*

Октябрь Двадцать Девятое выдался таким днем, таким днем: светлоденность во вуали пасмурной: Осень расцвела. Молодость была единственным украшением а Ветер в голове приглаживала волосы пыльные мне, поднимала подолы пуританкам, навязывала шарфы деревьям на места небесчувственные, отыскивала одиночек в пустыне и пускала песок пустынный в волосы нам – чтоб обернулись равными по-обратную-сторону-взгляда: одиночки находили шарфы и, один другого, недруг – недруга, друг – друга; Ветер утешала мне час сей (недозволительно, произошедшее недозволительно, пусть молодость скоротечна; роза в брошке – преходящесть материй в руках и явлений – в памяти): знакомила с покинутыми и покинувшими, рисовала обнажения дев годов моих – и старше – что ходят в ночи в нижнем, а выходятъ в плаще-мантии-одеяниях чей элемент важнейший – обнажение. Прошлости истязали – «Незачем» – наблюдатель и испытуемый теснились в теле – «Нельзя» – и сердце порочное – «Меня нет» – изникало над ростком святости – «Я суть облако над телом» – руки взывали к Небесам (низа превосходимы – осязаймы); листва кочевала с древес до родни сугробившейся, мы благодарили книги за содержание строк в разрозненности собранностей – за удержание строкословостроф во самовсесоитии, прохлада взывала к дому, День знаменовался Ночью, дабы увековечиться в орнаментах прозы что навевается в ночи.

Небеса благовеяли в склонении над избранником. Смотришь – и сознаёшься, и бросаешься в объятия; такие, существуют в природе, живут в мире, встречаются в жизни, – им столь тяжко сколь и легко, столь нежно сколь и грубо, столь упоительно сколь и любовно сколь и самозавбенно: пьют вино, ласкают возлюбленных, нежатся в воспоминаниях и созерцают до полудня новолунного; не отличие – несравненность: “Человек без Времени” – отказавшей доминации: сравнивать не с чемъ. Существуют такие: живущие в Мире Абсолютовъ (вне Таинства уютов): Музыка – инструментам идеальным, Чувство – из флакона, образ – молодость да младость, погода – Осень в расцвете, Любовь – вопреки смерти; Музыка слышится иначе чем звучит, – с того и казусы, и чудеса, и волшебства, и инакости Меркурия, и Озёрные Блики, и прикосновеня – до дрожи, и встреча Большего, Большего, Большего, и робкость, и потустороннесть: общение с таковым суть общение с потустороннестью: черта стёрта со-при-кос-но-ве-ни-ем-ъ.

The Ghost of Autumn has put its hands onto my shoulders. I saw traces of cold future anywhere i could find some light, but felt: The Autumn Ghost has a gift for someone finding its traces and preparing to fight for get any light and tribute it. The Chain of Searching-Finding makes forget breathing of Ghost right beside skin of the-searcher-one, how it could happen with no one of us – never preparing to lie to feelings to cry; time flows, ends.

* Повременим до ночи и подсмотрим за Обитательницами Ночи. Ни слова Т-с-с-с.

I Альби хромала к Обратителю – зеркалу – погладила себя по прядям мелирования лунного; зеркало особо – волшебно: бодрым являло идеалитеты, уставшим являло саму суть, предстань предъ самъ Дьявол во плоти девицы снежнокожей: хлад серебра едва касался затылка: всмотрелась в марсы зрачков, обратилась к Обратителю пустотой меж холмиков лопаток, сняла оплот белоснежия, позволила косточкам являть краеугольность стройности, явила не меньшее: загар полнолунный, и размер первый; провела себе по позвонкам – к созвездию Скорпиона на правой лопатке – «Не исчезай – Сплю с Тобой и на Тебе» – и разласкалась, руками сверхъмузыкальными, до кровки: «Мрачновата для полуночи, – пройдёт к рассвету», – о нет: идеальна – пугающе: бескровность обуздала невесомости сто шестьдесят сантимов в пунктах сорока пяти. Обратилась не-спиной к обратителю – «Мои губы таят правду моего сердца» – получила дозволение в Обращённой и дотронулась губ той губами собственными. Дрожь вбирала теплоту с остатком, избытком и, задолженностью.

