- У него, верно, не все были дома, - сказал как-то раз милорд и постучал пальцем по своему высокому, безмятежно гладкому челу.
Иные поступки, простые и естественные для тех, кто их совершает, кажутся другим настолько непостижимыми, что они отказываются им верить или приписывают их безумию.
- Вот вы, кузен, надо отдать вам справедливость, - сказал мистер Уорингтон, - никогда бы не пожертвовали ничем даже для своего самого лучшего друга.
- Ну да, я - себялюбец, но не в большей мере, чем другие, - отозвался милорд, пожав плечами на французский манер, и взял понюшку табака из своей табакерки.
Как-то раз, когда они гуляли вместе в поле, на милорде был красивый красный кафтан, и на него бросилась корова. Поглядели б вы, как этот обычно такой важный и неторопливый вельможа перемахнул через изгородь с проворством школьника. Он даже не пытался скрыть, что его бьет дрожь и что он от природы трус.
- Вероятно, я не заслуживаю в ваших глазах уважения, Джордж, - во всяком случае, не больше, чем в своих собственных, - сказал он с присущей ему прямотой и тут же пустился в весьма занятные иронические рассуждения на тему о грехопадении и всевозможных человеческих пороках и выразил недоумение, почему небу не угодно было сотворить всех нас высокими, красивыми, отважными и богатыми. И мистер Уорингтон, любивший, как и некоторые другие, быть первым в любой компании, не мог не почувствовать расположения к этому своему родственнику, столь остроумному, утонченному, изящному, высокопоставленному и в то же время позволившему ему почувствовать свое над ним превосходство. Взгляд милорда (словно взгляд всем нам известного животного из знаменитого произведения мистера Стерна), казалось, говорил: "Не бей меня! Но если тебе так уж это нужно, - что ж, пожалуйста". Ни один человек, если только сам он не грубая скотина и не трус, не может обойтись жестоко с таким безответным созданием.
Глава LXXIII
Мы справляем Рождество в Каслвуде. Год 1759-й
Из наших любимых сказок мы с вами, мои дорогие дети, уже знаем, что на всех свадьбах и крестинах всегда присутствует кто-то весьма этим событием недовольный и поклявшийся отомстить, и потому не удивимся, услышав, что добрый кузен Уилл, узнав о помолвке своего брата с американской наследницей, был страшно разъярен и весьма энергично выражал свою ярость вслух. Прежде всего он в бешенстве покинул дом, поклявшись, что ноги его там больше не будет. Однако никто, даже сам сквернослов, особенно не верил этим клятвам Уилла, и действительно, дня через два этот нераскаявшийся блудный сын вернулся под отчий кров. Ароматы свадебного пира неудержимо влекли его туда, и он не в силах был отказать себе в удовольствии вооружиться ножом и вилкой за каслвудским столом. Итак, он возвратился и из мести уничтожил неописуемое количество еды и напитков. Поднимая чару за здравие новобрачной, он мысленно желал ей провалиться в преисподнюю. Когда в церкви дедушка произносил что ему было положено, как посаженому отцу, а милорд давал обет любить ее, беречь и лелеять, он потихоньку злословил у нее за спиной. Да и не он один клял эту свадьбу: мистеру Уорингтону и тогда и впоследствии довелось слышать немало поношений как по адресу миледи, так и ее дедушки. И деловые знакомые старика из Сити, и его стряпчий, и священник-диссидент, молитвенный дом которого дед с внучкой посещали после своего прибытия в Англию, и молодой служитель англиканской церкви - бедняга Джек Ламберт, возлагавший немалые надежды на свое красноречие во время сокровенных бесед с молодой американкой, - все были злы на эту малютку за ее предательство, и у каждого был готов рассказ о том, как его завлекли в сети, всячески поощряли, а затем жестоко отвергли. Стряпчий, обладатель подробнейшей описи всего ее имущества, поместий, денег, рабов, торговых судов и видов на наследство, клялся и божился, что, по его мнению, это все обман, что таких мест, как Нью-Йорк или Виргиния, вообще не существует на земном шаре, а если они и существуют, то, во всяком случае, у мистера Ван ден Босха нет там никаких земель, да и вся эта работорговля - тоже сплошная выдумка и черные рабы-негры существуют только в черном воображении хитрого старого плантатора. Священник-диссидент оплакивал свою заблудшую овечку... если, конечно, такое маленькое, хитрое, коварное создание позволено назвать овечкой. Бедняга Джек Ламберт сокрушенно признался своей маменьке, что он является обладателем черного локона, омытого слезами и воспетого отнюдь не церковным языком; что же касается мистера Уильяма Эсмонда, то он с бранью и проклятиями, от которых он в минуты ярости не умел воздерживаться даже в Каслвуде, даже зная, что они могут долететь до хорошенького ушка его невестки, призывал Ахерон в свидетели, что на всем белом свете не сыщется второго такого хитрого дьяволенка, как мисс Лидия. Он клялся, что она исчадие ада, настоящий цербер в юбке, и призывал все громы земные и небесные на голову этого лживого негодяя, своего брата, который, улестив его сладкими речами, похитил предмет его желаний у него из-под носа.
- Помилуйте, - сказал мистер Уорингтон, когда Уилл изливал ему свою израненную душу, - если она такое дьявольское отродье, как вы живописуете, так тем лучше для вас, что вы ее потеряли. Если, как вы утверждаете, она всенепременно наставит мужу рога, а потом отравит его, вы должны быть счастливы, что избежали такой участи. Вы должны благословлять небо, Уилл, за то, что оно избавило вас от этой фурии. И наивернейший способ отомстить вашему брату - это предоставить ему возможность безраздельно обладать сей молодой особой.
- Хорошо вам так рассуждать, - сказал Уилл Эсмонд и заметил - не без основания, пожалуй, - что все ж таки его брат - большой негодяй, ибо он обманным путем завладел богатством, на которое Уилл имел виды сам и ради которого даже рисковал жизнью.
Джордж Уорингтон выразил недоумение по поводу того, кто и каким способом мог заставить его кузена рисковать своей драгоценной жизнью (наиболее закономерным концом которой должна была быть виселица), в ответ на что Уилл Эсмонд с величайшей откровенностью поведал ему о том, как крошка-мегера натравила их друг на друга и, в сущности, подготовила поединок, не состоявшийся только благодаря вмешательству констеблей сэра Джона Фильдинга. Ей непонятно, говорила она, как этот трусишка Джордж Уорингтон отваживается насмехаться над мистером Уиллом, а последний, видать, трус вдвойне, если не обращает внимания на колкости своего родственника; она рассказывала, что Джордж едва не умер со страху во время похода Брэддока и удрал с поля боя, после чего, говорил Уилл, я, черт побери, глазам своим не поверил, когда увидел, как вы, кузен, хладнокровно стоите передо мной там, на Тотнемском поле, ведь я и мой секундант готовы были побиться об заклад, что вы даже не посмеете туда явиться.
