Не следует забывать про состояние Лоуэлла Милкена. Принимая во внимание, что Лоуэлл – родной брат Майкла и к тому же в долгу перед ним за предоставление иммунитета от уголовного преследования, его богатство можно в известной степени считать частью состояния Майкла. Лоуэллу за время его работы в Drexel было выплачено свыше 100 млн. долларов зарплаты и премиальных. Его доля в товариществах (если допустить, что она находится в той же пропорции по отношению к доле остальных членов его семьи, что и доля Милкена) должна была на момент оценки активов брата составлять как минимум 250 млн. долларов и вырасти к настоящему времени, за вычетом налогов, примерно до 300 млн. Даже если вычесть из этой цифры 50 млн., затребованные от Лоуэлла как часть оговоренных в мировой сделке 300 млн., за ним сохраняется активов примерно на 250 млн.

Итак, принимая во внимание состояние Милкена и одних только его ближайших родственников наряду с активами семейного фонда, можно утверждать, что в распоряжении Милкена находится порядка 1,2 млрд. долларов. Если этой суммой разумно распорядиться, то за оставшееся время отбывания Милкеном наказания она вырастет. Как сказал, узнав условия урегулирования, Мартин Ауэрбах, адвокат Дэвида Соломона, «недурно для пяти лет работы».

А как дела у Айвена Боски? Размер его состояния, безусловно, меньше милкеновского, но по части амбициозности они друг друга стóят. В мае 1992 года, стремясь положить конец годам слухов и раздельного жительства, Сима Боски начала бракоразводный процесс в суде штата Нью-Йорк. К смятению многих из окружения Боски, включая его детей, Сима появилась в одном из выпусков «20/20», ориентированной на сообщение сенсационных новостей и слухов телепрограммы Барбары Уолтерс на канале Эй-би-си, дабы обсудить с ведущей свои треволнения в связи со скандальным разоблачением мужа. Она поведала телезрителям, что окончательно ушла от Боски, когда узнала, что у него вот уже много лет есть любовница. О чем она умолчала, так это о том, что любовница – дочь ее близкой подруги.

Боски подал встречный иск об алиментах от жены в размере 1 млн. долларов в год. Люди, знакомые с его планами, поговаривают, что он, возможно, также потребует применения закона штата Нью-Йорк о равном распределении имущества между бывшими супругами и будет добиваться включения в послебрачный имущественный договор пункта об отчуждении половины активов жены в свою пользу.

В конфиденциальном отчете, переданном в прокуратуру и КЦББ во время урегулирования обвинений, Боски сообщил, что после уплаты штрафа в размере 100 млн. долларов у него остается активов примерно на 25 млн. При том, что он богач почти по любым меркам, значительная часть его капитала помещена в недвижимость, среди которой дом на Лазурном берегу в совместном владении с Хушангом Уэкили, квартира в Париже и квартира в кондоминиуме «Яхт харбор тауэрс» в Гонолулу, купленная в 1986 году, незадолго до заключении сделки о признании вины, за 2,9 млн. долларов. Позднее Боски сообщил, что после раскрытия сведений об активах он истратил порядка 5 млн. на адвокатов, что он безработный и что доходы от остатков его состояния не позволяют ему жить с тем комфортом, к которому он привык в 80-е.

Один незначительный на первый взгляд пункт соглашения с властями защитил активы жены и детей Боски от любых возможных притязаний со стороны правоохранительных органов на основании их нелегального происхождения. В результате все доходы от торговли на внутренней информации, принадлежащие его жене и детям, не могут быть возвращены государству. К таковым относится доля в товариществе Боски, ликвидированном в 1986 году во время нового финансирования со стороны Drexel; Сима была в нем крупнейшим частным инвестором. Речь идет о том самом товариществе, что извлекло наибольшую выгоду из инсайдерской торговли Боски в начале и середине восьмидесятых. Выручка Симы и детей Боски так и не была предана огласке, но люди, знакомые с их банковскими счетами, утверждают, что Сима была выгодоприобретателем доверительной собственности и счетов на сумму порядка 100 млн. долларов; доли детей во время заключения Боски сделки о признании вины составляли в общей сложности около 96 млн.

