Каковы бы ни были общие невзгоды, вызванные паникой 1857 года, медицинское дорожное шоу Уильяма Эйвери Рокфеллера в тот год процветало, и ему некоторое время удавалось поддерживать и совмещать два брака. Весной 1856 года Билл вновь всплыл в Кливленде и поселился вместе с Джоном и Уильямом у миссис Вудин, подыскивая постоянный дом для своей семьи. Он уже время от времени жил у семьи Маргарет Аллен в Онтарио, называя себя доктором Уильямом Левингстоном, и теперь ему нужно было сделать последние распоряжения перед тем, как окончательно оставить первую жену и детей. Найдя вместительный кирпичный дом в аренду по адресу Седар-стрит, 35, оборудованный такой по тем временам роскошью, как туалет внутри дома и ванной комнатой, он перевез Элизу и детей из Пармы. Джон и Уильям съехали от миссис Вудин и вернулись к семье. Тогда Билл решил, что Джон должен вкладываться в ведение хозяйства семьи и платить ему ту же аренду, какую он отдавал миссис Вудин.

В 1857 году Билл решил построить для своего семейства солидный кирпичный дом на Чешир-стрит в центре Кливленда, прощальный подарок, который позволил бы ему сделать ноги с чистой совестью. «В 1857 году отец сказал мне строить дом, – вспоминал Джон Д., придавая истории позитивный блеск. – Он учил меня быть самостоятельным. Он дал мне денег, сказал, какой нужен дом и передал все дела мне. Я начертил план, достал материалы, нашел строителя и построил дом»⁸³. Рассматривал ли Билл это как своего рода последнюю проверку, экспресс-курс по предпринимательству для Джона, прежде чем он оставит семью на волю случая? Он предупредил сына: «Меня не будет, и я должен полагаться на твое суждение»⁸⁴. Или, возможно, Билл просто хотел, чтобы его избавили от неудобства делать это самому.

Рокфеллер не без оснований гордился своим успехом в надзоре за строительством, прекрасное достижение для мальчика восемнадцати лет, к тому же уже работавшего с жестким графиком в «Хьюитт энд Таттл». Он потребовал сметы у восьми подрядчиков, как будто он всю жизнь имел дело со строительством, и выбрал предложившего самую низкую цену. Он проверил чертежи, договорился о контрактах и оплачивал счета с безоговорочной уверенностью в своем суждении. И он так внимательно смотрел за подрядчиками, с таким рвением перебивал их цены, что они даже потеряли деньги на этом проекте. Если Билл и испытывал способности своего сына, то Дэон прошел проверку с полным триумфом.

По одному из рассказов возникли разногласия, следует ли Джону платить аренду в новом доме. Он, вероятно, полагал, что раз построил сооружение, то заслужил право занимать его без арендной платы, но Дьявол Билл сам устанавливал правила и отклонил протесты Элизы. «Ты купил свое время, не так ли? – сказал он Джону. – То что ты теперь получаешь, твое, так? Так что ты мне должен за жилье»⁸⁵. Опять же неприкрытая наглость Билла поражает не меньше, чем стойкость его сына перед лицом постоянных провокаций.

Теперь, когда Рокфеллеры воссоединились в Кливленде, Джон стал новым главой семьи, так как Билл вновь ушел со сцены и где-то в конце 1850-х годах создал дом в Филадельфии с Маргарет Аллен. Еще несколько лет Билл причудливым образом был втянут в дела Джона и еще пять десятков лет продолжал материализовываться, как бесцеремонный улыбающийся джинн, через случайные промежутки времени. Но с этого момента и далее разрыв между двумя жизнями Билла и двумя женами начал превращаться в непреодолимую пропасть. По тонкой (а для Билла, несомненно, нестерпимой) иронии, этот лукавый, корыстный, помешанный на деньгах шарлатан повернулся спиной к своей семье как раз тогда, когда его старший сын начал собирать крупнейшее состояние в истории. Джон Д. Рокфеллер жил во вселенной стоических людей, где признаком силы и умственного здоровья считалось отогнать заботы и идти вперед, а не болезненно обдумывать неудачи родителей. Но если Джон и питал мстительные чувства к Биллу, он, должно быть, втайне испытывал удовлетворение, что отец ушел на самой заре его триумфа и лишился права претендовать на его богатство.

