Александра быстро села на диван.

– Почему я, Света? – в полной растерянности спросила она. – Я уже не работаю почти два месяца, вы, наверное, не знаете…

– Про то, что вы не работаете, я знаю, – сказала Света деликатно. – Но сейчас дело не в том, работаете вы или нет. У нас просто физически некому этим заняться. Творческую группу расформировали сразу же, как только Быстров и Вешнепольский пропали. Я осталась фактически одна. Но я совсем не умею «делать политику». А вы пишете, насколько мне известно, очень похоже на Вешнепольского.

– Еще бы не похоже! – пробормотала Александра. – Конечно, похоже. Он же меня когда-то учил…

– Ну тем более! – с энтузиазмом воскликнула Света. – Конечно, это будет оплачено, и режиссер с вами будет работать.

– Я не знаю, – пробормотала Александра, опасаясь, что Ваниному редактору известны не все душераздирающие подробности ее биографии, а подводить человека под монастырь ей не хотелось.

– Это не имеет никакого отношения к Вике Терехиной, – жестко сказала вдруг Света. – И не будет иметь. Мы решили, что лучше всего сделаете эту работу вы. Вы дружили с Ваней, вы знаете его стиль, вы очень профессиональный корреспондент, и этого вполне достаточно.

– Я боюсь, что у вас будут неприятности, – призналась Александра.

– Не будут, – заверила ее Света. – Давайте встретимся послезавтра часов в двенадцать в пресс-баре. Я вас в лицо помню, а вы меня?

– Нет, – улыбнулась Александра.

– Ну, вот и славно, – заключила Света. – Пропуск-то вы хоть не сдали?

Филипп пребывал в ванной. Эта ежевечерняя и очень простая процедура почему-то занимала у него чудовищное количество времени, и свет за собой он никогда не гасил, так что, живи он в коммуналке, его в скором времени постигла бы участь Васисуалия Лоханкина, думала Александра. Пока он, как енот-полоскун, лил воду в ванной, у Александры было «личное время», единственное время за вечер, когда она чувствовала себя относительно спокойно – как смертник, которому в очередной раз отложили исполнение приговора.

Нервы – так говорила она себе.

Все дело в этих проклятущих нервах и еще в сильнейшем стрессе, который ей пришлось пережить, так формулировал ее состояние нанятый Ладкой психолог, навещавший ее первое время после катастрофы.

Через полчаса Филипп Бовэ выйдет из ванной, придет в спальню и упадет животом поперек дивана, нисколько не стесняясь своей наготы. Его кожа в скудном свете торшера всегда сияла просто неприличным здоровьем и не менее неприличным альпийским загаром. И вообще весь он был очень… приятный: широкий, плечистый, вкусно пахнущий. Пожалуй, даже нелепая прическа идеально ему подходила. Александра еще не встречала мужчин, которым бы шли длинные волосы, а Филиппа невозможно было представить с короткими. Конечно, он ниже ее ростом, но в постели это не имело никакого значения, а выходить с ним она никуда не собиралась.

Каждый вечер повторялось одно и то же.

С ужасом парализованного, оказавшегося на рельсах и уже заслышавшего приближение поезда, она ждала минуты, когда оттягивать неизбежное будет уже невозможно и придется гасить свет, крепко-накрепко зажмуривать глаза и ждать этого первого, самого страшного прикосновения…

Не зря она ничего не могла рассказывать Ладке, хотя в былые времена на «партсобраниях» обсуждалось все, и с самыми мельчайшими подробностями.

Как же она его боялась!

Его неизменной и, как представлялось Александре, холодной вежливости, его телефонных звонков, его акцента, его бритвенных принадлежностей в ванной, его записных книжек, которые она не смела взять в руки и переложить. Ей казалось, что если уж Андрей, которого она любила, не смог ее вынести, то этого абсолютно чужого человека она должна постоянно раздражать.

Почему-то он благодарил ее за ужин. Почему? Может, он смеется над ней?

