Было заметно как у многих в наполнившемся движением зале заблестели глаза. Стали слышны слова: «капитал», «фантастика», «этого не может быть». Заработали телефоны. Защелкали фотоаппараты.

Художница, переходя от полотна к полотну, всякий раз на мгновение, не уловимым движением, поднимала глаза на сидевшего в глубине обширной оратории Петра. Кристину он пленил, и она заволновалась. Это была их первая и абсолютно случайная встреча. Их общим приятелем был музыкант. Он предвидел происходящее и с улыбкой наблюдал за обоими из круга собственных поклонниц, среди которых преобладали японки.

Минул час. В оратории появились новые лица с острыми как шило проницательными глазами. Это означало, что по Флоренции поползли слухи и на необыкновенное явление стали слетаться хищники.

– Откуда вы? – спросил художницу безупречно одетый сухопарый синьор неопределенного возраста и рода занятий.

– Я из России, из города Плёс. Он стоит на Волге, ниже Костромы и выше Нижнего Новгорода. Это город художников. Век назад его облюбовали Репин, Левитан и Шаляпин.

– Чем замечательно это место?

Поправляя очки синьор словно пытался удостовериться в истинности представленного его взору.

– В Плёсе скрыта душа России – Кристина не плохо говорила по-итальянски.

Музыкант, тряхнув пышной черной шевелюрой, объяснил:

– Плёс, это русская Флоренция. Он миниатюрный, на половину сложен из дерева, на половину из кирпича. Мне пока сыграть в нем не довелось, о чем я сожалею.

После импровизированного концерта рубаха на музыканте была совершенно мокрая и женские руки, держа свежую сорочку, увлекли пианиста в кулуары.

Публика на несколько минут переключилась на экраны, рассматривая виды величайшего сокровища русской цивилизации. Плёс на фоне Волги и осенней листвы действительно не мог не произвести впечатления.

– Далеко ли Плёс от Москвы?

– Пять часов на машине на восток, если нет пробок – Кристина улыбнулась одними губами – Плёс – это волжская крепость, в которой московские князья веками скрывались от идущих к русской столице татар.

Художница была высокой, стройной, совершенной красавицей. Она была молода, по девичьи угловата и застенчива. Лицо её обладало очарованьем чистой красоты и непосредственной невинности. Сущий голубоглазый, белокожий ангел во плоти. Удлиненные и утонченные черты лица, освященные необыкновенно ярким талантом, были оточены и выверены совершенно. На фоне своих полотен художница производила ошеломляющее впечатление. Первая мысль у зрителя была – «разве подобное возможно».

Картины Кристины обладали тем редким качеством в живописи, которое позволяет ощутить свежий ветер большой судоходной реки, непосредственность ребёнка, восторг от созерцания желанной весенней оттепели и тихую грусть старинной деревянной церкви, давно лишенной и паствы, и причта. Снег был влажным, воздух свежим, а лица абсолютно живыми, и им была присуща одухотворенность, именуемая портретом души. Люди на портретах дышали, сердца их бились.

В публике заговорили о том, что картины очень хороши, возможности масла на холсте использованы гениально, но они не известны и автор никому не знаком. Впрочем, возражали иные, это и их достоинство. Полотна можно приобрести за бесценок, несколько лет подождать, (а может и несколько десятилетий, добавляли иные, саркастически улыбаясь) и целый капитал. Наконец некто, выступив вперед, спросил, продаются ли картины.

Художница и священник переглянулись, и дон Аурелио, сложив на груди руки, невозмутимо ответил.

– Пока нет, так как они должны быть выставлены во многих местах и всё расписано на год вперед.

Кристине настоятель тихо сказал:

– Не следует спешить, ибо вы еще не осознаёте меру собственного дарования.

В итоге флорентийцы сошлись во мнении, что им представили существо сверхъестественное и публикой овладел трепет. Следует отдать должное итальянскому вкусу и умению ценить таланты.

Дон Аурелио сел за клавиши стоявшего в оратории органа. Согласованно гудящие трубы, мощными звуками заполнив пространство, тонкой гармоничной мелодией унесли слушателей в галантное восемнадцатое столетие.

