Вдруг раздался звонок, показалось, прямо в руке. Надо же, чёрт из табакерки! На другом конце провода Борис: «Ну что же ты делаешь,– вспылил я, – мне-то мог сказать… письма какие-то…хрень!» «Не пыли,– выдохнул Шорин, – не мог я, занят был очень, да и не говорят об этом по телефону. Письмо-то получили?» «Ну, да. Директор вибрирует». «Пусть успокоится, не он решать будет. Позвонят, и всё будет как надо. Давай не будем сейчас мериться, надо встретиться. У меня тут годовщина семейная наступила. Собирать никого не хочу, а ты с женой приходи, будет по-простому, обговорим и с жёнами посоветуемся. Бутылочку принеси, а больше ничего не надо. Послезавтра вечером, часов в пять устроит?» «Жену спрошу и детей пристрою. Диктуй адрес». Тёща вступила на срочное дежурство. Сын, дошкольник, быстро смирился с обстоятельствами и наверняка подумал, что, может, удастся добиться у бабушки послабления режима. Дочь отнеслась к нашему походу улыбчиво спокойно. У неё свои дела со школьными подругами. Шорины жили на площади Гагарина, в угловом доме, ровеснике сталинских высоток. Очень аккуратный дом рядом с Нескучным садом, где до недавнего времени собирали грибы. Здесь же Борис выгуливал своего Кузьмича. На первом этаже были разные магазины, в том числе известный на всю Москву спортивный, принадлежавший обществу «Спартак». По этой причине Борис болел за «Спартак». Это было даже интересней – моей любимой командой был ЦСКА. Ещё в лифте мы услышали сдерживаемое ворчание. Дверь открыл хозяин, державший Кузьмича за поводок около морды, видно, иначе удержать собаку не удалось бы. Слегка задыхаясь, Борис пригласил войти. Все друг с другом перезнакомились, закрыли собаку в одной из комнат и пошли к столу. Нелли, жена Бориса, темноволосая женщина со строгим лицом, которое неожиданно менялось, когда она улыбалась, становилось мягче и привлекательнее. «Давайте по рюмашке, потом квартиру покажу, а там уже и побеседуем»,– изложил программу вечера Шорин. Хотелось задержаться за столом, так как пообедать не удалось, а вкусненькое проглядывало и там и сям. Воспитание одержало верх, и после холодненькой и кусочка рыбки пошли смотреть. Миновали две спальни и прошли в ванную комнату. Перед традиционной рюмкой руки я мыл автоматически и не отвлекался, взглядом ища полотенце, а теперь понял, что зря. Я не очень увлекался дизайном. Ну, удобно, ну, функционирует, вот и славно. А здесь всё удивляло: необыкновенная плитка на стенах с какими-то полосами необыкновенного цвета со сложным узором поднималась почти до потолка; потолок наполовину зеркальный увеличивал высоту и так приличную; всякие ручки, полочки, компактная блестящая отливающая в синеву сушилка; явно не из советского магазина сантехника. Описывать всё это в деталях было бы подобно пересказу Робинзона Крузо о содержании выловленного им из моря сундука. Но у Крузо было навалом времени, а мы вернулись в гостиную к столу, который манил изобилием. «Нелли настояла, она руководила, а я что, исполнитель,– весело подытожил Борис, с удовлетворением приняв наше восхищение. – Люблю, знаете ли, красиво руки помыть. С мылом!» – хохотнул он и потрогал кончик носа. – А вы здесь что-то непонятное заметили?» – загадочно покрутил рукой Шорин. «Может, и заметили, но не задумывались», – посопротивлялся я. «Ну, выпьем за решительность и фантазию, которые воспитывает в нас природа», – чокнулись мы, и Борис подошёл к выключателю. «Да будет свет»,– торжественно изрёк он и, включив светильники, замер по стойке смирно. Комната осветилась, и мы увидели по её периметру прозрачные, видимо из плексигласа, квадратного сечения короба, протянувшиеся в стыках между потолком и стенами. В этих коробах трепетали нанизанные на нить или леску бабочки. Они переливались, и впечатление от этого было неожиданное. «Вот хочу малюсенький вентилятор встроить, тогда будет вообще зашибись», – задумчиво проговорил Шорин, а рука делала своё дело, наливая дурманящую жидкость. Мне его не хотелось торопить, видимо ружьё должно было выстрелить в другом акте, а кто же может без последствий проявлять самодеятельность. Играют профессионалы! Как будто ненавязчиво вступая со мной в беседу, он сказал: «Детей на тёщу оставили, хотя, конечно, они уже большие. Младший почти школьник. Там и в школу пойдёт». Посмотрев с прищуром на моё бесстрастное лицо, он усмехнулся: «Ты всё знаешь?» «Расскажешь, узнаю», – улыбнулся я в ответ. «Ну ладно, шучу, значит так»….