Как чувствует себя всеми брошенный, покинутый человек? Наверное, как я! И дело не в депрессии. Не в дождливой погоде, с огромным серым «пластом» над головой, который изредка, но «разрывается» раскатами грома. А после и яркими бело-желтыми полосами света.
Во-первых, я не в депрессии. А во-вторых, это чушь из тупых и сопливых романов!
Никакого дождя нет, и не было! Да даже, если бы и был. Да какая, вообще, разница? Важно лишь то, что на душе д*рьмово. Вот и все!
Слева от меня проносится красная глянцевая машина. Весело гудя и «разрывая», своей музыкой, мои барабанные перепонки, нещадно давящие на мозг. Следом, еще одна белая глянцевая и еще одна черная матовая машины. Целый цветной караван, из пяти, а то и десяти машин, пролетает мимо меня, с кучей ярких шаров и блестящих атласных лент. С веселыми криками и визгами, из открытых окон, повисших в воздухе, высушенном раскаленным солнцем.
Свадьба!
Счастье, радость и… любовь?
Выпивка, не затыкающиеся дети, смеющиеся до хрипоты и… рождение потаенных мыслей, о само или просто убийстве?
Только я могу рассуждать о таком событии и с такими удручающими мыслями! Да и какая разница?! Никто ведь не услышит. Даже, если я мысленно расчленю кого-нибудь. Меня не привлекут к ответственности. Какой-либо! Не на деле же и теле. В этом, вся прелесть невербального общения. Аудиенция с самим собой! Почему бы и не поговорить с хорошим человеком? Просто, так получилось. Так вышло, что больше и не с кем!
И снова мы упираемся в стену, от которой я и начала танцевать, повествуя о «покинутом и брошенном человеке». Нет, у меня никто не умер и не умирает. И умирать не собирается! Ну, пока, во всяком случае. Хоть и жаль! Глядишь и легче жить бы стало. Не сразу, правда, но впоследствии! «Время лечит» и… В таком духе! Меньше народу, больше кислороду?
По крайней мере, я не вышагивала бы сейчас, под нещадно палящим солнцем, во всем черном. Начиная свободным топом, аля «порезанная и отрезанная, до живота, футболка». Продолжая черными джинсами. И заканчивая черной спортивной кофтой, с капюшоном, прячущим меня от солнечных лучей. Вместе с тем и притягивая их, еще больше, к себе. Но и не «выжигая», до рыжего, мои темно-каштановые короткие волосы, длиной до плеча. И не стаптывала бы, еще больше, порядком уже заношенные, черные кеды. А сидела бы дома и пила какао, «убиваясь» музыкой или фильмами. Сериалом! Мило! До одури, просто…
Подняв темно-карие глаза, на белую кирпичную пятиэтажку, я чуть прищурилась. И свела веки, с черными длинными ресницами, друг к другу. Сдвинув широкие черные брови, на высоком смуглом лбу, к переносице. Небольшой острый нос дернулся, как и уголки светло-бежевых губ, в какой-то своей радостной неприязни. «Дичайший микс» и странное «сочетания несочетаемого», как в «доброй грусти» и «злой радости»! А округлый подбородок подлетел под нижнюю губу, пряча «тупые» скулы под покрасневшими, от жары, щеками.
Грузно вздохнув, я направилась к его подъезду. Благо, черной железной двери, обитой темно-коричневыми досками, уже нет. И проникнуть внутрь не составляет труда. Хоть и странно! Пару дней назад, она была. Теперь же, даже черных металлических петель, нет. Двери, будто выдрали или выбили. Жуть! Все-таки, СМИ врут про застой в науке. Ребята мыслят шире! И вместо того, чтобы изобрести, наконец, лекарство от рака, штампуют «Халков». Иначе, никак нельзя объяснить эту хрень! Просто, трудно представить. Мне, как совершеннолетнему человеку, такого же или чуть старше, человека. Может и не в здравом уме и трезвой памяти. Но человека, который смог бы выбить эти железные створки! Прямо, блокбастер в экранизации: «Основано на реальных событиях! Ищите и смотрите на всех домах вашей страны!».
Преодолев пролеты серых бетонных лестниц бело-серого подъезда, перескакивая через одну, а там и две ступеньки. Я коснулась темно-коричневой железной ручки, черной железной входной двери, обтянутой темно-бордовой тканью.
Глубокий вдох, не менее глубокий выдох… И вот он, долгожданный скрип, а после и мощный порыв ветра. Кто-то здесь мечтает простудиться!
Прошмыгнув внутрь темной квартиры, я тихонько прикрыла дверь и поздоровалась с ее жильцами. Ответом – стала тишина. Что ж, значит я по адресу! Отведенное мне, время одиночества, начало свой отсчет.
Бросив не понадобившуюся связку серых металлических ключей. На таком же сером металлическом кольце. На светло-коричневую деревянную тумбу-обувницу. С кучей непонятных темных предметов. Вроде, горелых черных спичек и черных коробков от них. С сожженными белыми листами бумаги. Я поморщилась.
Добро пожаловать в наркопритон!
Надеюсь, не наткнусь на шприцы с какой-нибудь гадостью. Хотелось бы уйти отсюда чистой, если не во внешнем плане, то хотя бы во внутреннем. Даже, если я не хочу, и не собираюсь, рожать, нужно хотя бы постараться и воплотить свою мечту в жизнь – прожить до сорока лет. Без всякой такой штуки, в виде ВИЧ и СПИД.
Не размениваясь на такую вещь, как снятие верхней одежды и обуви, я сразу же направилась в комнату. Ноги еще помнили путь! По светло-бежевым закоулкам, от самой прихожей, по коричневому линолеуму и под белым плиточным потолком.
Как же давно я здесь не была! Будто, сто лет прошло, а все так же, как я помню. За исключением потрепанной, бежево-коричневой деревянной мебели и содранных обоев. Вместе с белой побелкой и штукатуркой. И разбитых окон, в белых, побитых и раскрошенных, деревянных рамах.
Понятно, почему сквозняк!
Бросая квартиру на попечение риелторам, нужно понимать, что за время отсутствия хозяев, она может превратиться в халупу. Или притон, для каких-нибудь бомжей, алкоголиков и прочей шушеры. Я не против этого! Пусть, живут и «убиваются». Каждый живет и умирает, как хочет и расплачивается за это сам! Мне же, до лампочки. Просто ужасно видеть, хоть и старое и уже отжившее, но родное жилье, в таком виде!
Были б лишние деньги, сделала б музей! «Музей воспоминаний»: звучит красиво.
Девятнадцать лет быть здесь, это вам не просто так. Эти стены видели и слышали столько, что и перечислять замаешься. А если верить рассказам мамы, что они переехали сюда, еще задолго до планов на меня, то и больше! Ну и пусть. Зато, мои пересеченные «совершеннолетние», прошли все здесь и я ни о чем не жалею. Более-менее радостные и счастливые, девятнадцать лет жизни.
Боже! Только в такие моменты понимаешь, насколько быстротечно время. Вроде бы, только вчера сидела в том правом, дальнем светло-зеленом углу. За большим, черным монитором компьютера, с черным металлическим системником, расположенным под светло-коричневым, деревянным столом. Стоящим, в свою очередь, на темно-зеленом ковре, с мелким ворсом. С белой мышкой на нем, белыми колонками и со встроенной полкой, под белую клавиатуру.
«Зарабатывала себе геморрой», как говорила мама и «портила зрение своей ерундой», как вторила ей бабушка. Точнее, «писаниной» и «Филькиной грамотой»!
Чуть правее от них, стоял темно-серый большой телевизор. На светло-коричневой, деревянной тумбе, с зеркальными дверями. А рядом, в ближнем правом углу, стояло мое бежево-коричневое, деревянное раскладное кресло, на котором я сидела за рефератами и курсовыми. Тут же был и чуланчик, прикрытый темно-зеленой шторой.
Любимое место для посиделок в одиночестве!
Напротив, был мамин, бежево-коричневый, деревянный раскладной диван. А слева от него, располагался светло-коричневый, деревянный шкаф-купе, с раздвижными дверями и зеркалом во весь рост.
Теперь, ничего из этого нет. Нет, остались: чулан со шторой и кресло с диваном. Но это уже не то. Не то ощущение наполненности и уюта! Просто, разбросанные предметы интерьера. Не больше! И ветер, что отдается эхом, в пустых и одиноких, молчаливых до ужаса, трех комнатах.
Сморгнув непрошенные, предательские слезы, я прошла внутрь. И не тратясь на поиски коврика или еще чего-нибудь, чтобы можно было бы подстелить и сесть. Я упала на серый бетонный пол и вздохнула. Горячий ветер взлохматил небрежные, высушенные без фена, волны-кудри и полетел в другую комнату. Перед глазами закружились бело-серые пылинки. Оседая на меня и, валявшиеся по всему полу, белые перья из подушек. И куски побелки со штукатуркой, осыпавшиеся с потолка и стен. В смеси, с кусками серых картонных плит утеплителя, поверх белого кирпича стен. И куски его самого! Словно, выковырянные специально.