Музыкант шепнул Кристине.

– Орган в человеческом сознании рождает иллюзию, помогающую осознать большую реальность.

– Ты имеешь в виду космос. Эта музыка божественна – отозвалась Кристина.

Тем временем Петр, обойдя ораторию и внимательно рассмотрев картины, пережил собственное потрясение от созерцания совершенного искусства и усевшись в углу, вновь открыл ноутбук и углубился в диалог с процессором, начав писать первые строки кода универсума. Скоро он невольно отметил, что общенье с высоким искусством и диалог с тонким собеседником активизируют мыслительную деятельность. Ещё Петр почувствовал насущную необходимость кому-то показывать свой код, представляя весьма сложное просто, как собственную раскрытую ладонь. Скоро участниками диалога оказались художница и музыкант. Втроем они выскользнули из оратории и пройдя квартал узкой улочкой, шаги в которой отдавались гулким эхом, оказались на террасе кафе, на набережной реки Арно, с видом на мост Понто Векьо и вечернюю Флоренцию. Трое были очарованы друг другом, но голову никто ни перед кем не склонял.

Дон Аурелим, с грустью взглянув в окно оратории в след уходившим, задумался над тем, что может объединять столь разных людей. Себе он объяснил это так:” все трое видят сердцем”.

Поговорили о славянах. Из чрева обласканной солнцем средиземноморской Европы этот запутанный вопрос кажется понятнее.

– Загадочный, удивительный народ – заметил музыкант, качая невозмутимой головой и его лицо отобразило удивление – славяне неосознанно не кладут всего в одну корзину.

– Как это? – спросила Кристина – обращая любующиеся Флоренцией глаза на собеседника.

– Попадая в сложные ситуации, славяне делятся на обособленные и весьма враждебные друг к другу группы. А расчет прост – кто-то да выживет.

– И это очень древняя стратегия, – дополнил Пётр, кивая с горкой ухмылкой – ещё полторы тысячи лет назад греки писали об удивительной взаимной нелюбви славян, Перешедших Дунай и наводнивших Балканы, и о необыкновенном славянском гостеприимстве в отношении инородцев.

Подали пиццу, козий сыр, оливки и красное вино. Флоренция с её божественной канонической архитектурой купалась в золотых лучах заходящего солнца. Старинные мосты и дома осветились огнями. Над водами Арно разлились ароматы кофе и горячего хлеба.

Тем временем информационная сфера земли, заглотнув интригующую новость об открытии выставки картин необыкновенной художницы из таинственного волжского Плёса, уже не выпускала добычи. В базы данных многочисленных серверов, на всех континентах, стали загружать изображения картин. Появились комментарии, а вскоре на экранах отобразились тексты искусствоведов с пространными рассуждениями об истоках и о сути творчества молодого дарования. Сыграло роль и выступление знаменитого музыканта. Оно осветило открытие нового имени собственной аурой.

Пётр, заметив происходящее, по началу большого значения этому не придал, а лишь обратил на данное обстоятельство внимание собеседников. Однако масштабы явления скоро заставили всех троих прильнуть к синему экрану, выдающему поток новостей. Тонкий палец художницы коснулся поисковой строки браузера, и Кристина произнесла, внимательно глядя на Петра:

– Как изнутри устроена новая реальность, это информационное поле?

– Это заслуживает пристального внимания – согласился невозмутимый немногословный музыкант, улыбаясь темными глазами необыкновенного интеллектуала и кончики его чувственных губ едва заметно дрогнули.

Пётр неуловимым движением пальцев коснулся клавиш и на экране отобразилась планетарная компьютерная сеть. Стали видны многочисленные серверы, связанные маршрутизаторами, пропускающими по проводам и через эфир упакованные в пакеты потоки бит, по сути являющиеся мгновенными электрическими импульсами.

– Видите – Пётр указал на отдельные уголки планеты – сеть ширится ежесекундно, пополняясь новыми серверами и связывающими их маршрутизаторами.