Я стою на балконе и напряженно всматриваюсь в темноту двора. Жду его, жду, когда он придет, потому что обещал забрать меня отсюда и провести домой, но… Часики тикают, а его все нет и нет. Трясущимися руками достаю телефон из кармана и снова набираю номер. Абонент недоступен. Последний час только эти слова и слышу, пытаясь сдержать в груди тревогу, которая разрастается и полностью охватывает мое трясущееся от холода тело.

– Просто разрядился телефон, – выдавливаю из себя эти слова, хотя сама не верю им.

Не верю себе же.

И хоть я промерзла уже изрядно, возвращаться в квартиру не тороплюсь – не хочется. Там спит Анька, которая неплохо перебрала алкоголя, Ритка уединилась в другой комнате со своим очередным ухажером и теперь стонет, как недорезанная курица, заглушая громкую музыку. Анькин Толик, такой же перебравший, позволяет себе отпускать пошлые намеки в мою сторону, а я чертовски задолбалась терпеть это все. Поэтому и позвонила Артему в надежде, что он меня заберет. Одной идти домой не хочется, а такси в это время суток в наш неблагополучный район не суется. Заказы сбрасывают один за другим.

– Где же ты? – спрашиваю я, гипнотизируя взглядом телефон, и тот, словно услышав меня, оживает. – Артем, где ты?

– Лучше скажи мне, где ты? – голос в трубке принадлежит другому человеку. Матвею, лучшему другу Тёмы.

С Матвеем я мало знакома. Точнее не знакома совсем. Видела его пару раз в компании ребят, с которыми гуляет Тёма, но наше общение ни разу не заходило дальше «привет-пока».

Сердце забилось чаще. Раз мне звонит Матвей – значит, с Тёмой что-то случилось. Не стал бы он посылать своего друга просто так.

– Что с ним? Матвей? Где он? Почему он не пришел? – обрушиваю шквал вопросов на парня, надеясь услышать хотя бы один внятный ответ.

– Ты на Гагарина восемь? – спокойно перебивает он, словно и не слушал меня. – Я стою у подъезда. Выходи.

В трубке слышатся гудки, и я, чтобы не осесть на пол, хватаюсь пальцами за перила. Смотрю вниз и вижу макушку Матвея, пристроившегося на невысоком заборчике, огораживающем клумбу. В тусклом свете подъездной лампы пытаюсь рассмотреть его получше, но не выходит. Слишком высоко, седьмой этаж, и света не хватает.

Ужом проскальзываю внутрь квартиры и, увернувшись от пьяного Толика и еще одного его друга – Олега, кажется, – вылетаю в прихожую. Времени одеваться нет. В спину подгоняют пьяные вопли. Кажется, эти двое так спешили меня поймать, что столкнулись лбами в узеньком дверном проеме и теперь выясняли отношения. Я же, не теряя времени даром, подхватываю ботиночки на каблучке, срываю пальто с вешалки и небольшую сумочку на цепочке, висящую под ним, и выскакиваю за дверь, напоследок хлопнув ею об косяк.

По лестнице сбегаю, не останавливаясь, и вскоре оказываюсь на улице. Матвей сидит на том же заборчике, подняв воротник, и зябко ежится. В его руке тлеет сигарета, которую он тут же, завидев меня, бросает. Босиком подбегаю к нему и только тогда чувствую такую необходимую защищенность.

Матвей без лишних слов забирает у меня пальто и помогает надеть. Присаживается, чтобы застегнуть молнию на моих ботильонах, а когда снова встает, в его глазах я вижу заботу и волнение.

– Они что-то тебе сделали? – нервно спрашивает, пристально осматривая меня с ног до головы.

– Не успели, – отрицательно качаю головой и хватаю его за руку. – Давай уберемся отсюда поскорее?

– Да, пойдем.

Со двора мы уходим быстро, но, оказавшись в паре кварталов от злосчастного дома, я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

– Тёма где?

Матвей отводит глаза, резко выдыхает и принимается шарить рукой по карманам.

– Не кури, пожалуйста, – прошу, увидев в его руках пачку сигарет. – Не переношу табачный дым.

– Хорошо, – он легко соглашается и вместо того, чтобы спрятать пачку обратно в карман, решительно сминает ее и бросает в урну.

– Скажи, с Тёмой что-то случилось? – снова спрашиваю я, чувствуя себя заезженной пластинкой. – Он же обещал меня забрать. Почему он не пришел? Почему отправил тебя?

