него нынче сбой. Накопившаяся усталость отлилась депрессией. Депрессия – общее явление в современном мире вещей.
Мы ищем братьев по разуму. Но, наверное, не там, где следует. Они не в космосе, а рядом с нами, в воде. Дельфины нам братья. У них кроме ультразвукового языка есть и язык жестов. Дельфин, распластавшись по поверхности воды, опустил хвост и растопырил плавники. Такая поза означает, что жизнь пуста и невозможно придать ей смысл, то есть полную депрессию. Такое наблюдается у них после сильного стресса в океанариумах. И вот теперь он сам как дельфин распустил воображаемые плавники.
От всего на свете есть простые средства. За ними идут не в аптеку, а, например, в профком. Неприятно идти в профком за путёвкой. Просить или требовать, доказывать, что ты не лыком шит и достоин. Впрочем, наши достоинства здесь не ценятся. И совсем не факт, что тебе не откажут. Партком, профком – это особый мир. У них свои порядки.
Противное слово – ладить, а точнее подлаживаться, существовать в этой паутине политики «Дал-взял».
В целом очень простая история. Уважаемый человек приходит в профком и просит путёвку, а чиновники издевательски беседуют с ним. Но если перетерпеть… Кипень пены, несчётные удары волн, разбивающиеся о камни, бисер брызг. Многоплановые и разноцветные горы, фиолетовый простор моря, убегающего за горизонт, и малиновое светящееся небо надо всем по вечерам.
Или сизые тучи и лиловое море, песок и по-прежнему праздником пена прибоя. На берегу голые деревья, словно растущие корнями вверх и пронзительно свежая зелёная трава.
Или море бутылочного цвета. Какое оно бывает на изломе или на просвете волны. И не единственная красочка бутылочным цветом, а бутылочное целиком. Везде вдоль берега и до маяка бутылочно-лиловое с лимонным оттенком.
Одним словом, разное море и ради него можно и потерпеть. А ещё тихий курортный городок. Белые рубахи местных щёголей, лёгкие ситцевые платьица. Словом, юг.
А утро сегодня выдалось чистым и ярким. Кругом всё смотрелось как через вымытое стекло. В такое утро не может быть несправедливости. Так он решил по себя, идя за путёвкой в профком.
Но пугавшее позади. Впечатлением остались глаза. Хитрыми смотрелись они и злыми. Где-то на стороне он видела такие глаза. Да, видел, летом в зоопарке. Он увидел такие глаза у слона. Слон был большой и с виду в целом добродушный, но его выдавали глаза. Они были маленькими и злыми.
Впрочем, он всё это выдумал. С сочувствием встретили его в профкоме и быстро оформили путёвку. Наверное, был звонок из отдела или рангом выше, от начальника комплекса, а, может, и от самого Главного. Хотя он не птица его полёта, но тоже удостаивался. Так в КБ принято. И очень приятно, что рядовые винтик или гаечка удостаиваются не только громких слов и кое-чего ещё.
В отделе его ожидало неожиданное. Сроки пуска курируемого им изделия перенесли. На носу пуски, планируемые на конец года. Сверху надавили и никуда не денешься. «Против лома нет приёма». С самого верха. Выдумывают тамошние мудрецы из военно-промышленной комиссии. И, как говорится, «Воленс-ноленс». Нужно опять идти в профком, сдавать путёвку. Придётся сдать. Да, он и не решил, а отказался «в силу сложившихся обстоятельств».
Парторг.
В ОКБ набирали силу партийные службы. Они совершенствовались и непрерывно росли. Партийными поручениями стремились загрузить отдел сверх головы и тогда было принято Решение. Загрузить ими полностью одного. Все заботы парторга отдела доверили одному, специально принятому на работу. Освободив его от прочих дел.