– выдохнул Борис, потянувшись за бутылкой. При обсуждении грандиозного проекта, куда мы волею судеб попали (я имею в виду не обсуждение, а сам проект, обсуждали его очень высоко), ответственным внешторговцем был поднят вопрос приёмки – сдачи закупаемого оборудования. Этот «дремучий» (в будущем Борис будет часто употреблять это прилагательное по поводу и без) чиновник хотел подмять значительный кусок работы под себя, то есть под «Тяжмашспецмонтаж», однако, и вполне разумно, в конце концов, договорились о создании смешанной группы, которая будет состоять из представителей заводов, непосредственно участвовавших в проекте, и двух внешторговцев для решения коммерческих вопросов и подписания документов, касающихся сдачи – приёмки оборудования и всяких дополнений и изменений к основному контракту и техническим приложениям. Эти приложения окончательно не были согласованы, особенно в части последних разработок высокоточных станков и особенно сроков гарантии. Поэтому направление группы наших специалистов в Австрию и Германию сможет значительно ускорить решение технических вопросов совместно с производителями, не говоря уже о проблемах согласования проектных работ с составом оборудования. Группа специалистов из проектного института уже выехала в Кёльн и активно включилась в работу. Оперативный центр решено было создать в Австрии по политическим и конъюнктурным соображениям. Шорину и сотруднику «Тяжмашспецмонтажа» (ТМСМ) предпенсионного возраста поручили заняться формированием группы. Не знаю, по каким соображениям выбрали именно его, но он утверждал, и, по-видимому, не без оснований, что в департаменте машиностроения у него всё схвачено и его предложения моментально берутся на карандаш. Все бумаги на кандидатов готовил отдел кадров ТМСМ, но самих кандидатов представлял Борис после согласования с министерством. «Ну, схватил, в целом?» – отдышавшись, спросил Шорин, поднимая рюмку. Во время его « доклада» наполненные рюмки простояли нетронутыми. Не дожидаясь от меня ответа, он чокнулся и как-то удивлённо и задумчиво проговорил: «Мы едем, едем, едем…» Посмотрев на меня, он влил в себя водку и, как чумовой, закричал: «Девочки, обсудим. Открываем симпозию». Больше дурачиться ему не дали. У женщин, как обычно, оказалась куча вопросов. Где жить, где дети будут учиться, что брать с собой вплоть до книжек и учебников. Шорин всё грамотно объяснял: школа посольская есть, общежитие торгпредское (на первое время, а там решать будем), а всё остальное выясним «в процессе». «Всё это детали, не мы первые, не мы последние, самое главное решить, потянем или нет, уж больно ответственность большая. Вы то как? Ну, родители, может, ещё что-нибудь? С насиженных мест уходить надо, а что потом, один Бог знает. Ты мне позвони, если что на работе не так пойдёт, хотя не должно бы», – уже серьёзно подытожил Борис. Ещё посидели, пытались веселиться, но ворвавшееся в размеренную жизнь непонятное будущее уже легло на душу ощутимым грузом.

На следующий день после обеденного перерыва ко мне подошёл секретарь парткома, дожёвывая что-то на ходу. Все его звали Семёныч, что его делало ближе к народу, хотя он был, по его словам, сам народ. Поговаривали, что, несмотря на указанное им в анкете рабочее происхождение, происходил он из среднего сословия, и дед его владел до революции несколькими магазинами, где продавали различные специи и другие колониальные товары. После революции магазин отобрали. Семёныч об этом говорить не любил, хотя в этом ничего предосудительного не было. «Там на тебя запрос пришёл, характеристика понадобилась в связи с выездом за границу, – сказал он, подозрительно меня осматривая. – Мы с директором поговорили, он считает, что нечего твой вопрос на партсобрание выносить, народ будоражить, а лучше расширенный партком собрать да пропесочить тебя за хорошую работу, – лукаво подмигнул он. «В общем, готовься, на неделе соберёмся, обменяемся мнениями», – посерьёзнел Семёныч. Директор этой темы не касался, говорил только о работе. Опыта ему было не занимать, небось, думал, что всё может измениться. Мне тоже так казалось, поэтому я продолжал плыть по течению, воспринимая ситуацию как выдуманную и искусственно созданную.