– Более чем. Абсолютная тишина и покой.

– Весьма, весьма приятно это слышать. Я, мон шер, (даже в трезвом естестве он сохранил этот оборот речи) вынужден сообщить вам, что уезжаю по жизненным обстоятельствам в другой регион. За деньгами в эти же числа будет приходить к вам мадам Лизонька. Елизавета Карловна. Дама весьма строгих правил, но умница, и большой души человек. Ваш номер телефона я ей сообщил. Я же появлюсь, если судьбе будет угодно, месяца через три. Засим позвольте отклоняться.

– Одну минуту! У меня есть вопрос по поводу этой квартиры. Не поймите меня как-нибудь неправильно. Мне все нравится и все устраивает. Но скажите – в этом доме никто не умирал?

Хозяин сделал шаг от двери и испуганно посмотрел на меня.

– Вы что-то видели? Или слышали?

– Что вы имеете в виду?

– Откуда такой вопрос? Про смерть?

– Простое любопытство. Ведь дом старый. И жило тут, скорее всего, множество людей.

– Мон шер, поговорим об этом позже. Вы интересный человек, и я с удовольствием посижу с вами за рюмкой хорошего хереса. Но – позже, мон шер, позже. Что же касается прежних жильцов, то… эта квартира принадлежала одной семье. Одному роду из нескольких поколений. И я – последний представитель этого рода. Это пока все, что я могу сказать. Увы, мон шер, меня ждут. О` ревуар!

Теперь я полностью ощущал смысл слова «пенаты». Обычно, когда писатели средней руки используют выражение «родные пенаты», они подразумевают возвращение домой. На самом деле пенаты – это незримые покровители жилья. Слово произошло еще в древнем Риме. Но утратило первоначальное значение, пройдя сквозь сито тысячелетий.

Пенаты обитали в этом доме. Они жили в том самом бронзовом подсвечнике, в старом буфете, в комоде, и в пианино. Я не склонен к мистификации, и уже давно воспринимаю жизнь, как набор заданных определенных событий. Но я ощущал незримое присутствие иных обитателей. И уже стал привыкать к ним. Теперь дом не давил на меня тишиной и одиночеством. А главное, внутри стала рассеиваться тишина. Мне стало некогда ощущать ее. Все-таки ритм новой жизни стал менять мое сознание.

И когда я это понял, в двери заскрежетал звонок – вертушка.

«Наверное, хозяин, что-то забыл», – пошел открывать я.

За дверью стояла Ирина.

– Привет. Можно? – сказала она с глуповатой улыбкой и коротко засмеялась. Я ощутил запах вина.

Я тоже чувствовал себя глупо. Визит пьяной женщины, с которой мне случилось провести ночь, никак не вязался с тем настроем, в котором я сейчас прибывал.

– Что-то случилось?

– А пч…почему случилось? Разве я не мг…могу навестить любимого мужчину?

Слово «любимого» рассеяло последние остатки ощущения чего-то грядущего и необыкновенного. Сейчас в облике хихикающей, пошатывающейся Иры ко мне вторгалась обычная жизнь, о которой я думал совсем недавно, стоя у окна в темном кабинете на работе.

– Ты пустишь меня? – Ира стояла, оперившись рукой о выступ жестяной эмалевой коробки электросчетчика.

– Проходи, – я отошел вглубь коридора.

Ира неуверенными движениями сняла пуховик и стянула сапоги. Потом, без слов она полезла обниматься.

– Я соскучилась!

Мне были знакомы такие интонации. В них есть все, кроме искренности. В Ире тоже жило одиночество. Но она боролась с ним своими методами. Я мягко отстранил ее.

– Что праздновала?

– Да, – махнула она рукой, пошла в комнату и с размаху плюхнулась на диван. В глубине его глухо и недовольно загудела пружина. – Ничего я не праздновала. Просто… накатило опять.

– Мне кажется, мы поссорились в последний раз. Не думал, что ты захочешь меня видеть.

– Это когда? – на лице Иры отображался сложный мыслительный процесс. Она явно ничего не помнила.

– Ты как-то позвонила мне, звала в кафе, потом хотела приехать, я предложил встретиться на выходных. Ты меня послала подальше. Все.

– Да ладно? Я что-то ничего не помню. Ну, прости меня, а? Со мной бывает такое.

«Надо меньше пить» – вспомнил я классическую фразу из традиционного советского новогоднего фильма. Ира словно услышала мои мысли.

– У тебя есть выпить?

