– Ого! Хорошо, что вы в кольчугах. – высказался я, облизывая пересохшие губы.

– А что? – мурлыкнула Мара, демонстрируя сверкающие зеленым огнем глаза.

– В них вы чуточку менее привлекательны. – просипел я, переводя взгляд на Нат. Лучше бы я этого не делал. Черные дыры ее глаз были опаснее зеленого огня Мары.

– И тебя это смущает? – прошептала Нат, отнимая пачку из моих ослабевших пальцев. От тона ее шепота сердце пропустило удар, а потом ринулось наверстывать.

– Может быть, нам их снять? – спросила Мара, присаживаясь на колени, выпячивая грудь и чиркая по ней спичкой.

Крыша быстренько провела предполетную подготовку и начала десятисекундный отсчет, не посоветовавшись с центром управления по поводу экстренного старта. Центру управления, в курилке которого обычно и обитал мудрый дядечка, не понравилось, что его игнорируют. Дядечка выплюнут в урну недокуренную сигарету и громко сообщил мне, что мной играют. Не со мной заигрывают, а именно мной играют, как бананом.

Чмок! Я выскочил из сладкого вязкого болота, как нога в сапоге. Девушки все еще были здесь, на расстоянии протянутой руки. Они все еще выглядели смертельно возбуждающе – Мара, зажав спичку в зубах, давала Нат прикурить. Только все это было в метре от меня и оставалось там, сколько мне хотелось. И это было очень весело.

– Мара, тигра уссурийская! – весело заорал я шепотом. – Если тебе так хочется взять что-то в рот – возьми у меня… сигарету, а не смущай местное население тантрическими техниками. Переймут – схлопочешь полтинник каторжных работ.

Девушки медленно потухли, став привычными Нат и Марой. Мара посмотрела на меня очень обиженно.

– А я кто? – заинтересованно спросила Нат облачком ароматного дыма. – Мара – тигра уссурийская, а я кто?

– Ну-у-у… нечто космическое, черное, таинственное до невидимости. – я затянулся. ожидая, пока она выскажется.

– Черная дыра, что ли?

– Ты сама в этом созналась. – ткнул я в нее мундштуком.

Секунды две она смотрела на меня, не понимая, в чем дело. Потом до нее дошла степень моей пошлости.

– Ты!!! – возмущенно заорала она. – Мы к нему со всей душой…

– То-то я испугался. По мнению индусских йогов, душа располагается на несколько пальцев ниже пупка.

Я быстро втянул голову в шлем, и кулак Нат только слегка чиркнула по макушке, вместо получения об нее сильного ушиба.

– Слова кончились. Остались только руки. – прокряхтел я, вскакивая и устремляясь к двери.

– Трусливый шакал позорно покинул поле боя! – донесся в спину торжествующий вопль Мары.

Но я не ответил, занятый вспоминанием какой-то важной идеи, которую я должен был реализовать до того, как выйду.

А! Снять кулон.

Рука заползла за шиворот и нащупала цепочку.

– Коротковато будет. – буркнул я, когда снимаемая цепочка застряла, болезненно врезавшись в нос. – И как это Джейн ее исхитрилась нацепить?

– Харш, ты чего? – спросила Нат тоном разряжающего мину сапера. Я как раз скосил глаза, прокручивая цепочку в поисках застежки или не запаянного звена.

– Да вот, шею натирает. Снять хочу.

– Э-э-э… Но тебя же тогда местные не найдут.

– И хорошо, что не найдут. Черт, цельная.

– Объясни. – Мара с серьезным лицом кинула хабарик к двери и требовательно на меня уставилась.

– Ну я же сказал – шею натирает.

– Харш! Я знаю, что ты законченный… э-э-э, а можно топор того, обратно.

– Не-а. – злорадно оскалился я, подцепляя цепочку кончиком лезвия. Цвеньк! Я вытащил цепочку с кулончиком из лат и зажал в кулаке.

– Харш, ты извини, конечно, не совсем нормальный. – продолжила Мара чуть ли не жалобно. – Но свою шкуру беречь умеешь. – Она опустила глаза к ботинкам. – Лучше, чем мы с Нат. Поэтому, объясни, зачем ты снял кулон.

– Подставь шею. – приказал я, подходя к ней.

– Зачем?