– Не волнуйся, хорошо? С Артемом все в порядке, просто возникли некоторые непредвиденные обстоятельства, поэтому он и не смог, – уверенно говорит Матвей, глядя мне в глаза.

– Что за обстоятельства? И почему он отключил телефон? – не умолкаю я, не находя себе места от волнения.

– Он сам тебе обо всем расскажет, – отвечает Матвей и, давая понять, что разговор окончен, берет меня за руку. – Ничего лично, просто мне так спокойнее будет.

Я послушно прячу кулачок в его ладони и бреду за ним. Он не спешит, старается подстроиться под мои мелкие неуверенные шажки. Я же ступаю осторожно – высокие каблуки то и дело попадают в выбоины на асфальте, ноги подворачиваются. Да и пара глотков шампанского делает свое дело.

Наконец мы замираем возле моего дома, и я с благодарностью смотрю на парня.

– Спасибо, – тихо шепчу, потому что не знаю, что еще сказать ему, как общаться дальше.

– Не за что, – пожимает плечами Матвей и выпускает мою руку. – Знаешь… – небольшая заминка, от которой у меня все обрывается вниз, словно я лечу в пропасть. – Я подожду, пока ты поднимешься домой. Только напиши мне, ок? Ну, что все в порядке!

– Ок, – киваю я и бегу к подъезду.

Уже открыв подъездную дверь, я оборачиваюсь и ловлю на себе пристальный взгляд парня. На какое-то мгновение кажется, что он сказал мне не то, что хотел на самом деле, но я отпускаю эту мысль, позволяя ей раствориться в темноте лестничного пролета.

Темнота в подъезде стала какой-то фишкой наших новостроек. Вроде квартиры, которые продавались тут, имели довольно высокую стоимость за квадратный метр, тем не менее лампочки на лестничных клетках выкручивались регулярно и исчезали в неизвестном направлении.

Поднявшись на третий этаж, я приваливаюсь спиной к стене, так и не решаясь войти в квартиру. Сейчас начнутся расспросы, что же случилось, из-за чего я так рано вернулась домой. И не объяснишь ведь маме, что Анькин парень – похотливый козел, который собрал себе под стать таких же на квартире у подруги, наивно полагая, что девочки – это расходный материал.

Когда я отпрашивалась, еще не знала, что все так получится. Теперь же вот стою под дверью и понимаю, что своим возвращением могу обломать маме все планы.

Но деваться некуда. Решаюсь и вставляю ключ в замочную скважину, тихо проворачиваю и тенью проскальзываю в квартиру. Из ванной комнаты доносятся звук плещущейся воды, мамин смех и мужской голос. Теперь понятно, почему мать так просто меня отпустила. Небось, снова своего любовника привела и теперь развлекается с ним.

Я не могу упрекать ее в этом. Когда отец ушел к девушке, которая мне в сестры годится, мама словно с цепи сорвалась. Остригла коротко волосы, похудела, записалась в спортзал, чтобы «накачать попку» и стала менять любовников как перчатки. Причем каждый ее парень обязательно был моложе предыдущего.

Вот и сейчас, судя по кожаной косухе, небрежно брошенной на полу в прихожей, и рваным джинсам, с ней в ванной плескался мой ровесник. Ну, может, немного старше меня.

Она строила свою личную жизнь, не задумываясь о том, что этим рушит мой спокойный и уютный мир.

Стараясь не наделать шума, я осторожно вынимаю из шкафа ключи от нашей старенькой двушки. Переночую там лучше. Пусть мама будет счастлива. Да и кто я такая, чтобы осуждать ее? Если таким образом ей становится легче, то пусть поступает как хочет. Уже большая девочка. Даже очень.

Переобуваюсь в удобные кеды, вешаю пальто, взамен натягиваю кожаную курточку и выскальзываю из квартиры, тихонько прикрывая за собой дверь. Сбегать по лестнице в кедах удобнее. Надеюсь, Матвей еще не ушел и не сочтет за наглость мою маленькую просьбу – провести меня еще раз, но уже в другое место.

Он так и стоит у подъезда, окидывая взглядом окна многоэтажки. Хочется верить, что ждет, волнуется, переживает за меня. Должен же хоть кто-то волноваться в этот вечер? Но нет, тешить свое самолюбие этим не стану. Матвей просто ответственный человек, который привык все делать до конца и на «отлично».