– А я общительная девушка. Терпеть не могу зарываться в бумаги. Образование у меня «Связи с общественностью». А чем тут не общественность?

– Никогда бы не подумала, – изрекла я. – Так что там с Мариной?

Как раз принесли заказанные блюда, потому несколько минут прошли в молчании. Потихоньку подтягивался народ – вскоре все столики оказались заняты. Краем глаза я даже заметила кадровичку и главу юротдела.

– А рассказывать особо и нечего, – наконец отозвалась Лена, совсем по–детски облизывая ложку от легкого десерта. – Устроили ее по блату. Ничего не знала, ничего не умела. Хотя вру. Умела, – хихикнула она. – Задом крутить и сиськи выпячивать.

Я подавилась молочным коктейлем.

– Ты чего ханжа такая? Стесняшка, что ли, а, Кира?

– Да нет, просто не ожидала от тебя такие фразочки.

– Привыкай,– улыбнулась Лена. – Слушай дальше. Ходила вечно, как будто мы не «Немезис», а «Борделиз» какой–нибудь. Кирилл сначала терпел, потом нарычал на нее. Она вроде бы поскромнее стала, но как мариновалась в его койку, так и продолжала. Хрен знает, почему ее Воронцов целый месяц продержал. За это время она ему весь график испоганила. А потом представляешь, – Лена нависла над столом и потянулась ко мне. – С конкурентом спать начала и все документы ему сливала. Мы из–за нее два дела проиграли, пока не поняли, в чем дело. Кирилл ее в зашей погнал, а родственничка, который ее к нам устроил, так отчитал, что тот все еще боится на глаза показаться.

Теперь стали понятны строгие требования начальника к внешнему виду и поведению. И даже замечание про якобы мой флирт более–менее объяснилось.

– А конкурент–то кто? Юридическая фирма Щелкунова? – предположила я.

– Да нет, ты чего? Эти так, в хвосте плетутся. Запомни на всю жизнь, деточка, что главный враг «Немезиса» – «ЮрИнвестКомпани» и лично Державин Максим Алексеевич.

– Хм, если честно, не слышала даже о них.

– Рада, что не слышала. Но у нас с ними вечно терки. С самого открытия нашей фирмы мы всегда представляем оппонентов. Бывает, и за клиентов грыземся. А Державин этот вообще скользкий тип.

– Скользкий, потому что переспал с секретаршей Воронцова?

Лена округлила глаза.

– Какой переспал? Ничего подобного! Спал–то его сотрудник, мелочь какая–то, не помню даже. Скользкий, потому что ничем не гнушается. Но вы еще с ним познакомитесь, обязательно познакомитесь. Он частый гость у нас в офисе.

Я вопросительно приподняла бровь.

– Это как же так?

– Врага надо держать при себе. Вот Воронцов и поддерживает контакты с Державиным. Они даже отдыхают порой вместе.

– Обалдеть! – выдохнула я. Никогда бы не подумала.

– Угу, – Лена сделала глоток чая. – Ничего, я тебе все покажу–расскажу, быстро втянешься в коллектив. Первое и самое главное – кадровичку не зли! Они с бухгалтершей лучшие подруги. Семеновна–то добрейшей души женщина, а вот Евгеньевну ты уже видела, вроде бы божий одуванчик, но стерва редкостная. Дальше. Полиночка в кадровом – тесно общалась с Мариной, все еще расстроена, что ту поперли, так что с ней тоже аккуратно.

– Что бы я без вас делала, Елена, – благодарно просияла я.

– Да брось. Вижу, ты девчонка хорошая. Наивная только, аккуратней – юриспруденция еще та змеиная яма.

– Ничего, – хмыкнула, – зубки мигом пообломают.

– Вот! Наш человек! Надо тебя с Димкой познакомить, это юрист наш.

– О–о–о, – взмолилась я, – только не сводничай! Мне моей лучшей подруги хватает. Как я со своим разошлась, так она мне прохода не дает.

– А чего разошлась? – тут же встрепенулась шатенка. Загоревшиеся интересом глаза девушки заставили помрачнеть.

– Потом расскажу. Давай лучше о наших. Кого еще нужно обходить за километр?

– Так, ну, начальник юротдела мужик неплохой, нудный только. С ним лучше расстояние держать, сама понимаешь. Больше особых подлецов–то и нет. Вспомню – скажу. А вот с девчонками с консультации граждан подружиться тоже можно. Выручат всегда.

– А сколько штат?

– Не помню, – отмахнулась Лена. – Считать замаешься. Хотя… Совладелец "Немезиса" – отец Кирилла, он уже давно от дел отошел, не практикует. В консультации граждан человек пять сидит, по отделам разным примерно по двое–трое. Ну, там земельное, гражданское. Не мне тебе это рассказывать.