– Ты уже поняла, что кулон надо снять. Точней, почувствовала. Доверься своей интуиции – она у тебя хорошая, а то бы тебя оставили пить ликер в Норе. А объяснения, которые я выдумал сам себе, чтобы не выглядеть в своих глазах идиотом, тебе не подойдет. Так что придумай свое. Например, что ты хочешь сделать сюрприз местным, когда они найдут Киро.

– Не пойдет! – воскликнула Нат, подставляя шею. – На, сними, только скажи мне, в чем дело.

Цвеньк!

Мара, посмотрев на Нат, встала и жертвенно прогнулась, подставляя горло. Хмыкнув, я зашел со спины. Цвеньк.

– Ну теперь-то ты скажешь? – спросила Мара, пялясь на кулончик в своей руке.

– Не-а. Вы сами догадайтесь, зачем я не хочу, чтобы нас троих не находили как можно дольше, после вашего выползания за покурить. У меня там еще много.

– Харш! – Мара

– Задница! – Нат.

Я молча протянул ладонь. Секунду помедлив, они сложили в нее кулончики.

– Ну? – злобно надавила Нат.

– Какова вероятность того, что через пару часов после нашего приземления на нас нападает банда ребят, чье нашествие двигается в паре километров севернее? Зачем им было нападать на НАС, да еще и после того, как мы вооружились? В меня выстрелили раз восемь.

Какова вероятность того, что старший какой-то полевой группы через минуты три после нашего попадания в гробницу получает записку, что гробницу грабят и что ему надо убить грабителей? А лучше – захватить живьем. Живьем!

– И что? Низкая, и что с того? – буркнула Нат, сопротивляясь пониманию ситуации.

– А то, что сразу после приземления кто-то направил на нас отряд мохнатиков. А после падения в гробницу – кольчужных. Не слишком ли кто-то за нами присматривает?

– Кулоны… – прошептала Мара.

– Именно. Но если мы найдем остальных живыми и здоровыми – то ничего не теряем.

– А если не найдем? – с опасением на грани страха спросила Нат.

– Значит, их кто-то нашел по кулончикам раньше нас. И если не зарезал сразу, то нам их выручать.

– Прям сказка какая-то. – прошептала Мара.

– Ага. – охотно согласился я.

Я посмотрел на зависших в своих мыслях девушек и повернулся к лучникам.

– Войны, покажите не трех свободных лошадей?

– Лошадей? – спросили девушки хором выскочив из моих мыслей. Получилась так, как будто они спросили Тараканов? Один из лучников поднялся и вышел. Я – за ним.

– Ох! Тляк! – взвизгнул я, увидев восьмерых животных, валившихся на песке у входа.

– И что, на ЭТО мне придется сесть? – нервно спросила Нат.

– Ага. Только глаза завяжем и вперед. – рассеянно ответила ей Мара, круглыми глазами глядя на наших лошадок.

– А что вам не нравиться? Ездят же люди и даже лошадьми называют, хотя и звучит по другому.

– Ну не называть же им их верблюд толщиной с медведя, носящий на морде оленьи рога и имеющий заячий хвост. Это уже имя собственное вождя индейцев. – всплеснула руками Нат.

– Да уж. – согласился я с ее описанием, чтобы не вступать в спор, как должен называться давно не стриженый гибрид жирафа с мелкой породой ветвистобивневых мамонтов.

– Которые наши? – деловито спросила Мара лучников, пока я задумчиво играл в гляделки с крупным черным мохнатым существом, флегматично что-то жующим.

– Какие вам ваш мужчина выберет – те и ваши. – спокойно ответил лучник. Ради наблюдения за лицами девушек я подавил в себе желание немедленно почесать за большим черным собачьим ухом.

Лицо Мары демонстрировало полное непонимание – хамят ей или немедленно начать просветительскую работу о равенстве полов. Нат ожидающе смотрела на меня, затаив в глазах ожидание момента, когда надо будет что-нибудь перевязать, и хрен она даст своему мужчине выбирать, чем и как. Наивная.

– Этот и этот. – быстро ткнул я во вторую и третью по величине меховые горки. – И черный – мой.

– Твой. Он был старшего.

– Понятно. А что любит и что не любит черный? – спросил я, надеясь узнать, где лежит мешок морковки, и с какой стороны уха его почесывать.

– Черный? – задумчиво протянул лучник. – Да ничего, пожалуй. Старший его бил – пользовался, что Черный здоровый и спокойный даже для коня.