Утром моего пятого дня рождения Нони возникла из своей темноты, чтобы испечь мне пирог. Мы наблюдали, как она раскладывала в ряд на кухонном столе все ингредиенты – старую банку питьевой соды, обернутую в пленку пачку окаменевшего коричневого сахара… Мы не пытались помогать ей. Это было слишком рискованно. Мать стала для нас каким-то экзотическим животным, типа газели, которое можно было спугнуть резким движением или громкими голосами.

Мягкий шорох просеиваемой муки, треск разбиваемых яиц, жужжание миксера, и потом – дзинь – из духовки появился кекс, золотистый и пышный, мое маленькое личное солнышко. Каждый из нас съел большой кусок, Нони тоже, а потом она поцеловала меня и снова удалилась по коридору, волоча по полу обтрепанный край своего банного халата.

Она закрыла за собой дверь своей комнаты.

Я разревелась.

Рене, Кэролайн и Джо обменялись взглядами. Кэролайн прикрыла рукой улыбку.

– Фиона, – позвала Рене. – У Джо есть сюрприз для тебя.

Джо исчез за дверью, а когда он вернулся, у него в руках был маленький кролик. Он отчаянно брыкался задними лапами, надеясь вырваться, но Джо крепко прижимал его к груди.

– С днем рождения, Фи, – сказал он.

Джо протянул мне кролика, и мое сердце забилось от восторга. Он осторожно передал его мне. Я гладила мягкую шерстку, а у меня в ладони часто билось крошечное сердечко. Кролик был черно-серым, только вокруг глаз и на брюшке была белая шерсть. Кролик казался очень напуганным, Джо говорил с ним медленно и тихо, а я старалась касаться его как можно осторожнее.

– Откуда она взялась? – спросила я.

– Секрет, – прошептал Джо.

Джо помог мне построить на заднем дворе что-то вроде загончика из разломанных ящиков, деревянный ящик, положенный набок, стал домиком, одна миска для воды, другая для еды. Я назвала кролика Селеста в честь королевы слонов из книжки.

Каждое утро я кормила кролика морковкой, подвядшим салатом и мелкими зелеными яблоками, которые падали с деревьев в парке. Селеста не обладала изящными манерами. Ее нос и рот двигались в унисон, и пища исчезала мгновенно. Мне нравились быстрые движения ее глаз. Мне нравились ее длинные задние лапы и их круговые движения, словно она ехала на велосипеде. Мне нравился ее запах, мускуса и свежей, чистой травы, и даже ее сухие, безупречной овальной формы какашки, разложенные по загончику аккуратными кучками.

Джо тоже любил Селесту. Он неделями наблюдал за ней. Мы выяснили, что она больше всего любит есть, где ей больше всего нравится, чтобы ее чесали, когда она наиболее склонна к ласке и когда ей хочется поиграть. Джо нравилось угощать ее длинными стебельками травы и смотреть, как они исчезают у нее во рту, как будто она ест спагетти.

Мы возились с Селестой месяц, может быть, два, а потом она исчезла. Я, как всегда, пришла утром покормить ее, но в загончике было пусто. Стоял август, дни начинались медленно и неохотно, во влажном и густом, как молоко, тумане. Джо помог мне обыскать все кусты во дворе и ходил со мной по улице, крича: «Селеста! Селеста!», пока туман не рассеялся, а мы, потные, краснолицые, в пижамах, так и остались одни.

Джо нес меня домой, и я всю дорогу плакала.

– Послушай, Фиона, – сказал Джо. – Селеста должна была вернуться к своим братьям и сестрам.

Он опустил меня на ноги в нашем дворе. У меня от слез промокла вся пижама. На плече Джо тоже виднелись дорожки моих слез.

– Правда? – спросила я. Мне как-то не приходила в голову эта мысль.

– Ты слышала, как говорят: «плодятся, как кролики»? – ответил Джо. – У всех кроликов целая куча братьев и сестер. Больше, чем у всех остальных. – Джо было восемь, и он знал все на свете.

Я поверила своему брату и перестала плакать. Мне стало стыдно, что я держала Селесту в плену столько времени. Я была рада, что теперь она вернулась домой. «Как ужасно, – подумала я, – быть разлученным со своими братьями и сестрами».

