Мама видела это и плакала, понимая, что скоро мы расстанемся с ней.
- Когда-нибудь этот день наступит, сынок, и обещай, что будешь вспоминать обо мне иногда...
Она была права, и вскоре мангровое детство моё закончилось...
Удаляясь всё дальше от родного дома, пробыв в пути всего лишь две луны и два солнца, я показался себе бродягой, едва почуяв ослабевший поводок привязанностей и дрожь в конечностях от этого за одну меру пути отсюда.
Покинув ареал матери, я оказался в незнакомых местах. Здесь деревья были деревьями, лишь иногда было заметно, как какое-нибудь из них вздыхало, треща стволом и распугивая обитателей, притаившихся в его кроне.
Люди-птицы перепархивали с ветки на ветку. Их крылья мелькали яркими бликами в полусумраке леса, наполняя его жизнью.
Когда я понял, что кто-то скользит рядом, следуя вот уже несколько мер времени за мной?
Не знаю. Но когда я увидел её, понял, что не видел ещё ничего прекраснее. Это гладкое тело мелькало в ветвях, незаметно, словно случайно касалось иногда меня, и странный, словно затаенный смех слышался издалека. Иногда лицо девушки мерещилось мне в бликах солнца, прыгающих по листве, я летел к нему и оказывался перед зевающей во весь рот пальмой, изо всех сил, вытаращив глаза, тормозил и неизменно расплющивался об её шершавый ствол.
В одно мгновение я догнал было уже её. Пряди волос отвёл от смеющегося лица. Глаза цвета янтаря из мангровых заводей с крапинкой возле зрачка в правом с усмешкой взглянули на меня...
Но шорох чужих шагов спугнул её. Спустя мгновение девушка-лиана растворилась в листве.
И тогда я увидел в первый раз Жреца.
Мелок, двуног, двурук, прямоходящ, короткий морщинистый хобот подрагивал в такт сиплому дыханию. Круглые глаза долго сверлили пространство, занятое мной. Вспышка света и бормотание. Неизвестный язык и снова вспышка света. Беззвучный выстрел хлопком донёс до меня незнакомое чувство ошейника и порядкового номера на ноге.
И Жрец пошёл дальше.
Вцепившись обеими руками в ошейник, я отчаянно пытался снять его, но лишь сбил в кровь пальцы и разодрал кожу на шее.
- Оставь пустое, - раздался голос, и я вздрогнул, - Жрецы считают нас и заносят в Красную книгу. Ошейник поможет найти тебя, если ты совершишь проступок.
Человек-лиана говорил и двигался мимо меня одновременно, позволив мне следовать за ним. Я же, затаив дыхание, каким-то шестым уровнем понимая, что нашёл отца, слушал. И спрашивал:
- Почему Жрецы не похожи ни на кого из нас?
- Почему все непременно должны быть на кого-то похожи? - рассмеялся отец. - Ты думаешь, как Жрец. Это они выискивают отличных от других и заносят их в книгу, запрещая им размножаться. Говоря, что прекращают тем самым появление таких случайностей, как ты...
- Разве когда-то было по-другому?
- Когда прежние люди, звери, птицы, растения погибли вместе со Старым Миром, в тот момент их мельчайшие меры и абрисы перемешались в последнем огне... И появились такие, как мы.
- Но Жрецы?! - опять воскликнул я.
- Говорят, они выжили в том огне...
В этот день я встретил двух самых важных людей в своей жизни. Отец долго расспрашивал меня о матери, о том, что она говорила о нём, смеялся и называл меня мангровой орхидеей.
- Но почему орхидея?! - кричал возмущённо я.
- А ты посмотри на свою кожу, - отвечал он.
И правда, я не замечал этого раньше, но кожа моя была цвета мангровых орхидей, эти медного окраса твари жили в мангровых заводях, такого цвета была кожа моей матери...
Мясо крысо-зайца вкусно, обвалянное в зернах перечного ореха, запеченное на тонком пруте на горячих камнях возле Святилища. Сюда идёт каждый мало-мальски понимающий толк в пище. Это раньше я мог ухватить горсть слоников-водомерок и проглотить их в один присест, запив водой.
Однако время набило меня знаниями, нужными и ненужными, как плодовую сумку бешеного огурца, который готов выстрелить в каждого, кто затронет его в его убежище. Бешеный огурец - славный парень, и мы часто охотимся с ним вместе. Но сейчас он готовится стать матерью, такова его двуликая природа. И ему не до меня.
И я перевернул мясо. Оно было уже почти готово, когда в привычное время между заходом солнца и появлением луны, послышалось знакомое сиплое дыхание.
Жрецы. Они всегда в это время проходят здесь к своему святилищу. И я жду их. Мясо крысо-зайца для них. И эти банановые груши тоже. Они всегда охотно забирают нашу еду. И в обмен отдают древние книги.
Но мне давно надоели их знания. И они отдавали мне тех, кого приготовили в жертву Огню. Позволяя мне освободить несчастных, чтобы самим потом вновь пуститься по нашим землям на поиски новых жертв.
Но сегодня я здесь не за этим.
Я приготовил им себя.
Потому что ту, у которой глаза цвета янтаря мангровых заводей с черной крапинкой возле зрачка в правом, они мне не отдадут за порцию жареного крысо-зайца. Потому что им этого мало за две мутанговые души - её и моего ребенка, что она носит под сердцем...
Да, мы живём в таком мире. Может быть, тот, Старый Мир был много лучше нашего, нам же достался лишь этот. Но всё когда-нибудь кончается и кончается только затем, чтобы дать дорогу чему-то новому.