Для вождей удобно, пока богатыри ратной силой меряются, они спокойно думу думают и планы планируют, не отвлекаясь на разные там мелочи.

День выдался ветреный, промозглый и очень холодный. Главным его украшением стали поединки богатырей. Сходились они врукопашную, полагаясь на одного только Бога. Для них было самое раздолье, их поединкам и буря не помеха. Никто с боков не напирает, со спины не ударит, противник один и прямо по курсу. А твоя задача не ударить в грязь лицом.

Из таких вот поединков и возникают легенды.

Богатыри ждали вызова, чтобы проявить свою силу и умение, народ ждал зрелища. Когда лицом к лицу сходятся сильнейшие бойцы, остальная жизнь останавливается и замирает. Все следят за своими поединщиками: переживают, радуются, болеют. Подбадривают криком. Кто-то просто стоит, раскрыв рот, глядя на удалого воина с обожанием и восторгом. На всех лицах одно выражение – любопытство и страх.

Запоминают все, даже самые мелкие подробности, чтобы потом было о чем рассказать долгими зимними вечерами дома, семье и соседям.

Серьёзных бойцов в этот раз было предостаточно. Среди прочих летописи выделяют известных ростовских богатырей, таких как Александр Попович, Тимоня Резанич, прозываемый Золотой Пояс, Нефедий Дикун, а со стороны владимирцев – Юрята и Ратибор. Тут что ни имя – то песня. Это были матёрые, не раз и не два изведавшие огонь битв воины. Эти сами ищут кровавой сечи.

Но в этот день даже поединки богатырей были больше бескровны и спортивны.

Серая пелена. Солнце в это утро решило совсем не выходить. Воздух был свежий, сырой и промозглый. Серое, цвета раскисшей земли под ногами и такое же тягучее небо низко нависло над головами поединщиков. Ветер дул крепко, нёся с собой влажный холод. Мелкий надрывный дождь, утомительно морося, налетал на бойцов внезапными порывами, забрасывая мелкими брызгами холодных неприятных капель, от которых негде было укрыться. Всё это было досадно, но не могло помешать людям, ищущим доблести и славы.

Огромный воин, плечистый, рослый, на таком же тяжёлом, как он сам, коне неспешно и аккуратно спустился к ручью в овраг со стороны владимирского войска. Грудь его была так широка, что кольчуга из толстых булатных колец плотно облегала налитое силой тело. Поверх кольчуги, для пущей надёжности, были густо наклёпаны булатные пластины. Широкий пояс богатыря был усыпан россыпью железных блях. Воин был в заострённом конической формы шлеме, слева висел огромный миндалевидный щит, напоминавший большую продолговатую каплю, сужающуюся книзу, и закрывавший почти всё его тело, справа угрожающе торчал громадный меч. Лицо воина было грозно, иссечено многочисленными шрамами и влажно от дождевых брызг. Конь под ним ступал тяжело и неспешно, на копытах нависло по пуду грязи.

Это был один из суздальских воевод, ищущий себе ратной славы.

Подъехав на нужное расстояние, он нарочито громко и сердито прокричал ратным голосом:

– Червлен щит, еду сим, – вызывая на поединок ростовского витязя.

Заслышав вызов, Попович послал к суздальцу своего оруженосца Торопа уточнить, с ним ли именно хочет померяться силой данный богатырь.

Тороп показал суздальцу червленый щит, на котором был написан герб его хозяина, красочно изображающий лютого змея с огромной огнедышащей пастью, и спросил:

– Что хочешь от щита этого?

– Я хочу того, кто за ним едет, – преувеличенно свирепо рыкнул поединщик.

– Гляди, не помять бы тебе тута портов! – Глаза Торопа умно и весело сверкнули.

Тороп сам искусный боец, не робкого десятка, он не раз и не два бывал с Александром в жестоких сечах, и ни един меч за всё время не оцарапал его, ни одна стрела не зацепила кольчуги. Будто заговорен был. Вернувшись к Александру, Тороп коротко доложил:

– С тобой поединка ищет. Зверь!

Вызов был принят с радостью.

– Один на один потягаться можно, – благодушно усмехнулся богатырь.

Попович также неспешно и с достоинством выехал навстречу.

Поединок обещал быть напряженным, и число зрителей увеличилось как минимум вдвое.

