Я не умер бы от холода, голода и жажды. Все, что меня окружало, годилось в пищу. Я даже, наверное, не схватил бы расстройства желудка. Я мог бы сидеть здесь вечность - в состоянии непрерывного обмена веществ с гостеприимно булькающим болотом. Хоть голый.

Физически мне даже не пришлось бы особо напрягаться, чтобы приспособиться...

Когда я по-настоящему понял это, я вскочил как ошпаренный! И поплелся наобум! Повинуясь только смутному чутью. Вообразил на минуту, что... - не смейся только! - что Патрия зовет меня, как она звала Элси. Вообразил - и поплелся на тихий звенящий голос.

Я потерял счет времени. Туман то разреживался, то сгущался. Но Патрия на горизонте не появлялась. Вдруг однажды я увидел прямо перед собой заросли кустарника - там была твердая земля! Может быть, даже настоящая вода! До сих пор я не отведывал стигийской жижи, но вода, которую я перед уходом налил во фляжки, во-первых, подходила к концу, а во-вторых, уж почти от болотной и не отличалась.

Это оказался громадный - по здешним меркам - остров. Я догадался о его размерах, когда понял, что могу шагать по нему очень долго, а он все не кончается. Я... впрочем, что тут скажешь! Телячий восторг. Я сначала просто чуть не тронулся от радости. Потом, слегка успокоившись, увидел, что дело приняло престранный оборот. Тащить волокушу по твердой земле было невозможно - значит, если бы я вздумал двигаться дальше по суху, мне пришлось бы бросить вещи.

Включая блок связи, который при таких условиях оказывался почти неподъемен. Вот так. Либо с вещами - по болоту. Либо по суше - но налегке. А я ведь и так уже бросил на стоянке... скажем так, большую часть всего своего состояния, все, ради чего корячился тут, на Эе не один год! И последнее - потерять? А с чем я вообще вернусь на Землю?

Как буду жить? Чтобы отправиться на Эю, я продал дом, влез в долги.

Я рассчитывал разбогатеть. И разбогател бы, черт возьми, если бы не проклятый аксолотль!

Я понятия не имел, где нахожусь. Твердая земля, на которой я стоял, это что? Остров? Или уже - окраина материка, южная часть которого, собственно, и венчалась вершинами Патрии? Если первое, то рано или поздно мне снова придется погрузиться в болото.

В конце концов я решил рискнуть. Отправлюсь на разведку. Налегке.

Возьму с собой только самое необходимое - деньги, документы, фляжку с водой. Если суша простирается не слишком далеко - вернусь за волокушей. Дальше я не стал размышлять, забросал волокушу ветками, воткнул рядом шест, связанный из нескольких длинных прутьев. И, не оглядываясь, пошел, повинуясь тому же непостижимому инстинкту, который вел меня в болоте.

17.

Это была земля. Настоящая земля. Я шел, останавливаясь для привала у крошечных родников. Туман постепенно рассеивался - он появлялся только к вечеру и держался до первых лучей солнца. Днем горный массив, к которому я шел, был отчетливо виден. Ощущение цели вернулось ко мне, и я понял, что не пропаду. В любом случае!

Когда я перестал опасаться за собственный рассудок, мысли об Элси, обо всем, что со мной приключилось, одолели меня с новой силой. Я был уверен, что она вместе с Бигой и Рэйси вернулась в деревню. И триба, конечно, расправилась с ней. Когда аксолотль в том состоянии, в котором находилась Элси, остается без пары - остальные аксолотли набрасываются на него и истязают... триба чует возможного "маргинала" и избавляется от него, стремясь получит при этом максимальное удовольствие.

Я ошибался. Вовсе не энергия любви сбивает их в кучу. Они влекутся другу к другу флюидами боли - особенно душевной боли. Испытывать боль и причинять боль - вот их любовь. Вот их религия. Этот запах, запах боли, действует на трибу аксолотлей, словно чья-нибудь свежая ссадина - на стаю акул. Любить для аксолотля - значит отдаваться на терзание; отвечать на любовь - значить когтить, терзать и мучить.

Как я понял, в цепочку взаимных истязаний могут быть втянуты до десятка аксолотлей - это усиливает эффект для каждой пары. И если кто-нибудь из цепочки выпадает и остается один - все! Он не жилец.

