– Этого фильма нет и никогда не было, Андрюша, – сказал Цветков ласково. – Ты его сделаешь и поставишь в эфир. Ну? Понял, что ли?

Вешнепольского убрали, чтобы его именем подготовить небольшой общенациональный скандал. Результатом его должна была стать громкая отставка очень популярного в народе вице-премьера по делам национальностей. А уж дальше, после отставки, либо Матросская Тишина, либо место посла в теплой стране с берущим за душу названием «Тринидад и Тобаго». В «верхах» еще окончательно не решили.

Очевидно, Вешнепольский отказался копать под вице-премьера, молодого энергичного мужика, с которым, по слухам, дружил, а может, ему и не предлагали. Вице-премьер, активно занимавшийся миротворчеством, с разгону почти что затушил тлеющий в течение многих лет военный пожар. И просчитался.

Окончание войны вовсе не входило в планы экспортеров и импортеров оружия и марихуаны.

Все войны в истории человечества – может, за исключением тех, что велись за теплую и сухую пещеру, – приносили баснословные доходы тем, кто умел на них зарабатывать. В разные эпохи они велись под разными лозунгами – то крест, необходимый, чтобы обратить неверных в истинную Христову веру, то изгнание самозванцев, то чистота арийской расы… Война, пожалуй, самый доходный бизнес, куда там наркотикам и нефти…

Резвый вице-премьер, искренне считавший, что войну можно и нужно остановить, встал кому-то поперек горла. Еще одно усилие – и процесс было бы не остановить. «Процесс пошел» бы, как говаривал самый первый президент одной шестой части суши. Поэтому следовало быстро и ловко подготовить общественное мнение к отставке вице-премьера, а уж дальше – перечисленные выше варианты. По усмотрению «верхов». Вешнепольскому доверяло процентов семьдесят россиян. Вице-премьера он наверняка не стал бы топить, а, наоборот, бросился бы спасать, и неизвестно, что бы из этого вышло.

Вешнепольского убрали, компромат на вице-премьера приготовили, выбрали время и человека, который всю эту чернуху бухнет в эфир.

За утопление вице-премьера в эфире полагались такие деньги, какие Андрею Победоносцеву не могли и присниться. Деньги переводились прямиком на счет в швейцарском банке. Все солидно, как у больших.

– Ну теперь-то понял? – спросил Цветков со страдающей миной. Называть вещи своими именами ему было непривычно и неприятно. «Господи, навязали на мою голову еще и этого козла, – тоскливо думал продюсер общественно-политического вещания. – Цацкайся теперь с ним, разобъясняй очевидное, бери грех на душу…»

Бледный до зелени Андрей Победоносцев раздражал Цветкова.

«Думал небось, деньги тут просто так на всех сыплются, – распаляя себя, молча скрежетал продюсер. – Думал, к Вике в кроватку прыгнул, и все дела. Нет, дорогой, давай поработай продажной шлюхой, которую за деньги всякий купить может, ты же не Ванька Вешнепольский, ты же хлипкая, скользкая гусеница. Вон потный весь. Наверное, в сортир захотелось».

– Андрей, я понимаю, конечно, что все это для тебя несколько… неожиданно, – продолжал Цветков сердечно. – Но такова жизнь и таков мир, в котором мы живем. А ты теперь человек свой, доверенный. И поверь мне, старому и опытному волку, это немало. Со всеми подряд я, естественно, такие вопросы не обсуждаю. Материалы, из которых ты слепишь фильм про вице-премьера, я тебе поближе к делу покажу. Сейчас у меня их просто нет, – зачем-то соврал он – все давно было готово. – Нужно только сделать так, чтобы народ поверил, что это действительно фильм Вешнепольского. Ну, текст там, и все такое. Кто-нибудь из твоих гавриков напишет?

– Надо подумать, – постепенно выходя из транса, сказал Андрей. – Надо подумать хорошенько…

– Ну, подумай, подумай, – разрешил Цветков, испытывая жгучее желание швырнуть в своего собеседника чашкой с остывшим кофе. – Созвонимся тогда…

Андрей не сразу понял, что его выставляют. А когда понял, обрадовался чуть не до слез.

– Вике привет, – сказал Цветков ему в спину.

Победоносцев оглянулся. Илья сидел в кресле, по-прежнему развалясь, и в глазах у него была непонятная чернота. А в вальяжной позе привиделась Андрею расслабленность только что пообедавшей кобры.

«Это он меня схавал, – с опозданием понял он. – Ам – и нет меня…»

– Спасибо, – поблагодарил Андрей. – Обязательно передам.