Суровые, огромные, как башни, закованные в булат, они молча возвышались на своих исполинских конях, хмуро посматривая друг на друга. Оценивая.

Попович вытряхнул дождь из бороды и медленно опустил ладонь на рукоять меча. Выглядел он тем, кем и был создан – богатырём, боевой самостоятельной единицей. Сила и мощь, слитые воедино и помноженные на опыт и умение. Во всём его облике угроза и стремительность. Взгляды скрестились. Суздалец, привычно пробежав кончиками пальцев по рукояти, тоже положил свою здоровенную ладонь на меч, длинный и широкий.

– Ты готов к поединку? – спросил Александр.

– Всегда! – Ответ радовал лаконизмом.

Александр, перебравшись через ручей, сказал ему:

– Отъедь.

Сказано это было ледяным голосом, с пониманием того, что подействует. Он стоял перед суздальцем уверенный и насмешливый, хотя синие глаза Александра смотрели холодно и предостерегающе. Было презябко. Для разминки Попович свёл лопатки под доспехом, поёжился от сырости, затем распрямился, выпятив грудь, готовый встретить ею врага и выполнить свой долг. Он чувствовал, как в его тело постепенно вливается страшная мощь. Поёрзал в седле, проверяя крепость ремней подпруг. Теперь он был готов. Подумав немного, Попович правой рукой достал булаву, левой же достал из-за спины щит и укрыл им левую сторону груди. Наклонившись, что-то шепнул коню в самое ухо, тот тряхнул головой, как будто понял всадника.

Суетливость не пристала настоящим мастерам. Противник без особой торопливости вытащил меч и укрылся щитом без единого лишнего движения.

Однако сам бой был слишком коротким. Витязи разом пустили коней навстречу друг другу. Жеребцы скакали тяжёлым галопом, копыта выбивали из земли комья грязи, которые взлетали выше головы.

Они сшиблись со звоном и грохотом. Суздалец ударил первым. Попович успел закрыться и ловко принял удар меча серединой щита, тем местом, где блестела широкая бляха. В ответ он коротко взмахнул рукой, и противник не успел опомниться, как на его голову обрушился тяжёлый удар булавы. Шмяк! Попович знал свою мощь, шарахнул от души. Будь на суздальском богатыре восточный шлем, быть бы ему с разбитой головой, но узкий конический шлем сбросил скользящий удар. Да ещё помог его смягчить меховой подшлёмник. Однако и этого было достаточно. Сбитый с головы воина шлем свалился в грязь, а сам он, не выдержав удара, вылетел из седла и покатился, звякая кольчугой, следом за ним. Конь, оставшийся без всадника, дико заржал и отпрянул, болтая поводьями.

Александр, сошедши с коня, подошёл к поверженному противнику и, наступив без всякой нежности ему на горло ногой, спросил:

– Чего хочешь?

И услышал в ответ:

– Хочу живота.

Не торопясь, убрал ногу и с деланным безразличием пожал плечами. Он вновь победил, доказал, что сильнее всех, иного ему было и не нужно.

Теперь он мог продемонстрировать своё благородство, великодушие и даже чувство юмора. Поэтому Александр молвил:

– Иди, трижды погрузися в реку да буди у мене.

Выполнив этот неприятный водный моцион, суздалец вернулся к победителю мокрый и продрогший. Вся голова его была забинтована так, что виден был только один глаз, скорбно взиравший на мир.

В этот раз Александр сказал уже серьёзнее:

– Едь к своему князю и скажи ему: «Александр Попович велит тебе уступить вотчину великого князя, или же мы ее сами у тебя возьмем». Да привези мне ответ, а то я тебя и среди полков найду!

Поверженный богатырь с трудом влез на коня, неверные пальцы не сразу поймали узду. Выглядел он уже не так уверенно. Суздалец понуро потащился к своим рядам. Как человек слова он съездил на вершину Авдовой горы, на которой расположились полки Юрия, и вновь вернулся к Александру с ожидаемым отказом. Иного и не ждали, но свой вызов всему суздальскому войску ростовец бросил.

Больше в этот день с Поповичем никто не посмел, да и не захотел спорить.

Пока богатыри щеголяли удалью молодецкой, в княжьем шатре шло совещание. Сражение решено было дать завтра, и теперь обсуждалась диспозиция.