Триба не упустит возможности устроить себе пиршество духа! О, без сомнения! Духовные муки - пища высшего порядка. Редкостное блюдо!

Лишь иногда между аксолотлями появляется особь, способная на это.

Элси смогла вырваться, потому что пришла ко мне. Увы, она была чудесно продвинутым! - но все же аксолотлем. Она слишком привязалась ко мне, чтобы меня хотя бы чуточку не помучить! А я...

...Я присел на корточки рядом с родничком, который пробивался на свет из-под корней кустарника, и только наклонился было, чтобы зачерпнуть воды... оно приподнялось на локтях и издало нечленораздельный звук...

Я не знал, что это за существо. Оно напоминало человека среднего роста - формой тела и размерами. Но торс его был изогнут под прямым углом словно переломлен пополам, черная, будто обугленная, кожа обтягивала лицо, на котором щерился впавший рот - почти без губ, одна сплошная короста. Голова чудиша была покрыта пульсирующими желваками... в общем, такого урода и Спилберг не выдумал бы!

Я остолбенел от ужаса. Несчастный ничем не мог мне угрожать - он издыхал самым очевидным образом, прямо на моих глазах. И я вынужден был взирать на это... Я смотрел на него. Он смотрел на меня. Словно под гипнозом, я приблизился - и... Господь милосердный, что это были за глаза! В них была огромная усталость и совершенный покой. Даже не покой обреченности, а покой - совершенного знания. Это существо знало обо мне все. И оно все сказало мне обо мне, глядя мне в глаза бездонными очами. Оно не хотело говорить со мной - да и не могло: его горло сожжено было непрерывным криком, уже давно - беззвучным. Тем не менее коросты рта его дрогнули, и я услышал не то хрип, не то шелест, не то шепот...

- Дэ - э - э - ви- и - д ...

18.

Никто из людей не видел этого. Я видел. На моих глазах родился дайринг.

Он не подпускал меня к себе, не позволял хоть немного облегчить Его страдания. А я и уйти не мог - не мог оставить ее одну, хотя она в моей помощи более не нуждалась, о ней не просила и ее не допускала... да и она ли это была? Что в Нем оставалось от маленькой беззащитной Элси? Разве что память обо мне... она меня помнила. А Он - Тот, что так страшно издыхал и рождался на моих глазах?

Неизвестно.

На следующий день у Него прорезались крылья. Я задремал ненадолго, прикорнув на своем самодельном рюкзачке. А когда проснулся - Он стоял у ручья; два длинных розовато-серых крыла с тончайшими фиолетовыми прожилками, немного напоминающие крылья летучей мыши, свободно колебались за Его плечами. Ему, видимо, нравилось ощущать и всячески пробовать их. Его тело выпрямилось. Худощавое, костисто-мощное тело прирожденного летуна - с длинными, очень тонкими ногами, которые легко можно было поджать под себя в полете.

Он стоял, опершись на плоский, тоже довольно длинный хвост, и смотрел перед собой все тем же спокойно-сосредоточенным взглядом.

Я тихонько позвал - Элси!

Он никак не отреагировал на звук. Похоже, Он не видел меня и не слышал. В упор не видел!

Через два дня Он сбросил старую кожу. Его лицо было прекрасно гладкое, смуглое, четкое. Тонкий нос с изящно вырезанными ноздрями, немного плоские, но выразительно очерченные губы. Высокий лоб.

За три следующих дня у него отросли пышные темно-каштановые кудри и продолжали расти, видимо, но я этого уже не видел, потому что на седьмой день рождества - дайринг улетел... взмахнул крылами, сделал круг над моей головой - может, со мной попрощался, но скорей всего - с Голгофой и Вифлеемом, что слились для Него в одно на клочке сухой земли в краю бесконечных болот. Он сделал круг над этим местом. И улетел.

19.

Полгода я дожидался транспорта на Землю. На Кессиди-бич. В третьесортной гостинице. Телевизор, раз и навсегда настроенный на местный транслятор. Да десяток кассет со старыми фильмами.

Делать мне было нечего. Я валялся на койке, курил, читал и думал. За две недели я поднял всю информацию о населении Эи, какую только можно было найти в Даунпорте.