– А этаж весь наш?

– Да, тридцатый и тридцать первый выкуплены. На тридцать первом заняты еще четыре кабинета – для Воронцова, его отца, и еще два на всякий случай для руководства. Забыла, точно! Еще конференц–зал там же. А вообще у Кирилла там что–то вроде комнаты отдыха – бильярд, бар.

– Оу, – только смогла и выдать я.

– А как еще? Он же живет практически на работе. Дурак совсем. Мужику тридцатник, а все еще холостой ходит. По бабам своим шляется.

Я покраснела и попыталась зажать себе уши. Не хочу! Не хочу я это слышать. Зачем мне настолько личная информация о шефе?

– Ладно–ладно, – в примирительном жесте подняла руки Лена. – Молчу, – и усмехнулась. – Пошли, уже обед скоро кончится. Работы тьма.

Поднявшись на тридцатый, я узрела, наконец, большинство работников фирмы. Как беспокойные пчелы в улье, сотрудники сновали по коридору, забиваясь в свои кабинеты–соты. Взирала на творящуюся сумятицу с благоговейной улыбкой. Даже не верилось, что теперь я часть этого муравейника–улья–гнезда и прочая.

– Вовремя, – довольно хмыкнул Воронцов, когда я вернулась в приемную. Сам он, похоже, тоже только что подошел. Вид у шефа был расслабленный – галстука не наблюдалось, верхние пуговицы белоснежной рубашки расстегнуты, пиджак распахнут.

– Документы от Медведева не поступали?

На всякий случай еще раз пролистала почту:

– Нет, Кирилл Романович.

– Вот же засранец! – выругался начальник и тут же хмуро посмотрел на меня. – Медведев, к вашему сведению, мой напарник. Евгений Васильевич Медведев, запомните это имя. На данный момент он в командировке, но скоро вернется в офис. И, пожалуйста, Кира, как только документы придут, распечатайте и передайте мне их немедленно!

– Хорошо, – ответила я.

Тихий хлопок двери ознаменовал, что я осталась в одиночестве.

Вновь откинулась на спинку стула, покрутилась на нем и провела рукой по зализанным лаком волосам. Кожа головы ужасно ныла – не привыкла я так надолго убирать волосы. А тут вообще пришлось зачесать гриву назад и закрутить в тугой пучок. Чтобы не растрепалась по дороге, набрызгать лаком, так что теперь мне казалось, будто голову полили цементом, и он успешно затвердел.

Волосы у меня знатные. Темно–русые, приятной густоты и длиной до копчика. Папина гордость, мамина радость и мое расстройство. Конечно, это раньше я мечтала их остричь, что и делала втайне от родителей, за что потом огребала по полной программе. А вот как вошла в прекрасную девичью пору, когда хочется выглядеть женственно и сексуально, хотя и не понимаешь, зачем оно надо, так и поменяла свою точку зрения. Несколько долгих лет отращивала длину и теперь наслаждалась. Морока только ухаживать за такой гривой, но красота требует жертв.

А еще я то и дело напоминала себе следить за ногами. Раньше никогда не носила юбки. Будучи подростком, всегда якшалась с пацанами и одевалась соответственно, меня иногда даже с мальчиком путали. Потом, в семнадцать, пришло желание красоваться длинными ногами и неплохой спортивной фигурой, но… за пять лет я поняла одну вещь: ревность мужчины, конечно, вещь приятная, но ее должно быть в меру. Мне не повезло – Данил был не просто ревнивым, а крайне ревнивым. Он терпеть не мог, когда я, следуя сиюминутным порывам, облачалась в женственные платья или блузочки с юбочками и выбирала вместо привычных кроссовок туфли на каблуке. Нет, он любил, когда я выходила в таком виде вместе с ним. Но вот мои попытки нарядиться для себя, для собственного удовольствия, без его компании, всегда влекли за собой ссоры. В какой–то момент я плюнула и перестала пытаться выглядеть девушкой.

Казалось, Данил был доволен. Как же – вся эта красота только его, только он мог любоваться изгибами ключиц, тонкой талией и стройными ногами. Он меня уверял, что рядом с ним я могу одеваться, как угодно. Была лишь одна проблема: мы никуда не выходили вместе. Первый год, когда он только ухаживал за мной, то постоянные поездки в кинотеатр, бильярд и кафе были неотъемлемой частью нашей жизни. Затем, стоило только начать жить вместе, как романтика из наших отношений испарилась, и остался один прожженный, надоевший до рези в желудке и до скрипа зубов быт.