Александра старательно выискивала истинную причину его благодарности и вежливости по отношению к ней и никак не могла ее найти. На первый взгляд все – лучше некуда, просто образцово-показательный брак. Но… деньги? Зачем он предложил ей деньги? Чтобы потом упрекнуть в том, что она живет на чужой счет? Или обвинить в воровстве? Все возможно. Александра в этом уже убедилась. Ведь уволили же ее с работы «за хулиганство». А зачем он предупреждает ее, когда задерживается? Боится застать у нее другого мужчину?

Но это уже настоящая паранойя. И самое грустное – Александра прекрасно сознавала, что это паранойя, однако ничего не могла с собой поделать.

Хуже всего то, что ей нравилось спать с ним. Понравилось с самого начала и с тех пор нравилось все больше и больше. Это было совсем не так, как с Андреем, которому она «вверила себя» на всю оставшуюся жизнь и должна была быть довольна всем, что бы он ни делал. С Филиппом все было проще, ярче, естественнее.

Как будто он брал ее с собой в волшебную страну, окруженную Великой пустыней и Кругосветными горами. В этой стране не было никого, кроме них двоих, не было проблем, не было неразрешимых вопросов и чудовищных ответов. В этой волшебной стране она была… нужна. Там она оправдывала любые, даже самые смелые ожидания, там она была свободна, легкомысленна и ни за что не отвечала. За все отвечал Филипп.

К этой стране было очень легко привыкнуть, и поэтому Александра всякий раз боялась предлагаемого путешествия. А вдруг в следующий раз он не захочет взять ее с собой? Или она ему наскучит? И что будет с ней потом, когда он уедет, если она к тому времени приживется в волшебной стране настолько, что не сможет без нее обойтись?

Скорее всего он сам не придавал никакого значения их отношениям и был бы очень удивлен, если бы узнал, какие нагромождения Александра возвела вокруг такой простой житейской вещи, как секс.

Вода в ванной перестала течь, и Александра, повыше натянув одеяло, заставила себя думать о другом.

Звонок Светы Морозовой разрушил хрупкое равновесие, которое она так старательно выверяла в последние недели.

Неужели она сможет вернуться на работу, хотя бы временно? Неужели кто-то вспомнил о ней, когда понадобилось доделать Ванин фильм? А вдруг сложится так, что она и дальше будет заниматься любимым делом?

Александра снова и снова вспоминала телефонный разговор, старательно ища подвох, и не находила его. Вроде бы его и не было.

Правда, что-то смутно тревожило ее, какая-то мысль билась в подсознании, но она никак не могла ухватить ее. Раньше, когда был Андрюха, можно было бы посоветоваться с ним, а сейчас советоваться не с кем. Ладка, конечно, скажет «вперед и с песней», ей все равно, лишь бы деньги платили, Маша в их работе ничего не понимает.

В глубине души Александра знала, что согласится. Вдруг это и есть тот шанс, которого она ждала, о котором грезила по ночам, страстно мечтая совершить что-нибудь невиданное, огромное, потрясающее воображение! Не упускать же такую возможность, хотя то неуловимо тревожное, что было в разговоре, по-прежнему смущало ее. Может, все дело в расходившихся нервах?

Скорее всего так.

И все же она продолжала сосредоточенно перебирать все детали разговора, и, когда Филипп вышел из ванной и упал животом на одеяло, она пристально смотрела в стену, и лицо у нее было бледным от напряжения.

Филипп с трудом втиснул свою побитую во всех империалистических войнах «девятку» в крошечный кусочек свободного пространства у какого-то ярко освещенного магазина. В магазин и из магазина валом валил народ, и это позволяло надеяться, что здесь можно купить все необходимое, не тратя время на бесконечные заезды в муниципальные булочные и молочные.

Внутри магазин был вполне европейским. Из дивной красоты витрин лился неземной матовый свет. Сыры были круглыми и желтыми, как и полагается сырам, куски мяса – сочными и аппетитными, фрукты – жизнерадостными и глянцевыми, как на рекламной картинке. Пирожные в легкомысленных кружевных салфеточках хотелось немедленно съесть, а потом еще облизать пальцы.