Он родился и не кричал. Часть его уже шла вдоль стены, поднялась к плафону в дальнем углу, а другая часть лежала на родильном столе. Первая часть оглядывалась и с надеждой смотрела на суетившихся людей. Вот все уставились в ожидании на него лежащего. Они говорили хором:
- Прочистила дыхательные пути.
- Реанимацию...
- Биокамеру готовьте.
- Шлёпни его, Пётр Ильич, шлёпни.
- Да шлёпнул уже...
Они все продолжали что-то делать. А пожилая акушерка вдруг ткнула легонько младенца костяшкой пальца в лоб, дунула в нос и шепнула:
- Дыши, дурачок.
Тот, который уже растёкся по плафону облачком, подсобрался. Настороженно прислушался, как если бы в доме, куда его не пускали, приоткрылась дверь от сквозняка.
И пошёл назад...
Тот, который сидел тогда на плафоне, тоже звался Никитосом, тоже Ефимовым. И вечно он знал чуть больше, будто побывал там, впереди. Ефимов злился на это его насмешливое:
- Лучше не лезь, она тебе не по зубам.
Или:
- Ну ты не видел, как он двести раз от пола на кулаках делает, уходи, лавируй...
Будто он брат близнец, просто родился вперёд и был теперь сам по себе.
"А на самом деле его нет ведь, - злился Ефимов и огрызался раздражённо: - Сам и лавируй!"
Но никто не лавировал, не откликался.
"Может, я уже сам с собой разговариваю", - думал Ефимов.
И смотрел на одноклассницу Машу Ляпину. Она повернулась к нему и говорила про вчерашний фильм.
Они встретились случайно возле метро и пошли через парк. Ефимов думал, что слопал бы сейчас что-нибудь, Маша собиралась позвонить подруге. Голос раздался вдруг, прямо во время этого "слопать бы сейчас что-нибудь":
- За Машкой смотри, из-за угла Тойота идёт... Молодца...
Тойота выскочила как раз тогда, когда Ляпина выдернула рукав своей куртки из рук дёрнувшего её на себя Никиты:
- С ума сошёл?! Чуть не оторвал!
Провизжала тормозами серая Тойота, въехала на тротуар, зацепив светофор и рекламный столб. Когда раздался скрип тормозов и удар по столбу, Маша растерянно замолчала, посмотрела на Ефимова. Потом весь вечер таинственно улыбалась и шла притихшая, благодарно спрятав руку в его руке. С Машей они быстро расстались, через две недели.
Но помнилось это "молодца" и злило.
"Да кто ты такой?!" - возмущался Ефимов.
"Я - ты".
"Я сам!"
"А если я сам?"
"Попробуй", - Ефимов подумал это тихо, как если бы сказал сквозь зубы.
Тот, другой, замолчал, но всё время был здесь. И Ефимов ругался с ним, вёл монологи. Монологи оставались монологами, то злыми, то унылыми, но тот, другой, не отвечал.
Сейчас он ехал рядом, тоже на коне, тоже по дороге вдоль городского парка, ехал и молчал. Машины, троллейбусы тянулись и тянулись. Только вот слон шёл очень медленно.
- Слонам запрещён въезд на главную дорогу, какого чёрта! - прокричал водитель автобуса впереди, он кое-как объехал процессию.
- Нигде не записано! - крикнул в ответ погонщик и долбанул со всей силы слона палкой с колючкой на конце.
"Да зачем же, такая зверюга славная, замечательный слон", - возмущённо дёрнулся Ефимов. А погонщик опять огрел слона палкой.
- Чёрт, - прошипел Ефимов и пришпорил коня.
Конь помчался мимо машин, фургонов, повозок. Словно ветер. В ушах свистело, или это сигнализация... Рядом не отставал тот, который перестал отвечать. "Это он... он специально мне слона подсунул... чёрт бы тебя побрал!"
Но Ефимов уже не мог остановиться и не хотел. Он видел только слона и колючку. Обошёл повозку с кричащим господином в клетчатой кепке, жокея в гоночной тележке, фургон с табличкой "Ежи", фургон с табличкой "Медведи". Все сигналили. Вот уже и нога огромного серого зверя рядом, ещё одна. "Нет... только не наверх... мне не взобраться никогда в жизни", - подумал Ефимов, цепляясь за хобот.
Опять мелькнула палка с колючкой на конце. Ефимов перехватил и долбанул ею со всей силы по ноге погонщика. Погонщик крикнул что-то сверху, махнул кулаком Ефимову.
А Ефимов не слушал. Он только держался за хобот, что было силы, и бормотал слону:
- Не маши головой, мой хороший, не маши ты так, паразит, ну чего размахался... лучше посади меня обратно... инструктор убьёт, если я своего росинанта потеряю...
Вскоре загорелся красный свет, все встали. Слон посадил Ефимова на коня, загорелся зелёный.
И слон свернул с главной дороги. Он пошёл направо, а остальные налево. "Наверное, цирк в город приехал", - вспоминал слона с улыбкой Ефимов. И точно, через пару кварталов встретилась афиша "Цирк приехал! Слоны и дрессированные ежи и медведи!.."
А Ефимов тем временем наломал дров, как возмущалась и тихо говорила мама по телефону своей лучшей подруге:
