– Кофе? – спросил Белов. – Да покрепче? Чтобы прочистить мозги?

– Кофе однозначно да, но я бы не отказался еще и пообедать. Мне нужно топливо. Иначе, после всего того, что вы мне рассказали, мой мозг объявит бессрочную забастовку. Где у вас можно поесть?

– Пойдемте. По пути к вашему отелю есть неплохое кафе. По дороге я вам расскажу, как погибла третья сотрудница фабрики “Ткани” – главный специалист Инна Моктионова.

– Итак, что же убило Инну Моктионову? – спросил Максим, когда они с Беловым вышли на улицу. – Может быть, воздух? Или, к примеру, книга? А может быть, ее убили цветы?

– Не угадали. Одну минуточку, – Белов загадочно улыбнулся, посмотрел налево, потом направо, и потянул Максима на противоположную сторону улицы Советская. – Инну Моктионову убила реклама.

– Неожиданно, – сказал Максим. – Но ожидаемо нелепо.

– Да уж. Я, кстати, не просто так пошел вместе с вами. Сейчас сами все увидите, уже совсем скоро. За тем зданием, это наш драмтеатр, все и произошло.

Завернув за угол драмтеатра, Белов подвел Максима к бетонному фонарному столбу.

– Три дня назад в обеденный перерыв Инна Моктионова шла по этому переулку к себе домой. Был обычный, погожий, безветренный день. Когда она поравнялась с этим столбом, сверху на нее упал рекламный щит, просто припечатав ее к земле. Мгновенно. Всмятку.

– И, если следовать логике абсурда всего того, что мы с вами видели в делах предыдущих жертв, проверка показала, что все крепления были в полном порядке? – Максим на всякий случай отошел от столба.

– Абсолютно верно. Щит держался на двух стальных трубах, способных выдержать еще с десяток таких рекламных щитов. Так вот, крепления на столбе и на самом щите не были повреждены совсем. Они так и остались в целости и сохранности, но вот сами трубы были словно перерезаны прямо посередине.

– Интересно, как и чем можно за мгновение перерезать стальные трубы? – наморщил лоб Максим, пытаясь хоть что-нибудь понять. – Я даже представить это не могу.

– Представить я вам помогу. Объяснить – нет. Представьте, что трубы были сделаны из сливочного масла, и их, р-р-раз, перерезали раскаленным ножом. Легко и мгновенно. Теперь представили?

– Теперь представил. Но… черт возьми, они же не из сливочного масла!

– Эксперты убеждали меня, что там, где сломались трубы, есть следы оплавления. Как будто кто-то огромный и невидимый, р-р-раз, и перерезал наши трубы точно в тот момент, когда под ними проходила Инна Моктионова. Перерезал чем-то, что прошло сквозь сталь, словно сквозь сливочное масло.

– Но это же невозможно? – в третий раз за сегодня то ли спросил, то ли предположил Максим.

– Невозможно, – в третий раз за день развел руками Белов. – Ну что, идемте обедать? Здесь недалеко.

– И кофе! Срочно большой стакан кофе! – сказал Максим. – Мой мозг начал плавиться от всего этого абсурда.

– Кстати, – невесело усмехнулся Белов. – Вы сейчас почти угадали смысл рекламы, которая была изображена на том щите, что прихлопнул Инну Моктионову. Там была реклама местной сетевой кофейни, рисунок стакана кофе и сэндвича, название кофейни “Блицкафе” и слоган: “Большой стакан кофе и сэндвич по цене такой-то. Заправься и взбодрись”. Как-то так.

– Это очень интересно, – сказал Максим. – Кофейная тема прослеживалась и в деле нашего Егора Никанорова. Сотрудница Егора, Надежда, рассказала мне, что он, будучи кофеманом, не способным прожить без кофе и получаса, после возвращения из Оренбурга перестал даже смотреть в сторону кофемашины. Словно его подменили. Этот факт, кстати, и явился основанием моей командировки в Оренбург. Да ладно, скажу, как есть. Я манипулировал этим фактом, чтобы выбить себе командировку в Оренбург. Я заинтриговал своего шефа, и он дал добро на мою командировку. На самом деле, я подозреваю, что Надежда немного приврала, нафантазировала. Знаете, есть такие люди, которые в беседе со следователями начинают преувеличивать и фантазировать. Им кажется, что, если они не расскажут что-то следователю, то сами попадут под подозрение. Вот и начинают сочинять.

– А на самом деле? – спросил Белов. – Вы с детства мечтали приехать в Оренбург, и вот подвернулась такая возможность?

– Городок, конечно, славный, но чтобы мечтать о нем с детства… Нет, извините, такого не было. На самом деле, мне просто нужно было уехать из Москвы на некоторое время. Семейные проблемы.

– Бывает, – понимающе покивал Белов.

– Но я и представить себе не мог, что в Оренбурге мне предстоит столкнуться с такими невероятными и интересными событиями, – сказал Максим.

– Было бы еще интереснее, – заметил Белов, – если бы мы хоть на один маленький шажок продвинулись в понимании того, что произошло в Оренбурге в последние дни. Хоть на полшажка.

***

“Сторож муниципального кладбища уже несколько раз прошел по хрустящей гравийной дорожке между третьим и четвертым рядами могил, наблюдая за мужчиной, застывшем у могильного камня, установленного здесь совсем недавно. Присев на край могилы, мужчина оставался неподвижным уже несколько часов. Мужчина сидел спиной к дорожке, и сторож был серьезно обеспокоен его состоянием, ведь на своем веку он был свидетелем стольких трагических случаев, когда у посетителей кладбища не выдерживало сердце.

Сторож еще пару раз прошел по дорожке, а потом, все-таки решившись, подошел к мужчине и тихо покашлял в кулак. Мужчина вздрогнул и обернулся. Его глаза были красные, а на лице были видны следы от слез.

– Уже закрываете? – спросил мужчина, быстро вытерев лицо ладонью. – Мне пора уходить?

– Не переживайте, если хотите, можете посидеть еще, – сказал сторож. – Только… я вот о чем подумал. Та, кто здесь лежит… что бы она сказала, если бы видела, как вы страдаете, сидя здесь на холоде столько времени, без воды и еды? Была бы она рада этому?

– О-о-о, я бы выслушал от нее столько нравоучений на этот счет, – улыбнулся мужчина, вероятно, представив себе эту картину. – О том, что я сижу на холодном камне, что не соблюдаю режим… Я был бы силой уведен домой, напоен имбирным чаем и накормлен мясным пирогом. Фирменным мясным пирогом, какой могла сделать только она, моя любимая доченька.

Сторож кивнул и промолчал, понимая, какую трагедию недавно испытал и продолжает испытывать этот мужчина. Ведь в мире нет ничего страшнее, чем стоять у могилы собственной дочери.

– Вы правы, – мужчина поднялся, посмотрел вверх, в звездное небо. – Возможно, она еще где-нибудь недалеко, видит меня, и переживает за меня. Наверное, мне нужно сделать то, что она сейчас настоятельно бы мне рекомендовала – поехать домой, принять горячий душ, поужинать и лечь спать.

– Вот и правильно. Вы молодец, – сторож протянул мужчине руку. – Александр.

– Серж, – мужчина пожал Александру руку. – И спасибо вам за ваше участие. Кстати, вы не знаете, кто принес эти цветы? Позавчера их не было.

Он показал на небольшой букетик ромашек у могильного камня.

– Молодая женщина, шатенка, довольно приятной внешности, принесла их вчера.