Сильва все больше подозревала, что олень специально так поступает, не желая сближения с ней господина Рута, что вел себя неизменно по-рыцарски: хоть и оказывал знаки внимания, но умело держал дистанцию. Рыжая горестно вздыхала, но и сделать первый шаг не могла, как и в прошлом, когда поцеловала «статую» только после наглых манипуляций Али, психических и физических.

Сама Аля тоже лелеяла подобные подозрения по поводу Рудольфуса, но олень с видом оскорбленной невинности их неизменно опровергал, возмущенно тряс рогами и грозился перестать допускать к ним, к рогам то есть, с целью чесания. Химера полагал, что это действо должно приводить в экстаз любого, кому оно будет милостиво дозволено, и не допускал абы кого к своей относительно развесистой красоте.

Возможно, подобная уверенность сохранилась после сотни лет пребывания в виде отрубленной головы на стене факультета таксидермии. Но может быть хитрый олень подобным образом искусно подогревал интерес к своей персоне и своим несравненным и единственным в мире рогам. Строго говоря, так и было — ведь все рога уникальны и неповторимы, но не каждый олень умеет их (и себя) подать соответствующим образом.

Вот Рудольфус — умел. Потому Аля и полнилась уверенностью на счет осознанного поведения химера в отношении подруги. И решила во чтобы то ни стало во время практики сломать порочную практику расшаркиваний между прадедушкой и его подопечной, сформировавшуюся благодаря Рудольфусу.

Посему оптимистично уверила подругу:

— Уверена — не напрасно!

— Ты слышала? — засевшая в развесистых кустах Аля возбужденно дергала подругу за рукав. — Нет, ты слышала? Я так и знала, что они что-то задумали!

Строго говоря, в кустах сидела не только Аля. В кустарнике прятались обе девушки, и не где-нибудь, а под окнами штаба отряда. Подслушивать они не собирались, но необычно поздно светящиеся окна привлекли внимание, а одуряще пахнущие маленькие беленькие цветочки на кустах служили оправданием подойти поближе и послушать, о чем говорят Стражи. Особенно с учетом того, что в освещенном окне виднелись силуэты бывшего декана Рута и нынешнего декана Берна.

— Точно, — согласилась Сильва, поддерживая подругу и мрачно злясь на Стражей. Если Аля приехала недавно, то она, Сильва, уже два года тут стажером и полагала, что завевала доверие господина Рута и остальных. А они видишь как — секретничают. И без нее! — Выбираемся, сейчас все на улицу выйдут.

Пятясь задом как каракатицы и с примерно такой же каракатицевой грацией, подруги вывалились из кустов и, крадучись, поспешили в отведенную Сильве комнату. Старательно придерживаясь глубокой тени возле деревьев и других предметов, что могли служить ограждениями — чтобы не спалиться. Мало того, что подслушивать нехорошо, так ведь могут напрямую запретить участвовать в вылазке, а против ясного и недвусмысленного запрета пойти ну никак нельзя! А так оставались варианты.

По крайней мере именно так думала Аля, что и вывалила на рыжую, как только за спиной захлопнулась спасительная дверь и отрезала возможной погони и строгого запрета.

— Да ты с ума сошла! — Сильва плюхнулась на кровать и нервно схватилась за яблоко.

— Почему это? — с оптимизмом поинтересовалась Аля, разыскивая хоть что-нибудь, что могло бы сойти за вазу — пристроить «оправдательный» букет, благоразумно заранее ободранный с кустов с цветочками.

— Они же в Постграничье собираются! — рыжая вгрызлась в яблоко для успокоения нервов. Да и пристрастилась она к ним — сил придавали и бодрили. А после узнанного не мешало взбодриться. Или наоборот — успокоиться. А лучше и то, и другое.

— Ну и что? — в своих поисках Аля заглянула даже под кровать, но обнаружила там только игральную карту, которую и извлекла на свет. Полюбовавшись на Желтое Солнце и решив, что это хороший знак, положила на свою кровать.

— Да потому что это Постграничье!

