В маскирующем обрамлении мелких, конкретных, паллиативных решений экологического характера, по факту начался п(р)овальный перевод общества на новационный образ жизни, внедрение (ин-новацию) в быт и бытие последних, практически без отбора, «с пылу, с жару» достижений науки и техники. Новационизм как идеология предполагает, что любая вещь существует для того, чтобы скорее исчезнуть, замениться другой, новой. Бытие сущего, человека, вещи не имеет значения. Главное – становление (иного). Новое ради нового, «гаджетизм». Настоящее ради будущего, которое став настоящим, т.е. реальностью, больше уже не нужно. Также будет со следующим новым, которое тут же будет объявлено старым, подлежащим замене, смерти, уничтожению. В некоторые изделия сразу и сознательно закладывается их ликвидация, хотя бы они могли служить намного дольше (феномен обсоленса – это ли не воплощение абсурда). Непрерывная смерть, типичная дурная бесконечность прогресса без образца и идеала. «Все, что существует, уже устарело» – цитируют или придумали девиз (за) будто бы Леонардо-да-Винчи. Ин(онизм)-новационизм превращается в определяющий фактор сознания современной цивилизации. Он задает смысл и выражает ценности ее постмодернистского этапа. Что касается устойчивости как сохранения сущего – забудьте о ней. Но не забывают, все еще обсуждают, чтобы не думать, маскируя противоречие и забалтывая состояние новационного самоапокалипсиса, которое переживает человечество.
В отличие от предыдущих веков развития, особенность современного технического прогресса в том, что его новации связаны с проникновением в мега, микро(нано) и информационно-виртуальные миры, возникшие на базе теоретических открытий первой половины ХХ века, прежде всего в физике, квалифицируемых обычно как неклассические и начавшейся во второй половине века их технизацией, воплощением в практику. Благодаря этому, люди видят, слышат, осязают то, чего вокруг них нет, что феноменологически они не видят, не слышат, не воспринимают. Открытые микро/мега/вирту миры несоизмеримы с нашими органами чувств, параметрами телесности, а в конце концов, и мышлением, если оно не вооружено электронными машинами. Открыто объявляется, что искусственный интеллект будет «умнее» человеческого в миллионы раз. Однако мы в них и с ним действуем, добиваясь полезных в/для макрореальности результатов. Надолго ли? Общий смысл практический происшедших научных революций ХХ века в том, что несоразмерность познания стала несоизмеримостью быт(а)ия. Сфера деятельности человечества превысила сферу его жизни. Мир перестал совпадать с нашим Домом.
К настоящему времени наука прямо сливается с техникой, превращаясь в технонауку (technoscience), которая больше не познает природу, подобно классической, и не преобразует ее как неклассическая, а используя в виде материалов, создает новую реальность, вторую «природу». В таком качестве она обычно определяется как постнеклассическая, по принципиальным характеристикам являясь трансценденталистской (исходит не из сущего, а из мысли), дигиталистской (все формализуется и математизируется), конструктивистской (проективной, ориентированной на то, чего нет) – «искусственной». Ее признанное ядро – конвергирующие друг с другом исследования в сфере наноразмерностей, биоты, информатики и когнитивного интеллекта (НБИК). Однако, это узкое, интерналистское понимание проблемы. Если ее оценивать мировоззренчески, то новая, современная = постнеклассическая наука является пост-человеческой. Потому что творит реальность неадекватную биологическому человеку, какой он был в до сих пор прошедшей истории, это реальность до людей на Земле не бывшая, не существовавшая на Земле и при людях, до актов со-(творения)здания ими иного, искусственного мира. Иного не по форме, как было «в (не)классике», а по субстрату. Если продолжить данные тенденции развития до метафизического идеала, то постчелове(некласси)ческая наука творит новую=иную субстанцию. Притом произвольно, свободно: «по щучьему велению, по моему хотению». И какую угодно. Это вершина деятельных возможностей человечества, их масштаба и величия, которой оно, в лице западной цивилизации, жаждет как можно скорее достичь.
