Впрочем, помимо поставок союзников, новому полпреду приходилось заниматься и иными вопросами. Одним из них являлась пресловутая история с пулеметным заводом в Тегеране. Ещё в сентябре 1941 года советское правительство предложило новому шаху Ирана Мохаммеду Реза Пехлеви использовать для нужд Красной армии ряд военных предприятий его страны. В том числе – и пулеметный завод, пока только находившийся в стадии строительства. По окончании работ и монтажа оборудования, на нем можно было выпускать по шесть легких и два тяжелых пулемета в день. Шах, в принципе, не возражал, поскольку на этот завод нацеливались ещё и англичане. Но те намеревались попросту демонтировать его и перевезти в Индию. Подобный вариант был для нового правителя Ирана совершенно неприемлемым. Советское же предложение позволяло не только оставить завод на территории страны, но и готовить на нём, в процессе работы, молодых специалистов. Однако вскоре Мохаммеда Резу ждал совершенно неожиданный удар.
В связи с быстрым продвижением немцев и утратой многих промышленных центров, и советская сторона начала настаивать на полном вывозе завода. Разумеется, донести эту неприятную новость до шаха, было поручено послу. Их встреча состоялась 8 марта 1942 года. Как и предполагалось, Мохаммед Реза отнесся к подобной инициативе без особого восторга.
– Продажа завода произведет неблагоприятное впечатление в стране, так как будут говорить, что союзники всё забирают у Ирана, – жаловался шах Смирнову.
– Нет никаких оснований для утверждений о том, что общественное мнение в Иране будет недовольно этим актом, так как речь идет о коммерческой сделке, которая соответствует союзническим интересам, – напирал тот.
– Союзники начали с небольших просьб об оружии, которые были удовлетворены. Иран, оторвав от собственного тела, уступил, даже пока без оплаты, оружие и новейшие самолеты. Новые требования могут дойти до башмака иранского солдата!
– Когда мы вели переговоры об уступке оружия, то мы ясно сказали, что ни танки, ни самолеты, ни артиллерия нас не интересуют. Наша просьба сводилась к уступке легкого вооружения. Что касается расчетов за переданное оружие, то мы готовы этот вопрос обсудить. Вопрос о продаже оборудования завода нельзя рассматривать как требование, которое затрагивает интересы иранской армии. Речь идет о продаже бездействующего оборудования, которое в Иране не может быть использовано ни в период войны, ни позже в течение долгого времени. Будучи проданным в СССР, это оборудование будет немедленно давать продукцию.
Тем не менее, от окончательного решения шах пока «увильнул». «Это ж надо, до чего мы дожили»! – про себя, возмущался Смирнов, покидая дворец после аудиенции. – «Весь сыр-бор разгорелся из-за какого-то несчастного заводика, способного выпускать по восемь пулеметов в день! Неужели, производственные мощности в Союзе настолько упали»?
Забегая вперед, заметим, что иранцам, путем длительных проволочек и пассивного сопротивления, удалось-таки отстоять свой «заводик». Первую продукцию он начал давать только в 1943 году, причем – на станках советского производства. СССР, к тому времени, полностью избавился от промышленного кризиса первого периода войны. Во всю мощь заработали эвакуированные за Урал предприятия и на фронт, сплошным потоком, пошли эшелоны не только с пулеметами, но и танками, самолетами, самоходными артиллерийскими установками и многим другим.
Другой заботой, волновавшей нашего посла, продолжали оставаться мероприятия по модернизации иранских портов Бендер-Шах, Ноушехр и Пехлеви на Каспийском море. В результате резко возросшего грузопотока, там требовалось произвести значительный объем дноуглубительных и строительных работ. Однако, к концу 1941 года, на побережье Каспия, что называется «конь не валялся». К примеру, к 25 декабря в морском канале порта Бендер-Шах землесосы «Бабушкин» и «Ленкорань» смогли пройти лишь четыреста метров из запланированных тринадцати километров! Произошло это оттого, что в «Народном комиссариате морского флота» так и не смогли четко определиться с подрядчиком, ответственным за весь процесс строительства и модернизации. Результат, как говорится, налицо. Всё получилось в полном соответствии с известной русской поговоркой: «У семи нянек, дитя без глаза»! Управления «Каспфлота» «Союзднотрест» и «Цуморстрой» предпочли остаться в стороне, а отправленный в Иран начальник «Касптехфлота» и вовсе плохо организовал работы.