Я горевала по Селесте ровно пять дней. А потом Джо отвел меня на пруд.

Было еще одно жаркое, липкое утро, я лежала на диване, читая «Войну миров»[3] и представляя себе, куда бы я могла спрятаться при вторжении инопланетян. Я рано научилась читать и читала много, часто таская книжки у Рене или из картонных коробок, которые мы так и не распаковали, и явно предпочитала находиться в своем собственном выдуманном мире, а не в окружающей меня реальности.

– Пошли, – сказал возникший на пороге Джо. – Я хочу кое-что тебе показать.

Я прищурилась, всмотрелась в его лицо и опустила книгу.

Он повел меня по обочине дороги, через соседский задний двор, через низкую изгородь и вниз по пологому лесистому холму. Дорога была трудной – никакой тропинки, сплошные заросли и упавшие деревья. Пятна солнца мелькали у меня в глазах, я спотыкалась и падала. Джо помогал мне подниматься, а потом посадил на плечи, и я поехала верхом вниз с холма, нагибаясь от нависающих веток и крепко обхватив ногами его плечи, а руками держась за шею.

Наконец лес поредел, и Джо спустил меня на землю. Перед нами был мелкий, освещенный солнцем ручей, который вился между деревьев.

– Та-дам! – воскликнул Джо, как будто он был фокусником, а это – его лучший трюк.

Тут было прохладно, спокойно, вода тихонько журчала, переговариваясь сама с собой, в воздухе трепетали стрекозы и тоненько зудели комары.

– Давай останемся тут, – сказала я.

Следующие несколько часов мы провели, играя на камнях возле ручья. Мы не разговаривали. Мы кидали камешки. Растянувшись на животе, мы наблюдали за длинноногими водомерками, скользящими по поверхности воды. Мы смастерили удочки из палок и длинных стеблей травы, связанных концами, но у нас не было наживки, и быстрые, верткие рыбешки не обращали внимания на наши попытки, а вместо этого только сверкали чешуей, выбирая кусочки водорослей с прибрежных камней, как хозяйки выбирают дыни на рынке. Мы пошли вниз по течению, глядя, как ручей постепенно расширяется. Звук падающей воды становился все громче, и наконец лес расступился, и перед нами засверкал небольшой зеленый пруд, лежащий, как драгоценный камень, в оправе деревьев и густых камышей. На дальней его стороне была плотина. Вода переливалась через нее и стекала вниз вольным потоком.

По берегам пруда росли кусты вербейника и венериного башмачка. Кувшинки с листьями размером с ладонь и торчащими, словно колышки, цветами. Тут был и низкий берег, заросший травой, идеально подходящий, чтобы сидеть на нем, и небольшой пляж, покрытый серым песком и галькой. Вокруг никого не было, но я заметила следы пребывания людей – маленький перевернутый кораблик, валяющийся в траве, смятая банка от колы, несколько оранжевых окурков, на одном из которых виднелся след помады. Это было самое прекрасное место, которое я видела.

– Джо, – спросила я, – мы можем зайти туда?

Джо не ответил, а просто сдернул рубашку и прыгнул с берега в воду. Я сняла свое платьице и на цыпочках пошла по песку. Мои ступни, лодыжки, колени, бедра постепенно оказывались в воде, и меня охватывало мучительное ощущение холода, которое было болезненным и прекрасным одновременно. За тонкой кромкой песка дно пруда было покрыто густым и скользким илом. Я чувствовала, как он проникает между пальцами, и ноги погружаются в него с каждым шагом все глубже. Холод достиг моих бедер, живота, голой груди, и только тут я вспомнила, что не умею плавать.

Моя нога потеряла опору на скользком дне. Моя голова плавно и тихо скользнула вниз. В моем мозгу не было страха, лишь изумление – холодом, густой тишиной, подводным светом – зеленым и мерцающим золотым – и красотой водорослей, которые, подобно снежинкам, проплывали передо мной в воде. Я взмахнула руками, и водоросли закружились, безумный хоровод зеленых частиц, потревоженных всплеском. На расстоянии я разглядела выпученные глаза и длинные острые усы большого сома.