Со стола за хозяйками с интересом наблюдали Пуся и Василий. Химероид хоть и относился к драконам, но благодаря длине всего в полтора метра (от кончика хвоста до кончика носа на вытянутой морде) умел компактно «складываться», обвиваясь хвостом и прижимая к себе крылья, так что на столе умещались оба фамилиара. Иногда Василий даже забирался на клетку Пуси и просовывал туда лапы, от чего Аля чуть не схлопотала сердечный удар. Но, видимо, сложившаяся дружба являлась и охранным амулетом, и с химероидом ничего не случилось. Девушки все маялись идеей выпустить Пусю на волю и посмотреть, как их питомцы будут общаться, но пока не решались.

— Ну смотри, — довольная Аля вытащила из ванной комнаты тазик с водой и пристроила в нем букет. — Чем Постграничье отличается от Приграничья?

Сильва недоуменно воззрилась на довольную подругу, устраивающуюся на кровати.

— Да всем, это даже ребенку известно! Постграничье — это мир, измененный Той Стороной, поэтому нет никаких прямых аналогов между нашим миром и Постграничьем. Приграничье — нейтральная полоса. Место сдерживания Той Стороны — Постграничье.

— Да-да-да, это даже ребенку известно, и про Прорыв, и про Первое Противостояние, и про прочее, — беззаботно отмахнулась Аля от краткого исторического экскурса, выданного рыжей. — Если перейти с уровня детских страшилок и пугалок на взрослый магический, в чем кардинальное отличие?

Сильно криво усмехнулась:

— Это тоже даже детям известно. В Постграничье нельзя использовать активную магию. Любые действия с активной магией приманивают пустотников и прочих выплесков, именно поэтому в Постграничье ходят только смешанные отряды, костяк которых составляют таксидермисты и их изделия.

— Вот именно! — Аля с важным видом подняла палец. — Именно в таком составе мы и пойдем.

Пуся встрепенулся и радостно курлыкнул, а Сильва подавилась не вовремя укушенным яблоком.

— Мы?! — просипела рыжая, откашлявшись.

— Ну да, — уверенно, с апломбом заявила Аля. — Я таксидермист, ты боевик, чья активная магия подавляется ограничителем. Идеальный вариант же, согласись.

Элементаль запрыгал по клетке, разбрасывая во все стороны огненные искры, а Василий захлопал глазами. Оставалось впечатление, что химероид всеми силами старается понять, что происходит и что планируется, но детско-подростковый разум не в состоянии вместить мысль, что в него вкладывают.

— Ты же хочешь впечатлить прадедушку, да? — невинным тоном уточнила Аля, нанеся контрольный коварный удар.

Сильва исподлобья глянула на подругу и мрачно захрустела огрызком яблока.

Аля радостно выдохнула (походу быть!) и потянулась за блокнотом с ручкой. Предстояло составить план будущего мероприятия и опередить всех остальных, собравшихся идти в Постграничье через неделю.

— Это здесь был первый Прорыв? — нервным шепотом поинтересовалась Аля, сторожко оглядываясь вокруг. Никакие картины и рассказы не могли дать представление о том, что расстилалось вокруг.

Застывшие на низком небе светло-серые и свинцовые облака физически-ощутимо придавливали к земле и навевали уныние. Блестяще-черный кварцевый песок, застывшие потоки угольного стекла — словно вмиг замерзшие и умершие реки, корявые силуэты деревьев, разбросанные по равнине, которой не было конца-края. И ни одного цветного пятнышка, кроме посмевших ступить на эту землю людишек. Казалось бы, в этот раз Аля последовала примеру Сильвы и облачилась в костюм Стража из черной плотной ткани, не стесняющей движений, но даже эта чернота, пытающаяся максимально мимикрировать под цвет песка, выделялась и выглядела чужеродной на безжизненной пустыне Постграничья.

— Нет, — покачала головой более опытная Сильва, прижимая к себе клетку с элементалем. Василия девичий совет решил не брать ввиду молодости химероида и соответствующей ей непредсказуемой детскости поведения. Мало ли что взбредет изделию в голову? И вообще они же быстренько, туда и обратно, никакой опасности. — Прорыв был дальше. Или в другом месте. Тут сложно сказать точно.