Элиза, вероятно, так и не узнала, что после того как она вырастила Биллу пятерых детей, он променял ее на гораздо более молодую женщину. Но теперь она была лучше готова к его потере, чем несколькими годами ранее. Джон Дэвисон умер 1 июня 1858 года, оставив ей ренту, которой хватит до 1865 года, затем она унаследует основной капитал. Двое сыновей зарабатывали – Уильям пошел под начало Джона бухгалтером в «Хьюитт энд Таттл» – и время от времени денег давал Билл, теперь Элиза могла выкарабкаться сама. Она особенно полагалась на старшего сына, вундеркинда, который казался способным на все, что угодно, и который был столь же стабильным и надежным, как ее муж никчемен и непредсказуем. Элизе теперь было за сорок, и фотографии показывают строгую, грустную, худощавую женщину. Для набожной женщины XIX века развод не мог рассматриваться как вариант, и ее головокружительный роман с красивым молодым бродячим торговцем преждевременно оставил ее вдовой. Билл был ее единственным шансом, ее безумно потраченной попыткой избежать сельской тоски, и неудачный брак на всю жизнь научил ее и ее старшего сына опасаться беспечных людей и поспешных действий.

В трилогии романов о Фрэнке Каупервуде, художественной обработке жизни чикагского транспортного магната Чарльза Йеркса, Теодор Драйзер описал, как невероятно прозорливо юный Каупервуд видел своих хозяев на первом месте работы в фирме, занимающейся продажами зерна. «Он видел их слабости и их недостатки, как взрослый мужчина видит недостатки мальчика»⁸⁶. Это замечание как нельзя лучше передает невозмутимо критический взгляд, которым Рокфеллер мерил вышестоящих в «Хьюитт энд Таттл». Он с уважением относился к хозяевам, но никогда не испытывал трепета перед ними и всегда осознавал их недостатки. Внешне он показывал глубокое уважение к Айзеку Хьюитту, мужчине старше его на двадцать пять лет, но в беседах с друзьями был гораздо более язвителен и называл его «озлобленным» человеком, вечно ввязывающимся в тяжбы.

Несмотря на молодость, Рокфеллер вскоре начал чувствовать, что ему платят недостаточно. Когда в январе 1857 году Таттл отошел от дел, Рокфеллера повысили до главного бухгалтера, и в возрасте семнадцати лет он уже выполнял все задачи, ранее закрепленные за ушедшим компаньоном. Там, где Таттл как компаньон зарабатывал две тысячи долларов в год, Рокфеллер получал только пятьсот, и это досадное неравенство сократилось лишь чуть-чуть, когда к 1858 году Хьюитт повысил ему выплаты до шестисот долларов в год. С той же сверхъестественной уверенностью, проявившейся в его кампании по выплате церковной закладной и в надзоре за строительством дома на Чешир-стрит, юноша начал от своего имени заключать небольшие, но прибыльные сделки с мукой, окороками и свининой. Вскоре юного бизнесмена заметили в кливлендских доках, где к нему всегда обращались «господин Рокфеллер».

На его уход из фирмы Хьюитта повлияло сочетание нескольких факторов. Хотя низкая зарплата не устраивала его, он подождал, пока экономика восстановится после спада 1857 года, прежде чем сделать ход. Заведуя бухгалтерией, он видел, что фирма почти обанкротилась и ее ждет мрачное будущее, – подозрение подтверждалось тем фактом, что Хьюитт прозорливо держал свои обширные недвижимые активы отдельно от доли в комиссионном доме. Большой Билл, всегда любивший играть во внештатного банкира, дал в долг Хьюитту тысячу долларов, и, когда Джон проинформировал его о ненадежном состоянии предприятия, ввалился в контору и потребовал (и получил) от Хьюитта выплату немедленно.

Не тем человеком был Джон Д. Рокфеллер, чтобы впустую тратить время на неприбыльные опасения. В его карьере было очень немного упущенных возможностей, и, если приходило время действовать, он никогда не колебался. Он попросил у Хьюитта зарплату в восемьсот долларов, его босс, стесненный в средствах, провел в смятении несколько недель, прежде чем решил, что не может дать больше семисот. Позже Рокфеллер утверждал, что остался бы, если бы Хьюитт выполнил его требование, но добавлял: «Даже тогда я собирался, готовился к чему-то большему»⁸⁷. Пока они с Хьюиттом пререкались, в начале 1858 года вопрос решился сам собой благодаря новой привлекательной возможности. Рокфеллер подружился с молодым англичанином, двадцативосьмилетним Морисом Б. Кларком, который работал дальше по улице в сельскохозяйственной торговой фирме «Отис, Браунелл». Они были одноклассниками в Коммерческом колледже Э.-Г. Фолсома и соседями по Чешир-стрит. Согласно Кларку, Рокфеллер уже имел «репутацию молодого бухгалтера, более обычного способного и надежного», и Кларк предложил ему создать новую компанию по покупке и продаже сельскохозяйственной продукции, чтобы каждый компаньон внес две тысячи долларов – в 1996 году эта сумма соответствовала тридцати шести тысячам долларов⁸⁸. Рокфеллеру, что довольно удивительно, удалось скопить восемьсот долларов, сумму, равную годовому заработку, менее чем за три года на службе, но это все еще было значительно меньше цифры Кларка.