Раскрыла объятия шкафа и вызволила наряд-дирижёр: ключ золотой во витках материи нежной тренча бежевого. Облачилась и скользнула в кухонную – к Хладнику: переупорядочила колбы рубинов жидких и добралась до нектаров апельсина-преспешника. Чего только нет в Хладнике: нож в корочке рубинов, Манеки-Нэко с рыбкой в лапке оледенелой, снег яблочный, банановый, виноградный и даже гранатовый!, «Тысяча и Одна Ночь» – оригинал арабский (с привратностями), винил Гленна Гульда (Первая Французская Сюита), перчатки-беспальцовки, Лотосы-запонки, Нарциссы-запонки и нечто за занавесом дозволенности, по обратную сторону взгляда.

Отълакомствовала и ушла в комнатку. Свет: гирлянды оплющают гобой, гитару классическую, акустическую и эллектро (двадцать четыре грифоперпендикуляра), фортепиано семиоктавного, усилителя (сто двадцати трёх ватт), “кабинета” и проводов кос, библиотеки партитур и записей, камертонов, круассанов и шоколада горячего, – «Желанному не быть неиспробованным по оправданию желанностью», – Комната Гирлянд, Музыки, Литературы и уединения. Взгляд – в камеру: завидует Мечтателю: вгрызается в Обитель Таинства Вечерий Позади-Глаз -Сомкнутых; сверхлогик на высоте слияния всеплотскостей, – по причинности той переходит на стезю духовности – и обжигается, холерик-интроверт-хамелеон, самовожделенная – себя же видящая в каждом(й), ненавистница до предсказаний – к обещавшемуся, – приверженец Секты Котобога Акиры, покровителя котиков и кошечек; с предрассудком: «Связи устаиваются чтоб разрушиться», – сторонится обществ – оберегает умы невинные от сверхъиронии (браво), – едва знакомы, под каркасом свойствоописаний.

Альби расчертила комнатку флёром постънебытия, с партитурой на сопрано в сопровождении органа и литавр. Пальчики отбивают тремоло, а рука иная дирижирует ромбиком четверодолья, – дочь драматурга и пианистки. Губы разомкнулись – и зубки; голос свился шарфом с Призрака Осени.

Соучастие вековенчалось производной Таинства Вечерий – Воплощением Заветов, Игр Искусства, Спонтанности и Особого за шалью недосказанности. Пропела послестрочие, подчёркнула неотступность и расчертила данность предвкушением. Тень очерталась торжеством Духа над материей.

Тональность: Искупление. Ступень Первая – Благородство, Вторая – Опасение, Третья – Напутствие. Музыка молчала нами – свидетелями вольными вселицезреть, избравшими три четверти, десять бемолей, и круассан с пралине:

Умрёмъ

Ночью или днёмъ,

Порознь иль вдвоёмъ,

Ночью или днём.

Пусти мою руку

Каплю в океан,

Прости несовершенство

Полуразомкнутых глаз.

Мир гибнет минутами,

Мир гибнет часами,

Мир гибнет секундами,

Миры венчаются нами.

Жизнь – восхождение к низинам,

Жизнь – воспоение плоскости,

Жизнь гниёт на витринах,

Жизнь пестрит в невесомости.

Умрёмъ,

Ночью или днёмъ,

Порознь иль вдвоёмъ.

Обязательно, вдвоёмъ.

Пусти несовершенную

В обитель Абсолютовъ -

Вне Таинства уютовъ,

Добудь забвение.

Сейчас – моё последнее.

Сейчас – моё немногое.

Сейчас – вне дозволения.

Губы полусомкнуты-полуразомкнуты.

Смерть – арахисовая паста на губах.

Смерть – разделённая.

Смерть – сладость запретная.