В состояние Симы Боски также входит выручка от продажи в 1986 году отеля «Беверли-Хиллз» за 135 млн. долларов. Она являлась владельцем 47 % акций отеля и выручила от своей доли немногим менее 65 млн. Таким образом, одни только акции товарищества Боски и отеля «Беверли-Хиллз» принесли ей порядка 165 млн.

Если Айвену Боски удастся отсудить половину имущества жены, он не просто станет намного богаче: он вернет себе около 50 млн. долларов торговых прибылей товарищества, насквозь запятнанного его преступлениями. Это, несомненно, не тот исход, на который рассчитывали правоохранительные органы в период достижения урегулирования с арбитражером.

Доходы Майкла Милкена, разумеется, несопоставимы со сравнительно скромными прибылями других основных участников инсайдерского скандала, однако и те вышли из этой истории богатыми людьми – по крайней мере, по стандартам среднего американца. В результате многие по понятным причинам задаются вопросом, выполнило ли правосудие свое предназначение и полностью ли исключена вероятность рецидивов подобных скандалов.

Уже в начале 1990-х на Уолл-стрит произошли кардинальные перемены. Серьезно пострадав от повальных увольнений и экономического спада, равно как и от последствий вышеупомянутого скандала, Уолл-стрит сделала необходимые выводы. Вполне возможно, что многие участники скандала вышли из него с минимальными потерями, но их компании потерпели крах: Drexel обанкротилась, а Kidder, Peabody, ведущую борьбу за выживание, General Electric без лишнего шума выставила на продажу. Salomon Brothers, вовлеченная в скандал с казначейскими ценными бумагами, была в итоге оштрафована на 290 млн. долларов, и ей тоже пришлось бороться за выживание. Новых уголовных преследований за серьезные правонарушения с ценными бумагами было немного, а поглощения, породившие так много преступлений, предпринимались крайне редко. Во всяком случае создавалось впечатление, что инсайдерская торговля и более изощренные разновидности мошенничеств с ценными бумагами стали гораздо менее распространенными.

История человечества, однако, дает мало поводов для оптимизма. Еще в 1602 году знаменитый английский юрист сэр Эдвард Кок писал, что «в наши дни обман и мошенничество более обыденны, нежели в былые времена». Уолл-стрит оказалась исключительно восприимчивой к той взлелеянной Милкеном, Боски и их союзниками точке зрения, что вознаграждение не обязательно сопряжено с риском. Возможно, никто и никогда больше не подчинит себе финансовый мир, как это сделал Милкен с его бросовыми облигациями. Но не приходится сомневаться, что те или иные разноцветные бумажки заявят о себе в какой-нибудь другой сфере деятельности.

С течением времени финансовые рынки продемонстрировали удивительную гибкость и способность обуздывать чрезмерные аппетиты своих участников. Вместе с тем они поразительно уязвимы для коррупции изнутри. Как бы то ни было, скандалы 1980-х подтвердили важность и мудрость законов о ценных бумагах и необходимость тщательного надзора за их исполнением. Преступники с Уолл-стрит были превосходными анализаторами риска, которые осмелели, когда увидели, что вероятность быть схваченными за руку мала.

Судопроизводство по апелляционным жалобам способствовало скорее упрочению, чем ослаблению той типичной для Уолл-стрит точки зрения, что большинство преступлений с ценными бумагами недосягаемы для правоприменения. Часть вердикта присяжных по делу Princeton-Newport, включая признание подсудимых виновными в преступлениях, подпадающих под действие RICO, была отменена по апелляции, а приговор, вынесенный судьей Джону Малхирну, был отменен полностью. Обвинения в манипуляциях ценами акций были сняты с Малхирна на том основании, что «ни один благоразумный следственный судья не нашел бы здесь элементов состава преступления без обоснованного сомнения». Назначенные ему тюремное заключение сроком на один год и один день и штраф в 1,5 млн. долларов были отменены.