1

Для Витьки Иванова утро началось в семь утра, с привычной сигареты. Наташка, последняя, кто позарился на него, и первая, задержавшаяся с ним дольше чем на три месяца, подтрунивала над этой его привычкой всякий раз, поскольку сигарета предшествовала завтраку, и никогда – наоборот.

Как и все бабы, она не утруждала себя размышлениями о причинах вещей, а потому для Витяя её болтовня значила не больше, чем бормотание постоянно работающего телевизора.

Да, он питался сигаретами и пивом. Да, ему нравились связанные с ними ощущения и менять привычки он не собирался ближайшие пару лет, а то и больше. В общем… перспективы довольно хорошие.

В десять возле парадной его ждали Ссык и Дрон. Ссыка на самом деле звали Костя. Он постоянно болел и почти половину школьного курса провел в пансионатах после того, как в восьмилетнем возрасте сунул в розетку пальцы, обмотанные фольгой. Что было дальше он не помнит. Цель опыта безвозвратно растворилась в недрах разума малолетнего гения, но факт есть факт – результат не оправдал ожиданий. Гормональные осложнения, очки с сантиметровыми линзами и постоянно носимый в кармане инъекционный карандаш с инсулином. Но, как и всякий «ботан», Ссык много читал, знал массу полезных вещей и планировал как «замутить хорошую тему». А хороших тем всегда оказывалось в избытке: незапертые двери складов; электрощитки, набитые серебряными клеммами; автомобили без сигнализаций и многое, многое другое.

Дрон, третий в банде – полная противоположность Ссыку. Он исполнитель. И Витяй спокойно доверял ему самые опасные дела. Тощий как жердь, Дрон запросто пролезал в самые узкие щели, скользил в толпе и ловко обращался с ценными вещами, которым не хватало пристального хозяйского внимания. А еще он неплохо умел прикидываться слабоумным и его всегда отпускали. Взять с такого было нечего.

Сегодня всем троим предстояло продать колеса, снятые с машин, хозяева которых в одно прекрасное утро обнаружили своих «стальных лошадок» мирно стоящими на кирпичах. Ради такого мероприятия Витяй и его банда специально ездили подальше от дома, в Приозерск и Сестрорецк. А на обратном пути заезжали на Крестовский – машины там парковались подороже. Часов в девять вечера они отвезли добычу на отцовском «Транзите» Дрона в автомастерскую Санька Филимонова, по прозвищу Грязная Рука, где получили по пять штук каждый. До самой ночи они сидели «У Сэнди» и обмывали сделку.       В половине десятого Витяй в тысячный раз вышел на улицу покурить. «У Сэнди» – одна из немногих забегаловок, где все места предназначались курящим, но поделать он ничего с собой не мог. На утопающей в зелени улице, смешиваясь с запахами природы, дым становился сладким и душистым.

      С сигаретой в зубах он мечтательно смотрел куда-то в даль. Погода на улице стояла превосходная. Солнце только что село. На чёрном небе, прямо на глазах, одна за одной зажигались звезды. Пахло скошенной травой и жареным мясом, которое готовилось тут же на улице молодым смуглым парнишкой в клетчатой рубахе с засученными рукавами и засаленном фартуке.

По радио «Рокс» передавали хиты шестидесятых. Звенели струны, колонки в баре хрипели, и Троглодиты пели «Let me tell you babe». Три последних затяжки, самых глубоких, если на то пошло, словно они были последние в его жизни, Витяй сделал с мыслью о смазливой девице за столиком в дальнем конце зала. Он изредка косился на нее, пытаясь понять, с кем она пришла. Девка была толстовата, и чем-то смахивала на Наташку, но отвести взгляд от чулков в сеточку было чрезвычайно сложно. Он собирался вернуться и купить ей хорошего коньяку.

Но… как обычно в таких случаях, и совсем не вовремя, в голове у него зашептал знакомый нудный голосок:

– Эй, друг, у тебя же есть девчонка. Поимей совесть.

В ответ Витяй только усмехнулся и щелчком указательного пальца запустил окурок в звёздное небо.

– А как же, – сказал он вслух, – Я имею её каждый день.       А потом… звёзды на небе погасли.

2

В первые две-три секунды после пробуждения не всегда удается понять, что происходит, однако Витяй, несмотря на абсолютную темноту, сразу вник в суть проблемы. Машину, на заднем сиденье которой он ехал, трясло на ухабистой дороге. Захотелось встать, размять затекшие ноги и руки. Но они не слушались. Они были связаны, крепко и со знанием дела. Руки за спиной; ноги опутаны от щиколоток по самые колени.

Голова-тень, торчавшая из-за спинки водительского сиденья повернулась и посмотрела на него. Козырек бейсбольной кепки и бороду он заметил раньше, чем они слились в темное пятно, и до того как две серебристые точки зажглись в том месте, где должны быть глаза. Затем что-то твердое уперлось в шею. В голове загорелся огненный шар дикой, адской боли, темнота сделалась гуще и неудобства беспокоить перестали.       "Это сон", подумал Витяй, когда очнулся снова. Но распятие, собственным телом придавленное к бетонному пыльному полу, больно впивалось в ребра.

"Нет, не сон".

Помещение вокруг напоминало то ли гараж, то ли подвал, заставленный всяким ненужным хламом. Старая микроволновка на полу справа, рядом старинное зелёное кресло с прогрызаной в спинке дырой. Тусклый свет от висящей на проводе лампочки доставал до деревянной лестницы в дальнем конце, верхняя половина которой растворялась в темноте. В шкафах вдоль стены поблескивали стеклянные банки и какие-то инструменты. Слева, у противоположной стены, стояло кубическое сооружение, накрытое сверху куском брезента. Вероятно, какой-нибудь бытовой прибор или большая клетка.

Осмотревшись, Витяй решил ползти в сторону лестницы, но попытка сдвинуться с места заставила его передумать. Он перевернулся на спину и сел. О том, что бы встать не могло быть никакой речи. Ноги его по ощущениям напоминали сейчас куски охлажденного мяса. Вдобавок, рот был затянут широкой липкой лентой и дышать приходилось носом, да и то, пока он, надышавшись пылью, пару раз не чихнул. С тех пор работала только одна ноздря и, надо сказать, с большим трудом. Каждое, даже самое незначительное усилие требовало порции воздуха, которого почти не было.

Его могли спасти руки, но связанные за спиной они представляли собой вещь абсолютно бесполезную.

В какой-то момент он выпрямил ноги, и потом подтащил себя вперёд. Бетонный пол был шершавым, а джинсы новыми, купленными за две с половиной тысячи, и то, что они от таких упражнений превратятся в лохмотья, было не так уж важно. Отдышавшись он сделал это ещё раз, а потом ещё и ещё, много раз.

До лестницы оставалось совсем не много, три метра или вроде того. Витяй слабо себе представлял, что сделает потом, когда до неё доберётся. Не всё ли равно? Когда он окажется там, нужные мысли наверняка придут сами собой. И он выберется отсюда, как выбирался из многих других передряг…

Сверху скрипнула и открылась дверь. На пол у подножия лестницы упал прямоугольник света, и в нём, словно в театре теней, показался человеческий силуэт. Мужской голос еле слышно напевал по английски « It’s My party», а судя по интонации, рот у певца был до отказа набит едой.

Как бы то ни было, размышлять Витяй тут же перестал.

Сначала из потолка показались идеальной чистоты высокие армейские ботинки. Наблюдая как они беззвучно опускаются на ступеньки, Витяй заметил, что лестница обита толстым слоем войлока, очень похожим на материал для звукоизоляции. И это, учитывая всю ситуацию, наводило на мысли куда более мрачные.

Человек сошел с лестницы и, повернувшись всем корпусом в Витькину сторону, остановился. Чёрные военные штаны заправлены в ботинки; чёрная куртка со множеством карманов, больших и маленьких; чёрная бейсбольная кепка с вышитым красными шелковыми буквами названием рок-группы. Он ничем почти не отличался от той тени, что плясала на полу минутой раньше. Ничем кроме Хемингуэевского лица, вся нижняя часть которого скрывалась за густой бородой и усами, и голубыми глазами, вероятно теми же самыми, что раньше, в салоне машины, показались ему серебристыми точками.