Все народы карабкаются к ней, одни находясь у подножья, другие где-то посредине или ближе. Россия отстает от передового отряда прогресса и видит свою задачу в том, чтобы догнать его, влиться в ряды стран, чье производство в гораздо большей степени основывается на постнеклассических технологиях. Передовым странам такая модернизация уже не нужна, они в ней развиваются, в то время как содержанием российской модернизации является переход к подобным технологиям. Их универсализация. Поскольку все постнеклассические новации опираются на достижения информационной революции, то под модернизацией можно подразумевать процесс информа(нова)тизации страны; поскольку в материальном плане пост-неклассические новации опираются на микро-нано-размерности, то под модернизацией можно подразумевать процесс иннано(нова)тизации страны; или, идя по схеме НБИК дальше, подразумевать под ними процессы биотизации + когнитизации (цифровизации). Хотя такой буквализм не обязателен. Для определения сути стоящей на повестке дня модернизации достаточно понятия постчеловеческой инноватизации. Но «пост» и «ин» – обязательно. Постчеловеческий модернизационный инновационизм – это процесс, вызывающий невиданные, почти невообразимые, немыслимые энергии, силы и материалы, которые делают человека Богом, но он же может п(р)оглотить его, превратив в материал и силу для того, что будет после человека. Умертвит его. Ради становления Иного.
В ХХ веке обновление России проводилась под лозунгом: «Коммунизм есть советская власть + электрификация всей страны». Это была индустриальная модернизация. Теперь лозунг светлого будущего может звучать так: «Потребительское общество (комфорт) есть капитализм (рынок) + инноватизация всей страны». Инновационизм нельзя сводить к голой техничности. Он предполагает вывод нового товара или услуги на рынок, спрос на них. Для этого в них должна быть потребность и главная проблема инновационной экономики не в том, что не хватает новаций, а в том, как выявить или создать, при(-на)думать новые потребности. Прежние теоретики будущего были озабочены проблемой нехватки материальных благ для удовлетворения потребностей человека и беспокоились, как их ограничить, выделив «разумные». О том, какие потребности считать разумными, а какие нет, думали лучшие умы, были написаны горы книг. Ирония истории в том, что теперь проблема не в нехватке благ, а в нехватке потребностей. «Потребность в потребностях». Нынешние лучшие «форсайт-технологи» думают и заботятся о том, как увеличить их количество. Отсюда «потребительское общество». Это общество, когда не только много и все больше потребляют, но когда потребности его членов не ограничиваются, а культивируются. Вплоть до рекламирования с целью эксплуатации пороков и страстей, разложения и смерти. «Путы разума», налагавшиеся на рост потребностей – сброшены. Цивилизация совершает ликующий танец вседозволенности. Потребности не только перестали быть разумными, но и не должны ими быть. С их разумностью борются. Потому что воля к жизни деградирует до «воли к потреблению». Началось потребление самого человека3.
Поскольку базовые, «естественные» потребности в современном обществе фактически удовлетворяются, или, в принципе, могут быть удовлетворены, их место занимают сознательно конструируемые, искусственные. Человек не подозревал, что какие-то услуги или товары ему нужны, пока их не изобрели в инновационно-коммерческих центрах, и реклама не убедила его в их совершенной необходимости. Иногда они хулиганские (специальные очки с рисками для разрезания торта, аппарат для надевания презерватива, устройство, приподнимающее тарелку по мере съедания супа), иногда, особенно по отношению к природе, просто преступные, или на первом этапе полезные, а на втором приносящие вред, для компенсации которого нужно изобретать новые новации. Возникли символические, знаковые, виртуальные потребности, и для них, в общем-то, нет предела. Самая великая ложь нашего времени, что для благополучной жизни людям все еще недостаточно средств. Понятие богатства и бедности исторично, нынешние бедные в ХIХ веке считались бы вполне обеспеченными людьми. В то же время при знаково-символическом потреблении средств не хватит никогда и, как показывает пример Америки, никакое наращивание производства удовлетворить их не сможет (в ХХ веке количество продукции на душу населения увеличилось в десятки, по некоторым видам в сотни раз).