Столь плачевная ситуация не могла не вызвать соответствующей реакции вышестоящих властей. В начале 1942 года, после вмешательства Совнаркома СССР, в структуре «Наркомморфлота» было создано специальное «Строительное управление на юге Каспия». Согласно новым срокам, дноуглубительные работы в Бендер-Шахе предполагалось закончить к 15 апреля. Месяцем позже здесь же планировалось реконструировать старые причалы, построить новый деревянный пирс, проложить подъездные и подкрановые железнодорожные пути. Ещё раньше в порядок приводилось пристанское и складское хозяйство. Следовало спешить, поскольку согласно телеграмме, отправленной 20 марта наркомом морского флота, судам «Каспфлота», в навигацию 1942 года, предстояло перевезти из портов Ирана около 120 тысяч тонн грузов, поставленных союзниками по ленд-лизу. Приходилось изворачиваться всеми доступными способами. Так, для перевозки высокооктанового бензина в бочках использовались самоходные баржи-гаражи, вообще-то предназначенные для транспортировки автомобилей и ранее принадлежавшие Волжскому речному пароходству.
Ну и, наконец, помимо головной боли, вызванной обеспечением бесперебойной доставки союзных грузов, немало крови послу Смирнову попортили и совершенно неожиданно возникшие, словно из ниоткуда, самочинные «друзья СССР». Ярчайшим их представителем являлся некий Али Агаев, «подвиги» которого, по размаху, вполне могли быть сопоставимы с достославными деяниями незабвенного «Великого комбинатора»! После ввода Красной армии на территорию Ирана, он, по личной инициативе, принялся устраивать «советскую власть» в селениях Карадага. Организовывал там исполкомы, издавал прокламации, подписанные не иначе, как «Представитель СССР» или «Представитель Сталина»! При этом, Агаев активно вербовал недовольных местными ханами крестьян в свой собственный «партизанский отряд».
Успеху его агитации способствовали и некоторые, довольно действенные, приемы. Так, в селении Сияруд, где находилась основная штаб-квартира «начальника», он устраивал перед простодушными дехканами следующие спектакли. На стол, накрытый скатертью, Агаев ставил неработающий телефонный аппарат, провода от которого подводил к висевшему на стене медицинскому стетоскопу, после чего объявлял, что сейчас будет беседовать прямо с Москвой. Весть о предстоящем сеансе, естественно, моментально облетала всю округу. Дождавшись, пока в комнате соберется побольше зрителей, Агаев снимал трубку и говорил туда хорошо поставленным голосом:
– Здравствуйте, товарищ Сталин! Это Агаев говорит. Да, да, представитель СССР по Ирану. Какие там новости с фронтов? Что? Красная армия уже подходит к Берлину? Примите мои поздравления! Весть действительно радостная. Прямо, от сердца отлегло! Надо и нам к активным действиям переходить. Вот людей побольше в отряд наберу, и Тебриз пойдем брать! Да, сил хватит. Нет, помощь не нужна. Что вы говорите? Сейчас, для тружеников Ирана московское радио передаст песню? Большое вам спасибо, товарищ Сталин!
Агаев клал трубку и незаметно, ногой, запускал спрятанный под столом патефон. Дехкане были в восторге! Слава о всемогущем «начальнике» привлекала в отряд всё больше и больше народа. Оружие, для своих бойцов, Агаев добывал либо путем добровольного сбора с населения, либо попросту конфискуя его у окрестных ханов. Для тех же, кто не поддавался на уговоры, существовала другая техническая «новинка», изобретенная неугомонным «Представителем СССР». Из обрывков электрических проводов, он смастерил угрожающего вида машину, опутав ими старый деревянный стул. Упорствующего хана подводили к нему и Агаев, с саркастической усмешкой, делал приглашающий жест:
