Александр Сергеевич с Дантесом познакомился летом 1834 года за обедом в ресторане Дюма и с этого времени новый знакомец стал частым гостем в доме поэта, в котором его привлекал не хозяин дома, а хозяйка, которая симпатизировала кавалергарду. "Мне с ним весело, он мне нравится", – говорила она. Об этом знал и Александр Сергеевич, но не придавал значения, поскольку считал Наталью Николаевну вне всяких подозрений, и говорил друзьям: "Он смутил её".

В феврале 1836 года на балу у сицилийского посланника многие из присутствующих обратили внимание на слишком очевидные ухаживания Дантеса за женой Пушкина. По салонам Петербурга пошли разговоры, задевающие честь супругов.

4 ноября Александр Сергеевич по почте получил три анонимных письма следующего содержания: "Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Н.Нарышкина, единогласно избрали г-на Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх". Такие же письма для передачи Пушкину получили в двойных конвертах, несколько его друзей и знакомых.

На следующий день, возмущенный поэт послал вызов на дуэль Дантесу, считая автором этих пасквилей Геккерен старшего. сказав своему секунданту Соллогубу: "Ступайте завтра к д'Аршиаку. Условьтесь с ним только насчет материальной стороны дела. Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь". Подозревались в авторстве и князь Долгоруков и Гагарин, но позднейшие графологические сопоставления подчерков не подтвердили этой версии.

6 ноября к Пушкину явился барон Геккерен и умолял перенести дуэль на две недели. Потом выяснилось, что Дантес "воспылал" чувствами к сестре Натальи – Екатерине и на 10 января 1837 года назначено их венчание. Таким образом, первая дуэль была расстроена.

Последнюю точку в многоточии к дуэли поставила Идалия Григорьевна Полетика. Это о ней позже украинская поэтесса Лина Костенко скажет в стихотворении "Веер мадам Полетики":

Идалия, красавица, и очи с поволокою,

Дитя разврата графского без чести и венца.

Как ты травила гения! Безжалостно, толково.

Чего ж теперь ты веером прикрыла пол-лица?

Идалия родилась во Франции, правда, точная дата рождения не установлена, но где-то между 1806 – 1810 годами. Мать девочки, по мнению А.О.Смирновой-Россет – модистка, французская гризетка. Отец – граф, обер-камергер, любитель женщин – Григорий Александрович Строганов, служил в разные годы послом в Испании, Швеции, Турции и приходился двоюродным дядей Н.Н.Пушкиной.

Большинство же считало, что, будучи на отдыхе во Франции, «Дон-Жуан» Григорий Александрович страстно полюбил графиню Джулию Ойенгаузен д’Эга, супругу португальского посла, любвеобильную с вулканически непредсказуемым темпераментом. К этому времени Григорий Александрович был женат на княгине Анне Сергеевне Трубецкой и имел двух дочерей. Смерть законной жены позволила графу официально вступить в брак с пассией.

Идалия, рожденная до официального брака, не имела права носить фамилию отца, и он дал ей фамилию – Обертей. Девочка жила в доме на правах воспитанницы, на которую родители смотрели как на горький плод своей любви, и она отвечала им тем же: мать называла не иначе, как «мадам», а отца – «господин граф». Надо отдать должное, они ни в чем не отказывали ребенку, баловали и дали по тем временам хорошее образование. От природы умная, но без достаточного материнского и отцовского тепла, Идалия росла дичком. В её характере обозначилась жестокость, нервность, подозрительность, коварство. Повзрослев, поняла свое незавидное место в жизни и сделала вывод, что все построено на лжи, и стала лгать, плести сети интриг, в которые попадали зрелые дамы, молодые девицы, убеленные сединами офицеры и чиновники разных рангов. Следствием хитросплетений были: разбитые сердца, слезы, дуэли. Недаром в салонах ее называли “мадам интрига”. В несчастьях других юная красавица находила свое моральное удовлетворение.

В возрасте чуть за девятнадцать лет ее выдали замуж за подающего надежды офицера Кавалергардского полка Александра Михайловича Полетику, дослужившегося до чина полковника. Бесхарактерный, а однополчане его звали "божья коровка", предоставил жене полную свободу, а сам или пропадал в полку, или играл в карты, что не помешало им иметь детей: Юлию и Александра.

По мнению виконта д’Аршиака, сотрудника французского посольства в Москве: «Идалия Полетика принадлежит к типу тех живых, подвижных и разговорчивых женщин, которым свойственны обычно рискованные похождения и смелые светские интриги. Южный темперамент превращает их жизнь в богатую эротическую эпопею, а личные столкновения заставляют их сплетать сложные и таинственные комбинации, в которых находят себе выход их честолюбие, вражда, ненависть, а подчас и жестокая мстительность».

Такому описанию соответствует и акварельный портрет кисти художника Петра Федоровича Соколова. Все внешне на нем гармонично, прекрасно, привлекательно. Накидка из красного бархата, отделанная мехом из горностая, который считался царским, видимо, моделью выбрана для того, чтобы подчеркнуть свое знатное происхождение. Однако холодные голубые глаза не смотрят прямо, а куда-то в сторону, боясь, что зрители в них увидят ее истинную душу.

Иного мнения была А.О.Смирнова-Россет: «Эта молодая девушка была прелестна, умна, благовоспитанна, у нее были большие голубые, ласковые и кокетливые глаза».

Идалия и Наталья Николаевна были приятельницами. Их отношения поддерживал и Пушкин. Когда осенью 1833 года он жил в Болдино, в одном из писем Наталья Николаевна передала ему поцелуй от Идалии. В ответе просил: "Полетике скажите, что за ее поцелуем явлюсь лично, а что де по почте не принимаю".

Привыкшая всем нравиться, Идалия не терпела отказов ни в чем, а тем более холодного отношения и шуток, от кого бы они не исходили. Александр Сергеевич любил пошутить.

В частности, П.И.Бартенев писал, как однажды чета Пушкиных ехала в карете вместе с Идалией. Поэт сидел напротив и «позволил себе схватить ее (Идалию) за ногу. Нат. Ник. пришла в ужас, и потом по ее настоянию Пушкин просил у нее прощения…, – и далее, – есть повод думать, что Пушкин, зная свойства Идалии, оскорблял ее, и она, из мести, была сочинительницей анонимных писем, из-за которых произошел поединок".

Княгиня В.Ф.Вяземская считала: «…Пушкин не внимал сердечным излияниям невзрачной Идалии Григорьевны…».

Не отрицают и то, что поводом ненависти к поэту была шутливая запись его в альбом Полетики. «Стих Пушкина был до того лучезарен, что казалось, брильянты сыпались по золоту, и каждый привет так ярок и ценен, как дивное ожерелье, нанизанное самою Харитою в угоду красавицы. Все в нем было блестяще, но дата поставлена Днем смеха, первого апреля, хотя месяц подходил к концу. Кто-то из присутствующих в салоне обратил внимание на дату и указал хозяйке и она …вдруг вся вспыхнула, на лице выступили пятна, глаза сверкнули, и альбом полетел в другую комнату».

Наталья Николаевна и Идалия Григорьевна были одного возраста, но кардинально противоположными по многим взглядам, и особенно в вопросах морали, чести и любви. Насколько первая была неискушенной в этих вопросах, настолько вторая опережала ее.

Полетика выстроила треугольник, одним углом которого был её возлюбленный П.П.Ланской, другим – обожаемый Жорж Дантес, а в третий угол, угол мщения, поместила Александра Сергеевича. Исполнителем интриги стал Дантес, который после женитьбы на Екатерине Гончаровой не оставлял любовных домогательств по отношению к Наталье Николаевне, вызвавшие всеобщее любопытство, пересуды и сплетни. Свет любил подобное. Пушкин в категоричной форме требовал от жены прекратить принимать у себя в доме Дантеса и при встречах быть с ним холодной.

Преследовал замужнюю женщину и барон Геккерен. При удобном случае он настаивал, чтобы Наталья Николаевна ответила на любовь Жоржа, но получил от неё резкий ответ: «Допустим даже, что мое увлечение вашим сыном так велико, что, отуманенная им, я могла бы изменить священному долгу; но вы упустили из виду: я – мать. У меня четверо маленьких детей. Покинув их в угоду преступной страсти, я стала бы в собственных глазах самою презренною из женщин. Между нами все сказано, и я требую, чтобы вы меня оставили в покое».