Я молча извлек из буфета коньяк.

–Коньяк? Беее, – дурашливо передернулась Ира. – А вина нет?

– Ты же знаешь, я не пью.

– А давай сходим? Тут рядом!

–Ир. Прости. Завтра рабочий день. Я очень устал. У меня огромный проект. Я пришел домой час назад. Собирался уже спать.

– Ты недоволен, что я пришла?

– Не в том дело. Просто неожиданно и странно.

– Ты как не мужик, прямо. Какой-то, как робот. Даже говоришь, как робот.

– А как твои дети? Ты их привезла? Каникулы давно закончились.

– Да, – опять махнула она рукой, – я их у матери оставила до лета. Здесь нереально нам втроем жить. Квартира однокомнатная, Кристя уже большая, Ромка у меня плакса, ревет часто. Мешает ей. А там дом большой. А если честно – родители у меня их забрали, – выговорила она, и разревелась. – Прости, я сейчас.

Ира ушла в ванную. Вернулась она с сухими, но красными глазами и красным носом.

– Кристя наябедничала бабушке, что мама поздно приходит. Что ей приходится с Ромкой сидеть, учиться некогда, что компьютера нет, интернета нет, что тесно.

– «А дочка, однако, не наврала бабушке», подумал я, вспомнив, что еще ни разу не видел Иру трезвой.

– Ну а мне же надо как-то свою личную жизнь устраивать, – обреченно шмыгнула носом Ира. – Ладно, давай свой коньяк.

Мы пошли на кухню. Я налил Ире стопку, и достал из холодильника яблоки и мандарины.

– Себе налей. Не могу одна.

– А сегодня с кем?

– Да все с теми же, – Ира злобно чистила мандарин. – Неля, ее мужик и его дебильный друг. Поехали в китайскую кухню. Потом к Нельке. Та со своим сразу в одну комнату. Мне ни слова. Все, началось там у них, ахи-охи, кровать трещит. Ну, а этот дебил полез ко мне. Как будто, так и должно быть. Идиот. Начал: – Да чё ты ломаешься, я же вижу, что ты хочешь! Я ему ответила, – да хочу, но не тебя! Он: – Ну и вали к тому, кого хочешь. Вот я и свалила.

История, примитивная, как троллейбусный билет, не понравилась мне окончанием. В плане того, что Ира хотела меня. Я ее сейчас хотел меньше какой-либо другой женщины. Точнее – совсем не хотел.

– Ты пить будешь?

– Нет.

– Ну, налей просто так, посиди со мной!

Простые законы жизни, олицетворенные Ирой, правили бал у меня на кухне. Я достал еще одну стопку, налил, и включил кофеварку.

– Ну? За нас? – подняла стопку Ира. И не услышав ответа, проглотила коньяк.

– Уууухххх, фууу… – она передернулась и отправила в рот половину мандарина.

– Слушай, – сказала она, – справившись с усвоением коньяка, – а ты как вот вообще, все время один? Не скучно? Или у тебя кто-то уже есть? Ты не бойся, я не обижусь.

Я тут же подумал про Алену. Ее у меня не было. Но сейчас она была тут, со мной.

– Мне нравится одна девушка. Больше сказать ничего не могу.

– Блин, ну всегда так. Я опять опоздала, – Ира быстро и решительно сама налила себе коньяк, и выпила его, уже не дергаясь, и не закусывая. Только шумно выдохнула и потянула все еще красневшим носом.

– Вот, что со мной не так, а? Почему мне не везет? Я сегодня, когда от этого дебила отделалась, поняла, что хочу к тебе. Сильно хочу. Тогда так хорошо с тобой было ночью. Спокойно так.

На плите зашипел кофейник.

– Кофе будешь?

– Не. Я его не люблю. Водички бы…

Я налил Ире минералки.

– То есть, у нас с тобой ничего не получится? – кажется, она опять собралась реветь.

– Ир. Прости. Но мы же не давали друг другу никаких обещаний.

– Да знаю. Ладно. Проехали. Эх… – и третья порция коньяка влилась в нее так же быстро. Коньяк Ира запила водой.

– Слушай. Я знаю, что это пошло. Но прошу тебя – подари мне еще одну ночь. И я отстану. Навсегда. Ну не бросай ты меня сегодня, пожалуйста! – и тут она наконец разрыдалась, – я вообще никому не нужна!

Я знал, что надо делать. Я увел Иру в спальню, помог ей раздеться, расстелил постель, и укрыл ее одеялом.