– И скажи, что мы нормально поговорили, – все еще не выпуская жертву из своих когтей, добавил Цветков, наслаждаясь видом трясущегося лица, несколько минут назад еще очень даже гладкого и самодовольного. – А то она волновалась. Хотя я сам буду ей звонить, так что…

И он махнул рукой, отпуская Андрея на волю.

– Почему ты орешь как бешеный, я не понимаю! – Вика осторожно накладывала краску на дивной красоты ресницы. Время от времени она опускала руку с изящно изогнутой щеточкой и вглядывалась в свое отражение, становившееся с каждой минутой все совершеннее и совершеннее. Андрей метался по спальне, время от времени возникая и пропадая в зеркале, перед которым сидела Вика. – Чего ты так испугался, дурочка?

Андрей заскрежетал зубами.

Дурочка! Это невыносимо.

– Ты же все заранее знала! – заревел он. – И не предупредила! И не спросила у меня, хочу ли я ввязываться во все это дерьмо! Ведь сейчас я уже не могу отказаться!

– Не можешь, – с удовольствием подтвердила Вика, завинчивая тоненькую трубочку с тушью: очевидно, совершенство наконец-то было достигнуто. – А зачем тебе отказываться? Илюха сказал, сколько бабок за это положено?

– Я жить хочу, – почти застонал Андрей Победоносцев. – На эти бабки, конечно, можно устроить грандиозные похороны, но я-то хочу еще пожить!

– Поживе-ешь! – пообещала Вика. – Поживешь, мой зайчик. Кому ты нужен? Ты же не Ванька, которого все боялись, правда? Или в Набережных Челнах все до сих пор думают, что политику на Первом канале делают чистые душой работники пера и телекамеры?

Андрей вдруг перестал метаться и замер, во все глаза глядя на Вику.

– Набережные Челны-то тут при чем? – спросил он хрипло.

– При том, – ответила Вика, осматривая себя в зеркале. Осторожным пальчиком она нежно провела по своей щеке. – Тебе обратно захотелось, подальше от тягот московской жизни? Поздно, дурочка ты моя… ты же еще утром хотел карьеру делать. Или передумал?

Андрей молчал. Вика подула на пальчик и повернулась к нему:

– Привыкай, мой милый, нас с тобой ждут большие дела. Что Вешнепольский? Вешнепольский – это только начало. А поначалу всегда страшно. Ты еще выйдешь не только в генеральные продюсеры, но и в председатели совета директоров, Андрюша. С моей помощью, разумеется. И никто тебя не убьет. Этот вице-премьер – из молодых, да ранний – за своей спиной никого особенно не имеет, так что успокойся, пожалуйста. А как, ты думал, делаются деньги на политическом телевидении? Только так. Тебе кого-то «заказывают», ты его топишь и получаешь свои проценты. Даже не обязательно знать от кого. Зато как приятно – того сняли, этого убрали, а ты смотришь и знаешь, что твоими руками все сделано…

Андрей схватился за голову и тут же опустил руки: Вика смотрела на него очень внимательно, как только что на кисточку для ресниц.

– И не надо меня разочаровывать, Победоносцев, – проговорила она неожиданно жестко. – Мы еще только начинаем. Я понимаю, конечно, ты со своей коровой привык мочалку жевать да голодными глазами на чужие «Мерседесы» пялиться. Отвыкай. Если хочешь чего-нибудь добиться, действовать надо! Знаешь, как мне трудно было своих убедить, что ты все сделаешь в лучшем виде? А не убедила бы – и денежки мимо носа тю-тю… Понял, зайчик?

– Значит, все это – ты, – пробормотал Андрей – скорее для себя, чем для Вики.

– Конечно, я, а кто же еще? – подтвердила Вика, снова принимаясь изучать себя в зеркале. – Ты – милый, симпатичный, удачливый журналистик. Журналюшка. Журналюнчик. Пора тебе на большую дорогу, иначе зачем мне все это? Ведущий пошлых «Новостей» в качестве постоянного мужа мне не подходит. Я могла бы иметь их два десятка. Так что – служи! Отрабатывай. А чтоб не трусил попервости, я тебе говорю точно – Вешнепольский пропал навсегда. Поиски его, как обычно, спустят на тормозах. Из окружения Глебова – так звали незадачливого вице-премьера – тебе никто угрожать не посмеет. Если будут какие-то накладки: в суд, например, какой-нибудь придурок подаст или еще что-нибудь, – тебя прикроют. А потом научишься так работать, чтобы никому ничего и в голову не приходило. Одевайся, милый, мы опоздаем…